Охота. Я и военные преступники

Его поддержал советник: «Мы не можем предоставить вам архивы и позволить обвинить кого-либо… Мы не можем позволить вам представить наши законные действия в преступном виде». Санадер выразил неудовлетворение тем, что трибунал обвинил в преступлениях, совершенных во время сербской военной кампании 1991 года, всего четверых сербов: «Давайте сразу проясним, почему мы сейчас говорим об операциях «Шторм» и «Молния» и молчим о событиях 1991 года… Тогда в Хорватии было убито 14 тысяч человек…» Санадер признал, что на территориях, затронутых операцией «Шторм», были совершены преступления, и что многие из тех, кто находился в зоне военных действий, носили военную форму. Но при этом он утверждал, что командиры хорватской армии и в особенности один из любимцев Туджмана, генерал Анте Готовина, не несут ответственности за поступки этих людей. Кроме того, он настаивал на том, что Хорватия не позволит трибуналу расследовать последствия данных военных операций, и снова завел разговор о ее врагах. Заявляя о том, что люди каждую неделю находят массовые захоронения погибших во время нападения Сербии на Хорватию в 1991 году, Санадер явно преувеличивал. Учитывая все то, что нам известно о попытках Хорватии препятствовать расследованиям трибунала, можно сказать, что Санадер откровенно лгал относительно готовности его страны к сотрудничеству и проводил неправомерные сравнения с Сербией, которая тоже не спешила способствовать работе трибунала. Но, говоря о том, что неспособность задержать Караджича и Младича подрывает веру в честность международного сообщества, он был совершенно прав. «Если вы публично заявите, что расследуете агрессию 1991 года, это будет способствовать успеху вашего дела», — сказал Санадер. Я заверила его в том, что так и будет.

В 1998 году моя предшественница Луиза Арбур посетила Черногорию, которая вместе с Сербией участвовала в агрессии против Хорватии в 1991 году и поддержала попытки Белграда разделить Боснию и Герцеговину. В мае 1992 года ООН ввела экономические санкции против Сербии и Черногории — единственных республик, оставшихся в составе рухнувшей Югославии. Когда война в Боснии начала разгораться и санкции стали ощутимыми, черногорцы задумались. Кое-кто из политических лидеров поспешил дистанцироваться от Милошевича и его сторонников в Черногории. К 1999 году оппозиция Милошевичу в Черногории одержала верх, и две республики стали практически разными странами, имеющими одну армию и общую валюту. Когда черногорское правительство отвергло решения, принятые в Белграде, атмосфера стала накаляться. Люди беспокоились о том, что в республике могут возникнуть столкновения между сербами и просербски настроенными черногорцами, живущими в Черногории, и сторонниками независимости республики. После натовских бомбардировок Милошевич и югославская армия по вполне понятным причинам категорически отказывались сотрудничать с Международным трибуналом. Опасность была слишком велика, и следователи трибунала не могли посетить даже Черногорию, не говоря уже о Сербии. Мы решили пригласить правительственную делегацию Черногории в Гаагу. 4 февраля 2000 года штаб-квартиру трибунала посетил премьер-министр страны, Филип Вуянович.

Я заявила Вуяновичу что мы нуждаемся в сотрудничестве его страны. Сказала о том, что мы придаем огромное значение расследованию военных преступлений против сербов в Боснии, Хорватии и Косово, но Белград блокирует доступ к свидетелям и вещественным доказательствам, находящимся на территории Сербии. Еще одной важной целью для нас было задержание скрывающихся обвиняемых, и в первую очередь Караджича и Младича. Грэм Блуитт добавил еще одно имя — Веселин Шливанчанин. Этот уроженец Черногории разыскивался трибуналом по обвинению в казни 260-ти пленных, которых после взятия Вуковара в ноябре 1991 года забрали прямо из госпиталя.

Вуянович улыбнулся и сказал, что отношения Черногории с Белградом ухудшились до такой степени, что сотрудничество с Международным трибуналом уже не может им повредить. Но он попросил, чтобы помощь его страны из соображений безопасности оставалась в тайне. Вуянович сказал, что его страна готова принять участие в операциях, обмене информацией и организации общения с жертвами и свидетелями. Черногория также изъявила готовность арестовать скрывающихся обвиняемых, если они окажутся на территории страны и не будут при этом занимать высшие посты в структуре Федеративной Республики Югославия. По мнению Вуяновича, никто не вправе ожидать от Черногории ареста высокопоставленных чиновников — таких, как глава контрразведки генерал Драголюб Ойданич или министр внутренних дел Влайко Стойликович: их арест даст Милошевичу повод для военного вторжения и свержения черногорского правительства. Вуянович сообщил, что черногорские власти боятся того, что Милошевич, большой мастер по созданию и использованию в своих интересах политических кризисов, может инициировать забастовки или акты гражданского неповиновения с тем, чтобы сохранить политическую власть в Белграде и устранить потенциальных соперников. А вот Караджич и Младич — дело другое… Черногорские власти были готовы арестовать их, но Караджич уже несколько лет не появлялся в Черногории. Младич тоже не приезжал в республику и не имел там родственников.

Я заверила Вуяновича, что мы не собираемся создавать проблем для черногорского правительства и требовать ареста высокопоставленных чиновников из Белграда. Однако нам необходимо сотрудничество Черногории в деле выслеживания и ареста Караджича. Мать генерала жила в Черногории, и Караджич мог сделать попытку повидаться с ней. Вуянович ответил, что черногорские власти готовы обеспечить полицейский надзор за родственниками обвиняемых, включая и видеонаблюдение. Он попросил предоставить Черногории список жертв и потенциальных свидетелей, чтобы правительство могло связаться с ними или установить за ними наблюдение.

Прошло еще несколько месяцев, прежде чем власти Сербии пошли на переговоры, и это было вполне предсказуемо. Националистическая эйфория в Сербии способствовала падению бывшей Югославии. В 80-е годы Милошевич использовал недовольство сербского меньшинства в Косово, чтобы прийти к власти. Он подчинил себе коммунистическую партию Сербии, организовал перевороты в Черногории и сербской провинции Воеводина и сделал неумелую попытку установить контроль над Боснией и Герцеговиной, действуя через разведку и коммунистическую партию. После этой неудачи и принятого в начале 1990 года коммунистами Словении решения о выходе из коммунистической партии Югославии, Милошевич лишился последней надежды подчинить себе всю страну и стать своего рода реформатором, кем-то между Тито и Горбачевым. Теперь перед ним стояла задача сделать Сербию как можно более сильным государством. В результате гражданских войн территория Сербии сократилась до границ одной республики. Даже Косово было потеряно. Но Милошевич все еще цеплялся за власть, и в этом его поддерживала ультранационалистская Сербская радикальная партия Воислава Шешеля. При коммунистах Шешель сидел в тюрьме. Освободившись, при помощи Милошевича он основал собственную партию, организовал внутри нее вооруженные формирования и приказывал своим партизанам ржавыми ложками вырывать глаза хорватов и других врагов Сербии. Пропагандистская машина Милошевича обвиняла в бедах Сербии весь мир. Луиза Арбур выдвинула обвинение против Милошевича еще во время военной кампании НАТО в 1999 году. После этого мы делали безуспешные попытки склонить Белград к сотрудничеству в расследовании.

26 апреля 2000 года я отправила письмо федеральному министру юстиции Югославии Петару Йоичу, верному стороннику радикальной партии. Письмо начиналось с обычных дипломатических выражений, хотя даже сейчас, читая их вслух, я ощущаю неприятный привкус во рту: «Ваше превосходительство, прокурорская служба Международного трибунала имеет честь просить сотрудничества правительства Федеративной Республики Югославия…» Далее содержалась просьба доставить по назначению повестку полковнику югославской армии, которого мы хотели бы допросить относительно нарушений международного гуманитарного права во время захвата «безопасной зоны» Сребреница в июле 1995 года.