Полдень, XXI век (апрель 2012)

– Юрий Филиппович…

– А-а!..

– Я вас напугал? Ай-яй-яй, вы о чем-то задумались, а я вошел не постучав…

– Я з-за-за…

– Закричите? Нежелательно, но если это вас успокоит, то пожалуйста. Ведь нас некому услышать. А нежелательно это потому, что вы вгоните себя в истерику.

– Я и т-т-так…

– Да, есть немного. Это беда людей с чрезмерно живым воображением, которым они не способны управлять. Но пока вы еще в состоянии слушать, послушайте. Как видите, избежать встречи со мной, спрятаться от меня вам не удалось; тут нужны навыки, у вас их нет. Заметьте это себе.

– 3-за-за-а…

– Зачем я пришел? Затем, чтобы попрощаться.

– 3-зачем вы з-залезали в паре? Мало убить – нужно еще з-залезть в душу?

– A-а, вы об этом. Как говорят у вас в Америке, ничего личного, только бизнес. Видите ли, недооценив поначалу воровскую квалификацию аборигенов, я сделал выводы и постарался не допустить повторения. Мне нужен был абсолютно надежный мобильный сейф, и душа вашего приятеля оказалась идеальным хранилищем, а вы – идеальным переносчиком. Как вы полагаете, у меня будут какие-нибудь неприятности с его акуаку?

– Н-надеюсь, что будут!

– О, да вы способны на ненависть! Ну, тогда вы небезнадежны. Может, еще повзрослеете. У вас есть такой шанс, поскольку, на ваше счастье, я не являюсь сотрудником спецслужб… Вам, кстати, не приходилось встречаться?

– Нет. Но я с-сталкивался с незаметной, неожиданно выползающей неизвестно откуда опасностью…

– Со змеями, вы хотите сказать? А змеи обычно не нападают на людей, если люди их не потревожат.

– Их нельзя не потревожить. Территорию, на которой они вылупились, они считают своей. И всё живое на ней их привлекает и тревожит. Пока оно живое.

– Змеи точно так же нужны для сохранения равновесия в природе.

– Когда видишь змею, об этом не думаешь. И кое-где они так расплодились, что уже бросаются друг на друга. А это признак нарушенного равновесия.

– Вам виднее, я не серпентолог. Я просто исследователь, который согласился выполнить некое деликатное поручение…

– Зачем?

– Я говорил, вы забыли. Я считаю это направление разработок неизбежным и жизненно важным. Это та же бомба, на взрывателе которой уже почти век балансирует мир. Надо сохранять баланс. Поэтому информация, которую волею случая вы получили, представляет для вас серьезную опасность. И при разглашении этой информации – а оно равно неприятно для всех! – вскрытие немедленно покажет, что вы здесь заразились неизлечимой болезнью, которая и привела…

– Мне сделаны прививки от всего на свете.

– И от обрезка трубы?.. Впрочем, не обязательно. Возможна изоляция. Скажем, пожизненная. Хотя труба все же вероятнее. Но вы ведь человек идеи. Так в чем идея вашего самопожертвования?

– Я всё расскажу, все узнают, и вас… их – остановят. И остров будет жить.

– Вы, однако, успели прочитать много русских сказок… Вы, вообще-то, знаете, что остров ждет гостей?

– Знаю! И знаю, какие гостинцы они везут. Новые чуписты готовы снова…

– Ой, Юрий Филиппович, это несерьезно. Конфетки, жвачки, сигаретки – да, используют, но только для пробных, пилотных экспериментов. Нет, сюда идет с официальным дружеским визитом один дружелюбный авианосец. Он не дойдет. По метеоусловиям. Но с его палубы поднимется своеобразно оборудованный самолет, чтобы официально и дружески облететь Зону и часть острова. Вот эту, где мы сейчас находимся. Облетит, немного полетает над ней – и улетит. И корабль уплывет: визит завершен.

– И все… – на месте? Мгновенно?

– Ну что же вы, забыли всё, что я вам говорил? Такие средства не могут быть мгновенного действия. И не могут быть смертельными. Это было бы расценено как акт агрессии, террора, с неприемлемым политическим ущербом. Никто не погибнет ни на месте, ни сойдя с места. Просто снизится репродуктивная активность, и всё! А возможные побочные явления будут затем тщательнейшим образом исследовать и лечить.

– Да-да, я знаю это направление – «экологичная война»: в пулях уменьшают содержание вредного свинца, снижают токсичные выхлопы ракет и разрабатывают «дружелюбные гранаты».

– Кажется, вы не одобряете разработчиков? А почему? Звучит неплохо, и я не вижу, чем они хуже ваших дружелюбных каннибалов.

– Знанием.

– По-вашему, знание сопромата или пиар-технологий отягощает совесть?

– Да!

– Оригинально. Впрочем, что касается сопромата, готов согласиться…

– То есть население вымрет тихо и незаметно? За несколько поколений?

– И тоже нет. Да, коренное население будет сокращаться и естественно замещаться приезжими. Остров не только не вымрет– он расцветет: свежая кровь!

– А культура? Эта уникальная цивилизация? Приезжие привезут свою.

– Ну, это ход истории: одни культуры сменяют другие. Но памятники останутся, их сохранят, вот для этого и вы сюда приехали. А не для того, чтобы совать голову в колесо истории. Юрий Филиппович, давайте сократим прения, на самом деле времени не так много, оставаться здесь не стоит. Вы же не хотите подхватить что-нибудь вроде болезни миссионеров? Да-да, это был побочный эффект испытания одной из первых формул – весьма несовершенной, между нами. Распространяли локально, через миссию.

– И миссионеры согласились?? Тогда их надо на одну скамью вместе…

– Прощены будут, ибо не ведали, что творят. Их согласия никто не спрашивал. Обработали то, что они там раздавали. Книги, что ли. А средство оказалось неудачным, недоработанным. Нынешнее, насколько я знаю, – уже следующего поколения, оно должно быть получше, но проверять его на себе я бы все же не рекомендовал. И я все-таки надеюсь на ваш здравый смысл. Остановить это вы не можете, но вы можете не погибнуть – для этого вам нужно только молчать. Я понимаю, вас беспокоит призрак истребительной войны. Но война уже идет и должна продолжаться, потому что, как было правильно сказано, война – это мир. Раскройте наконец глаза: всё, что сейчас происходит в мире, – это война, и всё, что происходило, было войной, и, как вы можете догадаться, всё, что будет…

– Нет!.. Так было, потому что мир был животным. И вы хотите, чтобы он таким и оставался. Потому что в человеческом вы не будете знать, что вам делать.

– С вашей помощью я что-нибудь найду. На вас вся надежда, так что берегите себя. Засим позвольте откланяться… А кстати, любопытства ради, что там во мне почувствовала ваша звезда каменного века? Что значит «харе-коку»?

– «Дом с тараканами».

– Хм, вот как… Ну-ну.

– Вот, хонуи, как это было. Его душа нашла успокоение. Вот его паре.

– У тебя в твоей говорящей раковине есть мой сын?

– Есть, хонуи.

– Выпусти его.

«–  И те Анакена коруа и мате…»

– Нас никто не любит. Нас нигде не ждут.

– Хонуи, здесь дети…

– Пусть слышат! Когда-то они должны услышать… Мы никому не нужны. Всем нужны только идолы нашего прошлого. Если бы не моаи, эти истуканы, которых мы разучились делать, о нас бы забыли совсем. Мы – Те-Пито-те-Хенуа, Пуп земли! – и такие мы не нужны миру. Спесивые. Самонадеянные. Неуважающие. Зато мы загадочные! Уже весь остров загадили. Потому что мы и неубирающие. Наша поляна жизни сжимается, словно и она ворованная, и только дом прокаженных всё расширяется. Но мы – Пито-те-Хенуа, Пуп земли! И мы будем всех учить. Конечно: где еще такие истуканы! А наш язык, наше рисуночное письмо, наше «понимающее дерево» – кто еще его понимает? Правда, мы забыли свой язык, ведь мы давно убили и съели последних, кто его понимал. И мы уже – непонимающее дерево. Зачем в далеком городе Сам-Путинбурге последняя из длинноухих прочитала наши доски? – нам это уже не нужно. Мы не хотим снова читать свое отсталое рисуночное письмо. Мы не хотим заново учить свой отставший рисующий язык. Вай! Андастенд? О’кей. Да и не наш это язык! Это язык тех, кого мы съели, язык длинноухих. А это были другие люди. У них были длинные уши. Длинные мысли, длинная воля. Нам это всё скучно, мы не их наследники. Мы другая, особая, короткая ветвь… Нет, ветвь – это уже слишком длинно, мы – отросток. Который не растет, а втягивается. Уже втянулся. Мы – пуп! И у нас свой особый пупть!.. Смешно, детки, правда?