По ту сторону китайской границы. Белый Харбин

В 1925 г. на одной из станций южной линии КВЖД имел место следующий случай.

В комнату дежурного по станции вошел китайский солдат, который пытался говорить по телефону. Наблюдая за ним, дежурный по станции заметил, что солдат совершенно не умеет обращаться с телефоном и легко может его поломать, а потому после нескольких минут безрезультатной возни солдата с телефонной трубкой сказал ему:

— Ваша не умей говори по телефону. Зови кто умей, а то телефона фангули (сломаешь).

Солдат матерно выругался по-русски (все китайцы в полосе отчуждения КВЖД, даже не умеющие двух слов связать по-русски, в совершенстве заучили самую отборную русскую брань и употребляют ее даже в разговоре друг с другом по-китайски) и вышел. Но минут через пять он вернулся снова в сопровождении еще четырех солдат, которые, не говоря ни слова, набросились на дежурного по станции, свалили его на пол, выволокли из комнаты и зверски избили, сломав кстати и злополучный телефонный аппарат.

Когда этот инцидент был доведен до сведения генерального консула СССР в Харбине (поскольку избитый был советским гражданином), то на соответствующее его представление харбинский дипломатический комиссар ответил, что, как установлено произведенным расследованием, при входе пяти солдат в комнату дежурного по станции, последний бросился на них с перочинным ножом и пытался их убить, вследствие чего они и вынуждены были обороняться. Этой нелепой версией было покрыто все, и солдаты остались безнаказанными.

Не следует ни минуты воображать, что этот инцидент является единственным в своем роде или хотя бы одним из немногих. Он просто один из наиболее характерных. Без подобных инцидентов не обходился почти ни один день, и линейные служащие дороги ежечасно рисковали быть избитыми или изуродованными китайскими солдатами. Почти каждая попытка снять с поезда солдата, едущего зайцем (а солдаты почти никогда не берут билетов), кончается избиением железнодорожников, и случаи этих избиений регистрируются не единицами и не десятками, а сотнями в год. В этой области китайские солдаты, сильно не долюбливающие войны, великие мастера своего дела и действуют всегда упрямо, напористо и не задумываясь, будучи заранее убеждены в своей полной безнаказанности.

Мирное китайское население, да и все местное население ОРВП Китая вообще достаточно хорошо знает, что защиты от такой армии оно не дождется, и предпочитает обеспечивать свое благополучие собственными средствами без вмешательства воинских частей. Это и является причиной тех договорных перемирий, которые в довольно значительном количестве заключаются населением с хунхузскими шайками, устройства крестьянских фанз в виде миниатюрных крепостей и тому подобных явлений. Загнанное ранее в очень тяжелые условия, хунхузничество расцветает на этой почве пышным цветом, потому что такие регулярные войска не способны на серьезную борьбу с ним и, наоборот, часто даже сами пополняют его ряды.

Таково китайское „регулярное“ войско. Зависимость от военного опыта, а следовательно и усмотрения капиталистических хищников, заинтересованных в возможно большем разложении Китая, лежит на нем тяжким проклятием. Немногим отличается от современного китайского „регулярного“ войска и китайская полиция.

Основные китайские кадры этой полиции конечно те же, что и в войсках, но они как бы переведены на более привилегированное положение, чище одеты, лучше оплачиваются и несколько более вымуштрованы и подогнаны под образец полиции капиталистических стран. В остальном разницы нет, и горе конечно тому, кто по незнанию или по наивности вздумает прибегнуть в тяжелую минуту к защите этой полиции.

Для характеристики этого, казалось бы, парадокса достаточно будет упомянуть о двух случаях, имевших место в 1925 г. на диаметрально противоположных и находящихся друг от друга на расстоянии 1¹/₂ тысяч километров концах КВЖД.

На станции Маньчжурия в садике около одного из железнодорожных домов играл шестилетний ребенок. Через этот сад заблагорассудилось почему-то пройти китайскому полицейскому, который, увидя мальчика, ни с того, ни с сего начал его избивать висевшей у него на боку шашкой. На крик ребенка прибежал его отец, который вырвал мальчика из рук озверевшего китайского полисмэна и тотчас же позвонил по телефону в полицейское управление, прося убрать из сада столь усердного блюстителя порядка. Из полицейского управления явился вскоре наряд полиции, который тут же на месте и начал свой соломонов суд. Пока расспрашивали отца ребенка, избивавший его полицейский юркнул за угол и оборвал там две пуговицы на своем мундире (эти пуговицы там же и были вскоре найдены), а затем заявил, что, когда он проходил через сад, мальчик бросился на него, начал его бить и оборвал у него пуговицы. В результате полицейский остался безнаказанным, а отец и его шестилетний мальчишка немедленно были арестованы и посажены в полицейский клоповник, в котором они провели около трех недель.

Почти одновременно с этим инцидентом на станции Пограничная китайскими полицейскими был зверски избит и брошен в каталажку русский рабочий. Железнодорожному врачу путем ряда мытарств удалось добиться того, что через три дня в очень тяжелом состоянии избитый был перевезен к себе на квартиру; но уже через два дня он получил предложение явиться в полицейское управление на допрос. Никакие протесты и указания врача на то, что больной совершенно не может двигаться, не помогли, и больного потащили на допрос и продержали в полицейском управлении целый день. После этого, вернувшись домой, он впал снова в бессознательное состояние, и положение его стало угрожающим. Несмотря на это, на следующий день полиция объявила, что он должен быть отправлен для следующего допроса на станцию Ханьдаохедзы, находящуюся приблизительно на полдороге от станции Пограничная до Харбина. Лечивший больного врач категорически заявил, что такого переезда больной не выдержит, и просил отложить его отправку до выздоровления. В ответ на это в квартиру больного явился полицейский (между прочим русский белогвардеец), поднял его с постели, погнал на вокзал и увез в Ханьдаохедзы. Избивавшие рабочего полицейские ни на одну минуту не были арестованы и не понесли никакого наказания.

И опять — это не единственные в своем роде и не единичные случаи. Это только два случая из многих сотен других, почти ничем от них не отличающихся по возмутительности своей обстановки.

Один довольно крупный харбинский коммерсант подал однажды жалобу на своего знакомого, обвиняя его в оскорблении, а затем почему-то не явился к разбору дела. Судья обязал его личной явкой и повестку об этом послал ему через полицию. В назначенный для заседания день утром на квартиру жалобщика явился китайский полицейский, который, не говоря худого слова, вынул из кармана веревку, привязал его по китайскому обычаю к руке жалобщика повыше локтя и, несмотря на все протесты последнего и заверения его, что он сам пойдет в суд, повел его на веревке через весь город в камеру судьи, разбиравшего дело.

Понятно, что и все эти явления, свидетельствующие о полной никчемности, систематическом развале и крайней примитивности современного китайского административного аппарата, в конечном итоге упираются в ту же первопричину — своеобразную политику империализма, несколько видоизменившего старую римскую формулу „разделяй и властвуй“ и преобразовавшего ее в китайских условиях в новую формулу „разлагай и властвуй“.

Поддерживая беспрерывною смуту в Китае, сажая и свергая по своему усмотрению в его отдельных провинциях своих царьков и сатрапов, своих халифов на час или на на год, агенты империализма достаточно зорко следят за тем, чтобы и административный аппарат Китая не окреп в той мере, в какой он мог бы уже представлять собою угрозу их интересам и дальнейшим успехам закрепления их влияния на китайской территории. И потому они делают все возможное для того, чтобы администрация Китая была такой же беспомощной и примитивной, как и его регулярная армия.

Единственное радикальное средство, которое помогает иногда в сношениях с китайской администрацией и полицией, — это всемогущая взятка, но и это средство только лишний раз подчеркивает общую зараженность атмосферы миазмами разложения. При помощи взятки в Китае можно сделать почти все, и нет, кажется, ни одного китайского чиновника, от самого маленького до самого большого, который умел бы обходиться без взяток. Полиция конечно не составляет в этом отношении никакого исключения. Она ведь является только одной из составных частей всего административного аппарата.