Современная жрица Изиды

— Ну и что жъ, вы объ этомъ феноменѣ не можете написать корреспонденцію въ какое-нибудь русское изданіе? — спрашивала она.

— Сейчасъ никакъ не могу, но въ то же мгновеніе, какъ я убѣждусь, что портретъ исчезъ изъ моего сада, я напишу, и не только напишу, а и буду кричать объ этомъ феноменѣ сколько хватитъ моего голоса.

— Такъ знаете ли что! — воскликнула, вся багровѣя, Елена Петровна, — напишите, что я фокусница и обманщица! Напишите, что вы убѣдились въ этомъ! Изобразите меня во всемъ видѣ, со всѣми онёрами, сдѣлайте одолженіе, пожалуйста!..

По счастію, въ комнату вошелъ Олкоттъ и попросилъ меня послѣдовать за собою для магнетическаго сеанса, — иначе я не знаю, чѣмъ бы кончилось мое объясненіе съ Еленой Петровной.

Однако послѣ сеанса г-жа X. и г-жа Y. все же, очевидно по порученію Блаватской, всячески убѣждали меня послать въ Россію корреспонденцію объ этомъ феноменѣ. Я наотрѣзъ отказался, и онѣ замолчали.

Вообще объ этомъ феноменѣ, гораздо болѣе интересномъ, чѣмъ многіе изъ тѣхъ, о которыхъ прокричали теософы въ своихъ брошюрахъ и книжкахъ, насколько я знаю, нигдѣ не говорится — его замолчали въ Парижѣ и въ Лондонѣ. Не замолчала его однако г-жа Желиховская и въ одномъ изъ ея фельетоновъ, о которыхъ я говорилъ выше, попавшихся мнѣ долгое время спустя, я нашелъ его описаніе. Но каково же было мое изумленіе, когда я узналъ изъ этого фельетона, будто видѣлъ въ тотъ вечеръ какое-то огненное явленіе, «какъ бы огненный шаръ, овальной формы, какъ лучезарное, голубовато-огненное яйцо» («Одесскій Вѣстникъ» 1884 г. № 123, статья: «Е. П. Блаватская и теософисты»). Я видѣлъ овальный медальонъ Елены Петровны, сначала съ однимъ, потомъ съ двумя, а затѣмъ опять съ однимъ портретомъ, я видѣлъ и даже увезъ съ собою овальный портретикъ, появившійся въ медальонѣ, потомъ оказавшійся въ моей шляпѣ и подаренный мнѣ Еленой Петровной, нарисованный на кости, съ наклееннымъ на него стекломъ. Наконецъ, на заявленіе г-жи Y., что она видитъ какую-то сѣрую человѣческую фигуру, я, смѣясь и тономъ, въ значеніи котораго довольно трудно было ошибиться, сказалъ, что вижу тоже «тѣнь, сгущающуюся у моей шляпы». Но, хоть и легко было увидѣть «небо съ овчинку» въ такой компаніи, я тогда никакого «овальнаго шара» (!!?), даже еслибъ подобную непостижимую форму предмета и можно было постигнуть, не видалъ, ни о какомъ огненномъ яйцѣ не говорилъ моимъ собесѣдницамъ, и это яйцо-овальный шаръ — всецѣло произведеніе творческой фантазіи г-жи Желиховской.

Вернувшись домой, я, для очищенія совѣсти, вырылъ въ саду ямку и закопалъ въ нее портретъ. Черезъ двѣ недѣли я раскопалъ это, замѣченное мною, мѣстечко и — нашелъ портретъ, конечно, въ полной сохранности. Скажу даже больше, въ теченіе этого времени, этихъ двухъ недѣль, Елена Петровна была у меня въ саду, я нарочно провелъ ее по тому мѣсту, гдѣ былъ зарытъ портретъ, но даже и ея присутствіе не помогло ея невидимому спутнику исполнить задачу, успѣшное выполненіе которой вѣроятно сдѣлало бы меня фанатическимъ проповѣдникомъ феноменовъ «посланницы махатмъ» [8].

VII

Еще чаще, чѣмъ съ Блаватской, пришлось мнѣ, въ то время, видаться съ г-жей Y. Мы съ ней вдвоемъ побродили по Парижу; отправлялись на засѣданіе сената, гдѣ краснорѣчивый Накэ въ пламенныхъ рѣчахъ «проводилъ» новый законъ о свободѣ развода, бывшій тогда животрепещущей новостью дня. Въ этомъ засѣданіи, среди сонма сенаторовъ французской республики, «ветхій деньми» Викторъ Гюго дремалъ самымъ безцеремоннымъ образомъ, пробуждаясь только отъ черезчуръ громкихъ возгласовъ оратора и глядя равнодушнымъ, ничего не выражавшимъ взглядомъ прямо передъ собою. Этотъ почти безсмысленный взглядъ уже давно всё пережившаго поэта краснорѣчиво говорилъ, что ему нѣтъ никакого дѣла не только до свободы развода, но и вообще до всего житейскаго, что надъ его сѣдой, отмѣченной божественной печатью головою уже вѣетъ крыломъ блѣдный призракъ смерти. Этотъ блѣдный призракъ обнялъ его и освободилъ отъ слишкомъ долгой земной жизни менѣе чѣмъ черезъ годъ послѣ того, предоставивъ Парижу, жадному до зрѣлищъ, неслыханное по своей торжественности и своеобразности зрѣлище, котораго мнѣ привелось быть свидѣтелемъ…

Послѣ долгой, утомившей насъ прогулки забрались мы какъ-то съ г-жею Y. въ прелестный небольшой паркъ Монсо и около часу просидѣли, отдыхая на удобномъ садовомъ диванчикѣ подъ густыми вѣтвями старыхъ каштановъ, скрывавшихъ насъ отъ знойныхъ лучей солнца. Между нами велась очень оживленная и откровенная бесѣда о самыхъ различныхъ предметахъ, и г-жа Y. выказала мнѣ такое участіе, что я былъ глубоко тронутъ. Наконецъ она сказала:

— А чтобы доказать вамъ, что мое расположеніе не слова пустыя, я вамъ повѣдаю такія вещи, о которыхъ конечно и не заикнулась бы постороннему человѣку. Я въ эти дни много о васъ думала — мнѣ кажется, вы черезчуръ увлекаетесь теософическимъ обществомъ и боюсь я, какъ бы эти увлеченія, во всѣхъ отношеніяхъ, не отозвались на васъ вредно и прискорбно.

— Сердечно благодарю васъ за ваше участіе, — сказалъ я, — но, мнѣ кажется, я ужь не такой увлекающійся человѣкъ, какимъ вы меня считаете. Конечно, я очень заинтересованъ теософическимъ обществомъ — иначе быть не можетъ — вѣдь я ужь говорилъ вамъ, что всякія мистическія и оккультныя вещи составляютъ, въ настоящее время, предметъ моихъ занятій. Что же тутъ можетъ быть для меня вреднаго? Или вы боитесь, что, подъ вліяніемъ полковника Олкотта и Могини, я сдѣлаюсь буддистомъ? Относительно этого вы можете быть совершенно спокойны.

— Ахъ нѣтъ, — совсѣмъ не то! — воскликнула г-жа Y.,- дѣло не въ чтеніи мистическихъ книгъ и не въ занятіяхъ оккультизмомъ — вы можете иначе увлечься и поставить себя въ крайне рискованное положеніе. Тутъ есть такія вещи, которыя втягиваютъ, отводятъ глаза, а когда человѣкъ очнулся и начинаетъ видѣть ясно — ужь поздно! Вѣдь вы не передадите моихъ словъ Еленѣ?

— Если вы думаете, что передамъ, то пожалуйста ничего мнѣ не говорите.

— Ну такъ слушайте. Что скажете вы о феноменѣ съ медальономъ?

— Вы сами можете отвѣтить на этотъ вопросъ — вы должны были видѣть мое къ нему отношеніе.

— Но видите ли вы мое отношеніе къ нему и вообще ко всему, что производитъ Елена?

— Говоря откровенно — пока еще не вижу.

— Вотъ то-то и есть! Знайте же, что между мною и ею нѣтъ ровно ничего общаго. Я ее люблю, я привыкла любить ее съ дѣтства, и бываютъ минуты, когда мнѣ ее очень жалко — какъ тамъ ни говорите — вѣдь она глубоко несчастная женщина. Ну вотъ, вслѣдствіе этой жалости, мнѣ и приходится иногда на многое закрывать глаза, хотя оно и возмущаетъ меня глубоко. Но я ее люблю, мнѣ ее жаль — и я не могу не быть къ ней снисходительна. Теперь вотъ мы не видѣлись много лѣтъ, она пишетъ, проситъ меня пріѣхать повидаться, у меня нѣтъ средствъ для такой поѣздки, но она высылаетъ мнѣ нужныя для этого деньги — и вотъ я пріѣхала. Я очень рада видѣть ее, быть съ нею, но, несмотря на это, между нами все рознь и рознь, ничего нѣтъ общаго. Она вотъ постоянно заставляетъ меня писать объ ея обществѣ, обо всѣхъ этихъ феноменахъ, — ну что я тутъ подѣлаю?! Что только возможно, я готова для нея сдѣлать, но наконецъ она требуетъ невозможнаго… я многимъ готова для нея пожертвовать, но даже для нея не въ состояніи пожертвовать совѣстью.

— Какъ совѣстью? да развѣ она отъ васъ требуетъ чего-либо подобнаго?

— Вотъ то-то и есть, что требуетъ, давно, ужь много лѣтъ она отъ меня этого требуетъ. Ей, понимаете ли, то, что она требуетъ, кажется пустяками, а для меня, — еслибы я согласилась на ея желаніе — это было бы преступленіемъ… понимаете — преступленіемъ! Она меня понять не можетъ, мы совершенно разно смотримъ на вещи — вѣдь я христіанка, а она… кто она? мы съ вами этого не знаемъ, да можетъ быть и сама она путемъ не знаетъ. Она пристаетъ ко мнѣ такъ, что мнѣ просто некуда отъ нея дѣваться. «Значитъ, говоритъ, ты меня не любишь, если не хочешь для меня даже этого сдѣлать, ну что тебѣ стоитъ?» Понимаете ли, это просто какая-то дѣтская наивность! И, представьте, X. вѣдь за одно съ нею меня мучаетъ…