Волхвы против глобализма

Многообразие язычества породило то многообразие русской этнической культуры, следы которой сегодня остались в основном в музеях, да в памяти пожилых людей глубинки. Сегодня из не специалистов мало кто даже представляет: сколь великий пласт русской традиции потерян. Многообразие религиозности от деревни к деревне просматривается даже в христианстве. Трудовая специализация деревень так же определялась внутренними наклонностями крестьян. От этой свободы пошли т. н. народные промыслы.

Забвение, утрата традиции происходила всегда. Но происходило и возрождение. Старые формы традиции восстановимо отражались в новых. Так что многообразие и богатство народной культуры все время возобновлялось, без забвения ее древнейших форм. Сегодняшняя наша беда в том, что традиция разрушена. Новые формы народной культуры, с учетом прежней — не вырастают.

Когда наша традиция перестала сама себя воспроизводить? Это началась с индустриализацией и раскрестьяниванием. Это вопрос важный, но отдельный.

В прошедшие времена (условно, до 1930–1950 годов), когда еще была жива традиция, наш народ можно было представить следующим образом: Это был этнос, имеющий богатство многообразия традиции и понятия законности в каждой своей ячейке (деревенской общине, улице города, артели, семье). И при этом были общие, связывающие этнос понятия. Это общность языка, общность истории, общность в понимании основных ценностей (таких как: отношение к земле, к роду, общие понятия справедливости, формы проявления чувств, единство толковании смысла жизни, и так далее).

Плюс, на русском этносе паразитировала христианская церковь. И плюс, этнос эксплуатировало и временами защищало, и вводило свои единые законы государство.

Таким образом, история говорит нам, что устойчивое существование этноса имело место при двух обстоятельствах:

1) Свобода в производственном, культурном и религиозном самовыражении. Самостоятельность в принятии жизненно важных решений, и частичная свобода в законодательстве. Крестьянская община обладала законодательными функциями, которые у нее в течение веков отбирало государство.

2) Общность, единство этноса в базовых вопросах существования, на которые уже было указанно, плюс единый святой Никола и название, что русские — народ крещеный, православный. (Икона Николы — самая распространенная.) Плюс, единство в уголовном праве, и государственных нормах.

В случае если происходило разрушение пункта 2), — государство «кидало» народ, церковь предавала его татарам, и так далее, — выживание этноса происходило за счет того, что он самостоятельно восстанавливал недостающие элементы общности на основе возможностей пункта 1). Например, выдвигался общенародный лидер: Иван Болотников, Пожарский, Степан Разин.

Условно, к 1985 году, способность нашего этноса к внутренней организации жизни по пункту 1) — оказалась разрушенной государством. Т. е. государство, укреплявшее пункт 2), по крайней мере, три столетия воевало с народом для разрушения пункта 1). При этом разрушенные функции пункта 1) компенсировались через развитие пункта 2) на государственном уровне. В советское время это приобрело цель государственной политики. В результате этого, например, самостоятельно выдвинуть и поддержать своего лидера, наш народ уже не способен.

Сегодня (условно с 1991 года), государство предало народ и разрушило само себя. Это означает, что пункт 2), подавив пункт 1), не смог подменить его целиком, и сам оказался не жизнеспособен. С умиранием этноса умирает и государственность. Мораль народа, да и мораль руководства страны удерживается только на жизни первичного коллектива социума — того человеческого объединения, которое формулирует для себя пункт 1).

Христиане патриоты и патриоты — государственники рассуждают всегда глобально, и весь смысл своего патриотизма видят в восстановлении действенности пункта 2). Но трагедия России состоит в проекции на общество Грозового мифа. Иначе говоря, в многовековой войне пункта 2) с пунктом 1). Не понимая этого, патриоты целиком ставят себя на позицию пункта 2), и упускают значимость традиции на местах, которую отражает пункт 1).

Язычество как раз стоит за пунктом 1). При этом, в пункте 1) лежат зародыши и общерусских представлений, питающих общенародную традицию и закон — пункт 2). Это здоровая ситуация, ибо пункт 2) только и может формироваться из традиции на местах — из пункта 1).

При искусственном введении пункта 2), или при его привнесении извне, следует говорить об оккупации или о не легитимности государственной власти.

В этом смысле, многообразие язычества на местах является не бедствием и проблемой языческого движения, как это нам ставят в вину, а является важнейшим и необходимым условием восстановления этнического многообразия. Без этого многообразия этнос не живет, он оказывается не способен к какому-то сопротивлению или приспособлению к глобально изменяющимся условиям жизни. Общество без пункта 1) — представляет собою вожделенную для ФСБ абсолютную монархию, концлагерь с абсолютной покорностью заключенных охранке. По крайней мере, мы не имеем такого примера, чтобы страна могла исторически долгое время жить при полностью подавленном пункте 1), а видим лишь обратное: с разрушением пункта 1) вырождается и вымирает народ, и одновременно с этим деградирует пункт 2), (разлагается государственный аппарат, утрачиваются общность целей жизни, размываются границы законности).

Особенность языческого патриотизма состоит в том, что язычники выступают за возрождение традиций на местах. В то время как все патриотическое движение России (включая христиан — монархистов, жидоборцев, коммунистов, правых, ультраправых и прочих) — все сплошь провозглашают борьбу за новую государственность, — за пункт 2), ничего не привнося в пункт 1), и даже сознательно отвергая его как «не свое дело».

Язычество как народная вера, формирует традицию и дает правовую оценку событиям не сверху — вниз, а горизонтально: на уровне первичного коллектива (общины, семьи). При этом в обществе не обнаруживается другой силы, которая бы удержала мораль народа на столь высоком уровне, как язычество. Именно это и не позволяет нашим записным моралистам относиться к язычеству спокойно.

Грозовой миф и судьба России

1. Мало стран имели более драматичную историю, чем Россия. Наши враги усматривают в этом печать божьего проклятия. Якобы, Диавол одарил русских всеми благами Мира, но Бог не позволил ими воспользоваться.

Но если не верить подобной лжи, то тогда в чем же дело? Этот вопрос вставал перед русскими во все времена. Ответ на него, отчасти, содержится в географическом положении России и в происках внешних врагов. Но в значительной степени наша судьба была определена и внутренними причинами.

Здесь будет проведен разбор основной и древнейшей внутренней причины, предопределившей судьбу нашей страны и многие наши беды. Суть этой первопричины в том, что языческая мифология древней Руси не смогла пройти должного исторического пути созревания, и застыла в нашем сознании в виде назревшего и не разрешенного конфликта. Этот хорошо известный нам конфликт между божеством Земли, в народной традиции Велесом, и божеством древнерусской государственности — божеством Неба Перуном. В этнографии этот конфликт известен как Грозовой миф.

Не будучи нормальным образом разрешен в сфере религии, этот мифологический конфликт уцелел и остался в подсознании народа и идеологов государственной власти, откуда он до сих пор продолжает оказывать разрушительное действие. Разрешить его без знания его сути, оказывается невозможно. Обществу не хватает для этого языческого духа и знания традиционной культуры. При этом говорить об этом конфликте, чувствовать его, иронизировать над ним — оказывается возможным. Так, например, идея преодоления конфликта богов запечатлена в фантазии известного афериста: в виде провозглашения тайного общества «Союза меча и арала». И здесь едва ли нужно смеяться. Здесь следует плакать. Ибо идея единства пахаря и воина всегда проходила красной нитью через сознание русских мыслителей. Государство же Российское всегда противопоставляло вооруженную силу своему же народу.