Литературная Газета 6355 ( № 3 2012)
Литературная Газета 6355 ( № 3 2012) читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
На моей земле вовсю гуляют туманы,
Небо расстаётся с дождём.
За руки кусают пустые карманы,
И поёт вода обо всём.
Вода для автора - понятие метафизическое. Причина и исход всего в мире. Она вездесуща. Она живая настолько, что её становится жаль.
Больно, когда по тебе корабли?
Страшно, когда вокруг ветер?
Не бойся, ты у меня в крови,
Мы рядом на этом свете.
Здесь уже не вселенский сквозняк, а вселенское течение. Временны[?]е промежутки в стихах Хромовой столь же огромны, как водные пространства, которые пересекает её душа: века, миллионы лет, вечность. Как вода не признаёт твёрдых очертаний, она обтекает их, словно делая незримее, так же и автор часто использует слова, свидетельствующие о неопределённости вещей, событий, дат, ощущений. Что-то, какой-то, почему-то - частые гости в этих стихах.
Если попытаться определить интонацию, то, пожалуй, можно сказать так - нежная жуть. Жуть абсолютно беспредметная и беспричинная, но явственно ощутимая. Удивительнее всего то, что ей хочется довериться, без всяких объяснений, на уровне интуиции.
Высоко-высоко облака летят,
Я открываю твой чёрный зонт.
Дождь идёт сто веков подряд,
Небо уходит за горизонт.
А дорога уходит за край земли,
Что бы ни было там и тут,
Пусть снега земные нас замели
И извилист любой маршрут,
Я иду, ты идёшь, мы идём, все идут.
На каком-то там рубеже
Мы придём, чтоб остаться тут,
На каком-то там этаже.
Главное в стихах Светланы Хромовой - не мысль, не чувство, а состояние. И состояние не как что-то оформившееся, а как возникающее по ходу чтения и долго потом не исчезающее, переходя в иное, но столь же зыбкое.
Если угодно, можно назвать творческий метод Хромовой интуитивным символизмом, хотя вряд ли к стихам автора вообще подходит слово "метод". Волнообразные рефрены, звукопись, ритмическое нащупывание смыслов - вот то, что создаёт интонационное своеобразие "Памяти воды".
Стихотворения эти - водоговорение, водочувствие, водомыслие. Быть может, никто и никогда не понимал водную стихию лучше, чем автор "Памяти воды".
Творческое объединение "Алконост" после самых заметных поэтов - Ольги Нечаевой и Алексея Тиматкова - представило автора с уникальным - тихим, но убедительным голосом, с непохожим ни на чьё другое мироощущением.
Читайте - вдыхайте нежную жуть.
Сойти давно пора: с пути, с ума,
Так с неисправных рельсов поезд
Когда-то сходит. Если повезёт,
Железным боком ляжет на траву,
И всё, что с ним потом произойдёт,
Рассеется в берёзовом дыму.
Анастасия ЕРМАКОВА
Обсудить на форуме
Помощник добровольный, профессиональный и необязательный
Помощник добровольный, профессиональный и необязательный
КНИЖНЫЙ
РЯД
О редактировании и редакторах : Антология. Сборник-хрестоматия / Сост. А.Э. Мильчин. - М.: Новое литературное обозрение, 2011. - 672 с. - 2000 экз.
Кто в ответе за написанное и опубликованное: автор или редактор? Нужен ли автору редактор? Должен ли редактор заниматься корректированием грамматики и уточнением фактов, не правя стиль и уж тем более не пытаясь поколебать святая святых - авторский замысел? Споры об этом велись бурные - ещё бы, ведь обе противоборствующие стороны владеют пером и имеют возможность выступить в печати. Можно даже сказать, что спор между авторами и редакторами в XX веке, будучи относительно свободным, неподзапретным, стал прототипом той дискуссии, что совершается нынче в средствах массовой информации по любому громкому поводу, который позволяет теоретикам остаться теоретиками.
Но антологический сборник-хрестоматия "О редактировании и редакторах", составленный Аркадием Мильчиным, интересен не только тем, что отмечает вехи выступлений книжников о книгах, - это объёмное и незаурядное пособие по истории русской литературы, и в таковом качестве может использоваться не только профессиональными филологами и историками, но и заядлыми книголюбами. Сборник составлен удобно: есть и тематический список литературы, и предметно-тематический указатель, и именной, и алфавитный указатель содержания. Внутри разделов соблюдён хронологический принцип. Здесь собран материал о редактировании художественной и отраслевой литературы, публицистики и переводов. Поэтому составленная Мильчиным книга - это не только антология, но ещё и добротный справочник. Интересно проследить, к примеру, как протекали обсуждения на страницах "Литературной газеты" - от XIX века и борьбы сотрудников пушкинской "ЛГ" за права просторечия до коллективного обращения с просьбой признать редактора деятелем литературы в 1948 году, от дискуссии на страницах издания о причинах "серости и ремесленничества в литературе" до полемики о том, вредоносна или благотворна редакторская правка для авторского текста.
Немецкий учёный и публицист эпохи Просвещения Георг Лихтенберг замечал, что во многих произведениях какого-либо писателя "охотнее прочитал бы то, что он вычеркнул, нежели то, что он оставил". Некоторые статьи сборника дают читателю такую возможность: случалось, что писатели прислушивались к редакторским советам, и порой тексты их от этого выигрывали. По крайней мере так иной раз считали сами писатели - среди них Чехов и Трифонов. Но прошло время - и либо редакторы измельчали, либо авторы возмужали. Либо же авторам кажется, что они возмужали, а редакторы не имеют веса и силы духа для того, чтобы поколебать это мнение. Так или иначе, все положительные замечания о художественном редактировании в антологии Мильчина обрываются на Твардовском.
Надобно сказать, что привлекать этот сборник к изучению истории русской литературы следует преимущественно в том случае, если речь идёт о ХХ веке. Подборка из XIX века значительно бледнее: помогает узнать отдельные интересные факты, но вряд ли - привести знание в систему. Через весь XX век тянется дискуссия об ответственности редактора и писателя, причём тот и другой в своих выступлениях примеряют на себя роль страдательную: каждая сторона считает, что главную ответственность за качество литературы при существующем порядке вещей надо бы возложить на другого. Разница лишь в том, что редакторы полагают, что у них для такого серьёзного дела не хватает полномочий, а писатели возражают, что, наоборот, полномочия редакторами узурпированы и используются неблагородно. Подспудно и постепенно из этой взаимной истории болезни выпадает главный оценщик - читатель. К тому же с конца восьмидесятых годов жаркий спор об ответственности сменяется другим - прохладным и язвительным разбором грехов советского периода. Ответственность перед читателем постепенно размывается как не релевантная в условиях свободы и капитализма.
Писатели и теперь в принципе готовы рассматривать редактора как помощника добровольного (право автора самому выбирать редактора), профессионального и необязательного. Этот набор ценных свойств изложил ещё Ю. Тимофеев в 1963 году, но с течением времени акцент всё больше смещался на последнее. На современном материале рассуждений о том, имеет ли право редактор вмешиваться в стиль и замысел автора, вообще не ведётся, как если бы это был вопрос решённый: нет, не имеет. Это, кстати, не означает, что такого редакторского вмешательства не существует - а значит лишь то, что оно закрыто и не обсуждаемо.