Современная жрица Изиды

Само собою разумѣется, что мнѣ было крайне интересно, не изъ одного любопытства, знать отношеніе этихъ двухъ близкихъ родственницъ Блаватской къ ея дѣятельности, обществу, махатмамъ и феноменамъ. Но разобрать это отношеніе, несмотря на частыя наши свиданья и долгіе разговоры, мнѣ удалось далеко не сразу. Изъ ихъ удивительныхъ разсказовъ я долженъ былъ заключить, что жизнь всей ихъ семьи просто кишитъ всякими таинственностями. Что же касается Елены Петровны — съ ней отъ юности происходили разные феномены. Передавая объ этихъ феноменахъ, г-жа Y. объясняла ихъ тѣмъ, что Блаватская — необыкновенно сильный медіумъ.

Если это было въ присутствіи Елены Петровны, наша «madame» приходила въ ужасное негодованіе и раздраженіе, вращала глазами, багровѣла и начинала увѣрять, что это неправда, что всѣ ея феномены, со дня ея юности, производились вовсе не спиритическими «скорлупами» (она такъ называла «духовъ» медіумизма), а были дѣйствіями ея «хозяина» и ему подобныхъ живыхъ мудрецовъ Тибета, давно уже предназначавшихъ ее къ роли своей «посланницы» и направлявшихъ жизнь ея. По этому поводу между почтенными дамами завязывались чуть не настоящія ссоры.

Особенно же изумляла меня г-жа X. Она вовсе не послужила для меня живымъ и нагляднымъ доказательствомъ тому, что теософія Блаватской не заключаетъ въ себѣ ничего предосудительнаго для христіанина. Во время одного изъ первыхъ же свиданій нашихъ она принялась увѣрять меня, что всѣ эти феномены, махатмы и такъ далѣе — все это — проявленіе «темной» силы, дѣло рукъ дьявола. Однако сама она этого дьявола не боялась нисколько, а такъ и цѣплялась за его хвостъ, всѣми мѣрами побуждая Елену Петровну къ производству разныхъ «феноменовъ».

Черезъ нѣсколько дней по пріѣздѣ этихъ дамъ произошелъ «феноменъ съ письмомъ». Елена Петровна уговорила таки меня подвергнуться магнетическимъ сеансамъ Олкотта, — и я долженъ былъ пріѣзжать съ этой цѣлью по утрамъ, до двѣнадцати часовъ, черезъ день. Пріѣхалъ я разъ и засталъ въ маленькой гостиной нѣсколько человѣкъ. Блаватская была въ какомъ-то особенно возбужденномъ состояніи. Г-жа X. еще не выходила изъ своей комнаты. Раздался звонокъ. Я сидѣлъ такъ, что видѣлъ, какъ Бабула отворилъ дверь, принялъ письмо и, войдя къ намъ, положилъ его на столъ.

Блаватская и г-жа Y., взглянувъ на штемпель и адресъ письма, сказали, что оно къ г-жѣ X. изъ О. отъ общей ихъ родственницы. Письмо было не только совершенно заклеено въ плотномъ, непросвѣчивающемъ конвертѣ, но и на мѣстѣ печати находилась почтовая марка.

Елена Петровна, неожиданно для всѣхъ, предложила прочесть это письмо въ запечатанномъ конвертѣ.

— Нѣтъ, это вздоръ! это невозможно! ты никогда этого не сдѣлаешь! — воскликнула г-жа Y.

«Madame» повела на нее глазами, приложила письмо ко лбу и стала съ видимымъ усиліемъ громко говорить, записывая въ то же время на листѣ бумаги слова свои. Когда она кончила, г-жа Y. снова выразила сомнѣніе въ успѣшности опыта и увѣряла, что нѣкоторыя подробности, сказанныя и записанныя Еленой Петровной, врядъ ли могутъ находиться въ письмѣ.

Блаватская видимо раздражилась этимъ и довольно рѣзко объявила, что сдѣлаетъ больше. Она начертила краснымъ карандашемъ на своей бумагѣ, въ концѣ записаннаго ею содержанія письма, теософическій знакъ, затѣмъ подчеркнула одно слово и съ напряженнымъ выраженіемъ лица, съ видимымъ большимъ усиліемъ воли, произнесла:

— Этотъ знакъ долженъ быть въ концѣ письма, и это слово также подчеркнуто!

Затѣмъ письмо передали въ открытую дверь г-жѣ X. Она тотчасъ же къ намъ вышла, оканчивая разрывать конвертъ, вынула письмо и прочла. Содержаніе его оказалось тождественнымъ съ записаннымъ Еленой Петровной, хотя далеко не слово въ слово, и, при этомъ, мы увидѣли въ концѣ въ точности повторенный краснымъ карандашемъ знакъ Блаватской и слово, подчеркнутое ею, находилось въ письмѣ и было точно также подчеркнуто.

Дамы, пораженныя, тотчасъ же составили подробное описаніе этого интереснаго феномена, и всѣ присутствовавшіе подписались. Подписался, конечно, и я.

Вѣдь я не имѣлъ никакого ни нравственнаго, ни юридическаго права сказать имъ тогда, что Бабула могъ подать заранѣе, за часъ или за два передъ тѣмъ, подготовленное и снова заклеенное письмо, что г-жа X. очень легко могла, на мгновеніе отвернувшись въ дверяхъ, вложить въ конвертъ подготовленное письмо и только сдѣлать видъ, что оканчиваетъ разрывать конвертъ передъ нами. Да я тогда и не помышлялъ ни о какихъ подобныхъ возможностяхъ. Вотъ въ какое положеніе бываетъ поставленъ человѣкъ, попадающій въ руки «дамъ, проведшихъ семь лѣтъ въ Тибетѣ»!

Когда Блаватская спросила меня, доволенъ ли я, удовлетворилъ ли меня феноменъ? — я сказалъ ей, что хоть и не могу не вѣрить; но все же чѣмъ-то неудовлетворенъ.

— Пождите, увидите лучше — произнесла она съ улыбкой.

Ждать мнѣ пришлось не долго.

VI

Я получилъ записку отъ m-me де-Барро, извѣщавшую меня, что вечеромъ у нея соберутся теософы и будетъ conférence Олкотта.

Мнѣ было интересно увидѣть «полковника» въ роли оратора.

Когда я пріѣхалъ, всѣ уже были въ сборѣ. Въ столовой, за овальнымъ столомъ, на предсѣдательскомъ мѣстѣ, помѣщался полковникъ, съ одной его стороны — Могини, а съ другой m-me де-Морсье, записывавшая все, что говорилось. Собралось всего человѣкъ десять, двѣнадцать.

Госпожа Y., увидя меня, указала мнѣ знакомъ мѣсто возлѣ себя и объявила, что Еленѣ Петровнѣ нездоровится, и что поэтому она осталась дома съ г-жей X.

— Ну, а меня послала сюда ради приличія. Только и скука же, я вамъ скажу! — Олкоттъ толкуетъ что-то о буддизмѣ — посидимъ немного, да и поѣдемъ къ намъ чай пить. Мнѣ Елена такъ и поручила непремѣнно привезти васъ съ собою.

Олкоттъ дѣйствительно толковалъ что-то о буддизмѣ, но его то и дѣло прерывали. Вообще это былъ вовсе не conférence, а простая бесѣда людей, не спѣвшихся между собой и хорошо понимавшихъ, что происходитъ совсѣмъ не то, чего бы всѣмъ хотѣлось.

Посидѣли мы съ госпожей Y. минутъ двадцать и потихоньку выбрались изъ комнаты.

Въ маленькой гостиной улицы Notre Dame des Champs горѣла лампа и за круглымъ столомъ, въ большомъ креслѣ, помѣщалась Елена Петровна съ колодой маленькихъ картъ для пасьянса, а рядомъ съ нею г-жа X. Обѣ дамы насъ очень похвалили за то, что мы пріѣхали рано, и г-жа X. любезно объявила мнѣ:

— Ну вотъ мы теперь и проведемъ пріятно вечерокъ. Елена боялась, что вы пожалуй не пріѣдете, даже на картахъ загадывала.

При этихъ словахъ г-жа X. ушла въ свою комнату и вернулась оттуда съ коробками разныхъ русскихъ, привезенныхъ ею, гостинцевъ.

Скоро Бабула подалъ чай. Вокругъ насъ была тишина, на пустынной улицѣ почти никакой ѣзды, и мнѣ снова стало казаться, что я нахожусь въ какомъ-нибудь русскомъ деревенскомъ домѣ, среди старыхъ помѣщицъ. Да и разговоры у насъ были совсѣмъ русскіе, очень, очень далекіе отъ Парижа, теософіи, Индіи и тому подобныхъ вещей. Однако, этой иллюзіи не суждено было продолжаться. Блаватская хоть и сказалась для теософовъ больною, но очевидно себя хорошо чувствовала и была въ прекрасномъ расположеніи духа. Она раскладывала пасьянсъ своими тонкими, какъ-то странно, черезчуръ гибкими пальцами съ длиннѣйшими ногтями, сверкала брилліантами, рубинами и изумрудами своихъ колецъ. Веселая и добродушно-лукавая усмѣшка то и дѣло дрожала на ея губахъ.

— Скажи пожалуйста, Елена, — вдругъ обратилась къ ней г-жа X.- привезла ли ты съ собою тотъ твой миніатюрный портретъ, который былъ сдѣланъ индусомъ-«челою», и о которомъ ты мнѣ писала?

— Нѣтъ, — отвѣчала Блаватская, — онъ остался въ Адіарѣ, насколько я помню, да впрочемъ, вотъ сейчасъ мы это навѣрно, узнаемъ. Бабула! — крикнула она.

У двери показалась чумазая физіономія индуса.

— Скажи пожалуйста, — обратилась къ нему Елена Петровна, — гдѣ тотъ мой маленькій портретъ, который былъ въ медальонѣ?

— Онъ остался въ Адіарѣ, въ шкатулкѣ, произнесъ индусъ, какъ-то слишкомъ прямо, нахально глядя въ глаза своей госпожѣ.