Газета День Литературы 156 (2009 8)

Здесь Всеволод слегка перегнул палку, в его совместных с женой Аней статьях об Островском никакого авангардизма не было, и с его поэзией статьи не смешивались. Но тем не менее отношения у нас сохранились, и уже прочитав его боевую статью, публикуемую ныне в газете, я охотно её поддержал. Да и с позицией его я целиком согласен. Пишет Всеволод уже в адрес нынешних блатмейстеров от искусства: "Признаться, не знаю толком: ушёл В.Г. Бондаренко, ушли ли В.Г. Бондаренко, но факт тот, что задачи призван решать стал М.Эпштейн, нетвёрдый явно и в простом-то счёте. Всё сбивавшийся на свой бок... И оттого уходивший таки в масштабность, но явно криво. Сразу по той дорожке, которая и вела и привела к нынешнему криминалу, коррупции, всей Деготи-приготе, нежити и смерти. Смерти искусства, Смерти автора и т.п. блатной музыке. Да, увы. Блатная практика охотно понимает себя и действует как национальная солидарность, только не возглашая этого в открытую. Во всяком случае, до случая. Что таки не радует. Очевидно, не радует это и В.Г. Бондаренко…"

В том нашем разговоре после прочтения мною некрасовского "Разговора…" заговорили мы и о его стихах, о которых я к тому времени собирался писать. Всеволод не верил, что я возьмусь за анализ его концептуальной поэзии и ухмылялся: "И, наконец, особенно, не скрою, впечатлил меня В.Г. в телефонной беседе похвалами моим стихам. Оказывается, они В.Г. даже нравятся. Вот те на. Кто бы мог подумать. И как приятно. И кто бы мог догадаться, что требовалось мне лишь написать статью на ту тему, на которую статья написана, чтоб получить одобрение и стихам... Сугубо закрытое, правда, одобрение, по телефонному проводу, строго у нас охраняемому, как известно, тайной частной жизни. Зато, ведь от много лет действующего литературного критика одобрение. С ума сойти…" С ума никто из нас не сошёл, и после самой открытой публикации моей статьи о поэзии Всеволода Некрасова в газете "Завтра" поэт был явно доволен. Тем более сходились мы и на общей теме – надвигающейся Смерти искусства. Увы, это продвижение минаевско-робско-айзенберговской атаки на искусство продолжается и поныне. Вот уж кто был враг Михаила Швыдкого и его команды (не хуже Саввы Ямщикова), так это Всеволод Некрасов. В вопросах защиты русского искусства у авангардиста Всеволода Некрасова не было расхождений с такими же принципиаль-ными ценителями традиций. Он писал, уже отве-чая оппонентам его "Разговора…":

"Здравствуй Губайловский

Здравствуй Кублановский

Здравствуй новый русский Новый Мир

Да какой ведь шустрый

Да какой весь ловкий

Да какой весь многочисленный...

Сказать тебе нечего, так и помолчи лучше, новый русский Новый Мир. Пока.С недовысокохудожественностью же чистой воды недоразумение. Ещё бы: конечно, это не стихи. Кель иде, как, говорят в Париже. Текст и не художественный вообще, в этом смысле и не притязает, скорее функциональный. Деловой. Конкретный. Вынужденный текст..."

Думаю, нашим читателям будет интересно узнать про столь требовательное отношение к поэзии и её принципам одного из лидеров русской поэзии ХХ века.

Владимир Бондаренко

Я принимаю поздравления. Мне про меня сообщили тут кое-что интересное. Интересную новость. Оказывается, я, Некрасов Всеволод, антисемит. Как бы даже известный антисемит. Да откуда сообщили – из Нью-Йорка.

Позвонил Вагрич Бахчанян и рассказал, какой был у него разговор с женой художника Лама. О жене художника Лама понятия не имею, кто она, что она. А вот жена художника Лама, услышав от Бахчаняна мою фамилию, зареагировала немедленно и бурно: – Кто? Некрасов Всеволод?.. Так это же антисемит известный!.. Все знают – а ты что, не знал?..

А может быть: "Вы что же, не знали этого?.." Как именно обращалась жена художника Лама к Вагричу Бахчаняну, в точности не скажу. Но за смысл сказанного женой художника Лама Бахчаняну, думаю, вполне могу поручиться. Иначе, не будь там такого ясного и интересного смысла, просто не стал бы Бахчанян Вагрич и звонить мне аж с той стороны глобуса. Как и многие, я очень ценю Бахчаняна как автора, ценю хорошие наши с ним отношения, но перекидываться через океан последними сплетнями и пересудами – нет у нас с ним таких обыкновений. Чего нет, того нет. Вообще звонил мне Вагрич Бахчанян до своего последнего приезда в Москву этим летом, дай Бог, если тому назад лет пять. Или я – Вагричу. Но что Вагрич всё-таки позвонил – спасибо Вагричу. Действительно, пустяки-сплетни это только на вид.

В этой связи как не вспомнить…

А не кажется ли вам, что у вас собралось как-то много одинаково звучащих фамилий?..

Знаменательная вопросительная тирада Льва Алексеевича Шилова на "Лианозовских вечерах – 91" в Литмузее на Петровке, обращённая персонально ко мне. По случаю того, что я подробно отвечал на вопросы и недоумения публики – на всякий ой и ах, да как же так мы этого всего не видели, не слышали раньше... Старался отвечать подробней и конкретней, называя фамилии и не затрудняясь, действительно, звучанием, к примеру, Гройса, Минкина, Бунтмана или Эткинда и даже созвучием тех же Эпштейна с Бакштейном, как, впрочем, и Бажанова с Барабановым. Звучанием Кедрова или Рассадина... Так вот: не кажется ли...

Ну... Раз так, то не кажется ли вам, что это у вас собралось как-то многовато одинаково звучащих фамилий одинаково себя ведущих субъектов? Одинаково сомнительным образом... Чтоб не сказать – возмутительным. По-блатному, проще сказать, ведущих себя, совершенно по-наглому... И со мной себя так ведущих, и не мной одним; во всяком случае, похоже себя ведущих – прямо-таки на удивление...

Я только бы не стал говорить "У вас собралось..." Но ведь "у вас" – это сказали, простите, Вы, Лев Алексеевич. А мне остаётся только повторить за вами.

Но всё равно "У вас собралось" странный оборот для таких обстоятельств. Почти как "вы зачем тут собрались..." или "Да как у вас хватило..." и т.п. Нет уж, нет уж – не у меня. Чур. Я их не собирал. Как раз не я собрал... Только не я. Представляете, в приличной компании кому-то кто-то пеняет строго так, благородно: – А не кажется ли вам, Луп Александрович, что многовато как-то собралось комаров у вас на лысине?.. (Мух... Чёрт-те кого. Но раз собрались – пусть уже на вас и сидят. Отдыхают, гуляют, кушают. Пьют. А гонять их тут – тем более, хлопать – такого в нашем благороднейшем обществе порядочный человек себе не позволит. А иным-прочим не позволим тут МЫ)...

Кажется, антисемитизм – последнее прибежище негодяя. Очень может быть. Уверенней сказать трудно: не хватает настоящего опыта – сам толком вроде не бывал ни тем, ни другим. Антисемитом – уж никак лет 50 верных. Очевидный же свой собственный опыт говорит: шантаж антисемитизмом – любимое прибежище к ногтю взятого Айзенберга Миши, Миши Эпштейна, Иоси Бакштейна. Бори Гройса, Лены Курляндцевой, Серёжи Пархоменко, Лёвы Нусберга, Маратика из Кишинева и многих и многих. Хотя едва ли последнее. И вряд ли последних… Как это ни грустно.