По ту сторону китайской границы. Белый Харбин

Приходится к тому же отметить, что судебный драгоман далеко не всегда ограничивается пассивной ролью в деле. Иногда он проявляет совершенно несоответствующую его положению в процессе активность и создает большие затруднения для сторон. Нередко можно слышать довольно горячие диалоги между стороной и драгоманом, вроде следующего:

— Моя так не может говори судье!

— Почему не может?

— Не может, потому что так несправедливо.

— Вы все-таки передайте господину судье то, что я сказал, а он уж разберет — что справедливо и что несправедливо.

— Нет, моя так не может говори!

— Да ведь не вы же судья! Вы должны ему переводить все, что говорит сторона.

— Нет, моя так не может говори, потому что так несправедливо.

Заставить драгомана передать ваши слова судье, если он этого не хочет, у вас нет никакой возможности, тем более, что сам судья никогда не вмешивается в такие диалоги и не интересуется их содержанием.

Эта чрезвычайно своеобразная, еще не успевшая устояться и освободиться от естественных в начале каждого дала недочетов, обстановка суда еще более уродуется и искажается обслуживающей его адвокатурой.

Русская адвокатура в Харбине существовала до революции с тех пор, как там появились русские суды, т. е. фактически почти с самого возникновения Харбина, порожденного к жизни постройкой КВЖД. Она была образована в нормальном порядке дореволюционных законов о сословии присяжных поверенных и в существе своем ничем не отличалась от адвокатуры любого провинциального города старой России.

За годы революции и гражданской войны в Харбин сбежалось не мало старых матерых юристов, работавших ранее в самых разнообразных местах, условиях и положениях. Среди них оказались и беженцы-адвокаты, и земские начальники, и чины старого прокурорского надзора, и члены дореволюционных окружных судов, и бывшие мировые судьи, и даже просто всякого сорта подпольные ходатаи. Все они привезли с собою в Харбин ненависть к большевикам или страх перед ними и волчий аппетит, и естественно, что всем им нужно было так или иначе пристроиться, чтобы поддержать свое бренное существование. Они-то и облепили собою прежнее ядро старой харбинской адвокатуры.

Ликвидируя в ОРВП прежние российские суды и учреждая на их месте свой китайский суд, правительство китайской республики понимало конечно, что обслуживание этих судов исключительно китайской адвокатурой, когда большинство тяжущихся в них — русские, будет недостаточным и не достигающим цели. Поэтому декретом президента китайской республики (в то время он еще существовал) было установлено, что в число присяжных поверенных в ОРВП могут приниматься с разрешения министерства юстиции также и проживающие в ОРВП русские юристы, удовлетворяющие требованиям, которые были установлены дореволюционным русским законодательством для зачисления в русскую адвокатуру. Такие адвокаты должны были пользоваться всеми правами китайских адвокатов за исключением только одного: они не имеют права выступать на суде от имени китайских подданных, китайских учреждений и китайских юридических лиц.

Впрочем и в этом направлении была найдена очень простая лазейка. Действующие китайские законы допускают выступления в качестве поверенных на суде любого гражданина вне зависимости от того, имеет ли он звание присяжного поверенного или нет. Разница между теми и другими заключается только в том, что зарегистрированные присяжные поверенные выступают перед судом в особых тогах и шапочках особого образца и занимают в зале заседаний специально адвокатские места, поверенные же, не входящие в состав зарегистрированной адвокатуры, выступают в своем обыкновенном костюме и сидят в стороне на запасных скамьях, а свои объяснения обязаны давать, стоя у решетки перед столом суда, у которой обыкновенно допрашиваются свидетели и эксперты. В связи с этим на обывательском языке харбинцев практикующие в судах адвокаты разделяются попросту на тогированных и не тогированных. Русский тогированный адвокат по закону не может представлять на суде интересы китайского подданного, если он сам в китайском подданстве не состоит. Но нетогированному адвокату, в каком бы он подданстве ни состоял, это не запрещено. Поэтому декрет президента обходится в этом вопросе очень просто: тогированный адвокат, принимая к своему производству дело китайского подданного, снимает тогу и выступает в суде в качестве нетогированного адвоката. Не нужно думать, что это делается за спиной суда и последний не знает ничего о такой метаморфозе. В 1926 г. в окружном суде ОРВП слушалось дело, по которому одним из ответчиков было Харбинское общественное управление, действовавшее в то время еще по старому положению о нем, утвержденному правлением КВЖД в ноябре 1907 г., и представленное в суде своим юрисконсультом — русским внеподданным тогированным адвокатом. В этом же году китайская администрация Харбина устроила некий муниципальный переворот, распустила прежнее Общественное управление и учредила на его месте китаизированный Временный комитет, который естественно должен был уже рассматриваться как китайское учреждение. Поэтому, когда в следующее судебное заседание по делу явился тот же поверенный, уже представивший доверенность от нового комитета, судья заявил ему, что не может его допустить, так как русский присяжный поверенный не может представлять в суде интересы китайского учреждения. Поверенный Временного комитета выслушал это заявление и затем тут же, на глазах у суда, снял с себя тогу и шапочку, сложил их в портфель, пересел о адвокатского места на заднюю скамью и продолжал свое участие в деле в качестве нетогированного адвоката, что не вызвало никаких сомнений у рассматривавшего дело судьи.

Тогированные адвокаты избирают из своей среды особый комитет присяжных поверенных, который конструируется на паритетных началах из пяти китайцев и пяти русских, причем председателем этого комитета избирается китаец, а товарищем председателя — русский. Этот комитет облечен дисциплинарной властью в отношении тогированных присяжных поверенных и ведает сбором с них специальных адвокатских взносов, но дисциплинарная деятельность его поставлена очень слабо и его надзор над деятельностью адвокатов почти не дает себя чувствовать.

В последнее время в ОРВП числилось около 100 тогированных адвокатов, причем приблизительно половина этого числа падала на русских. Но конечно те 40—50 человек русских присяжных поверенных, которые уже облеклись в адвокатские тоги китайского суда, далеко не исчерпывают кадров кормящейся около этого суда белой адвокатуры. По меньшей мере столько же, если не больше еще, русских юристов или даже и совсем не юристов систематически ведут адвокатскую работу в Харбине, не будучи зарегистрированными министерством юстиции адвокатами. Регистрация стоит довольно дорого (она обходится около 400 харбинских даянов), а потому не всякому по карману; ряд юристов (хотя бы все бывшие помощники присяжных поверенных, не закончившие своего стажа) не удовлетворяет формальным требованиям дореволюционного русского закона об условиях принятия в адвокатуру; наконец состояние в числе тогированных адвокатов накладывает все-таки некоторые, хотя бы и минимальные, обязательства — необходимость уплачивать адвокатские взносы и отвечать перед дисциплинарным судом комитета, а это далеко не всем улыбается, а поэтому многие предпочитают срывать цветы адвокатских заработков, не накладывая на себя решительно никаких обязательств.

В связи с этим все самое отвратительное, на что можно было натолкнуться в адвокатской среде в прежнее время, за что тогда грозило длительное запрещение практики или исключение из адвокатуры, бледнеет перед той окончательной и совершенно беспримерной разнузданностью нравов, которою отличается современная харбинская адвокатура.

Оно и понятно. Впитавшая в себя самые разнообразные, общественно совершенно разложившиеся и бездомные элементы, не знающая никаких формальных сдержек в своей работе, никем и никогда почти не контролируемая и не призываемая к порядку, охваченная только стимулом борьбы за существование или погони за легкое наживой, эта адвокатура и не может быть иной.