Семейная реликвия

И это относится не только к людям с мировым именем, но и к рядовым, обыкновенным, безвестным. Девочкой Таней, ушедшей на заре жизни из родительского дома в общежитие, уехавшей потом на работу в деревню, тоже руководили великие цели.

Великие цели бывают у невеликих людей. И когда человек идет к их достижению, он неизбежно отрекается от многих благ, не говоря уже об удобствах, но жертвы в этом не видит. И окружающие часто говорят об отречении, а он напротив испытывает всю полноту жизни. Для него отречением было бы отречение от избранной цели.

Для Альберта Швейцера самой большой трагедией в жизни было бы отречение от Африки. Для женщины-врача — отречение от людей, которым она всю жизнь помогала, уменьшая боль, страдания.

Глава 5. Совместимы ли социализм и альтруизм!

Иногда общие положения становятся банальностью. Иногда они не могут стать банальностью из-за их трагического подтекста.

Стало общим соображением, что в наш «термоядерный» век, как никогда, необходимо взаимопонимание и доверие между людьми различных вероисповеданий, политических взглядов, национальных традиций. Это нужно не только для роскоши человеческого общения, но и во имя сохранения на земле самой жизни. И ©то не может стать банальностью, потому что имеет непосредственное отношение к судьбе сегодняшних и завтрашних поколений, к участи человечества.

Сейчас стало общепризнанным открытие человечества как организма, в котором ошеломляющее разнообразие существует в не менее ошеломляющем единстве.

Но когда-то это было действительно открытием. Это было открытием в век великих географических путешествий. Из рассказов путешественников люди узнавали вещи не менее странные, чем те, что мы узнаем сегодня из повествований фантастов. Этими новостями шумели рынки и улицы европейских городов: достоверное соединялось с игрой воображения, точно увиденное с баснословным и легендарным.

Раскроем сегодня на излете двадцатого столетия «Опыты» Монтеня, написанные в шестнадцатом веке. Монтень рассказывает о людях, становившихся волками и кобылами и потом опять возвращавшихся в человеческий образ, о людях без рта, питающихся лишь запахами, о людях, которые воюют только в воде, метко стреляя из лука, о стране, где у евнухов, охраняющих женщин, отрезают носы и губы, чтобы их не полюбили, он рассказывает о том, что люди иногда опускаются с Луны и возвращаются потом туда же… Его «Опыты» насыщены диковинными существами, обычаями, воззрениями. А за этой экзотикой — большая добрая мысль: надо суметь понять и полюбить даже людей без рта, питающихся запахами, и не уничтожать на суше тех, кто воюет хорошо лишь в воде.

Монтень жил в веке беспокойном и жестоком, в веке фанатизма и раздора — в веке Варфоломеевской ночи.

И когда современник Варфоломеевской ночи убеждает читателя, что человек должен понимать даже фантастические существа, это утверждение содержало в себе: Человек должен понимать Человека, что бы их ни отличало. Католик — гугенота, верующий — атеиста, француз — испанца, король — сапожника. Без понимания человека человеком жизнь делается повестью, рассказанной дураком.

В наши дни без понимания человека человеком жизнь может перестать быть жизнью.

Понимание невозможно без непредвзятости, добросовестности, более того, без труда души.

Но понимание невозможно и без чистосердечия и искренности. Для понимания не нужно утаивать непонимание.

В ноябрьском номере журнала «Америка» за 1982 год было рассказано о молодых американцах, которые в добровольной общественной деятельности, в основном в работе с детьми, обрели смысл жизни. Они делают мебель для детей-инвалидов, они учат подростков разным ремеслам, они берут к себе в семьи молодых правонарушителей, вышедших из тюрьмы, они готовят желающих расширить и углубить познания к деятельности в науке и технике… Они все это делают безвозмездно, охотно, с большой радостью. Это — энтузиасты. Я их понимаю, желаю им удачи, уважаю их альтруизм.

В нашей стране далеко не все виды подобной деятельности могут и должны быть уделом энтузиастов-общественников, эту роль часто выполняет само государство. Но участие государства в жизнеустройстве людей разных поколений, которым нелегко найти себя в жизни, отнюдь не исключает добровольной широкой помощи и общественности и отдельных энтузиастов.

Отличие состоит в том, что, нередко рождаясь энтузиазмом личности, то или иное начинание потом обретает социально-государственный статус. Но иногда, конечно, и не обретает, оставаясь личностным делом одного человека или нескольких людей. Есть вещи, которые и не должны, по-моему, обретать государственный статус.

Последние десятилетия жизни в советском обществе отмечены сосредоточенным вниманием к вечным нравственным ценностям. Известна мысль основоположников марксизма-ленинизма о том, что новая коммунистическая мораль, воплотив в себе все лучшее, что нажито человеческой душой, стала нам дорога, как никогда раньше. Мы все больше чувствуем себя наследниками величайших этических богатств человечества.

Я помню время, когда такие понятия, как альтруизм или филантропия и даже доброта, третировались нашей общественной мыслью.

В городе Ростове-на-Дону при Дворце пионеров существует клуб, именуемый несколько таинственно ЭТО.

Название клуба составлено из первых букв тех слов, которые определяют смысл его жизни: Эстетика, Творчество, Общение. Клуб этот сейчас общепризнан не только в Ростове, но и во всей стране, о нем пишут статьи, его разнообразную работу анализируют в диссертациях. Это не частно-филантропическое, а, выражаясь формальным языком, общественно-государственное учреждение, то есть материальную помощь (помещение, деньги…) оно получает не от частных лиц, а от государства.

Но родился клуб из индивидуальной филантропической попытки энтузиаста-педагога Татьяны Тамбиевой помочь юношам и девушкам нелегкой судьбы или сложного внутреннего мира выйти из одиночества, обрести себя в творчестве, в общении. В общении с людьми и с мировой культурой. Татьяна Тамбиева, окончив филологический факультет Ростовского университета, училась в аспирантуре, работала над диссертацией и вечерами безвозмездно выступала в школах перед детьми с лекциями о литературе и искусстве. Она рассказывала о великих эпохах: античности и Возрождении, когда творческий дух человека раскрылся во всей красоте и мощи. После лекций самые любознательные, а иногда и самые одинокие дети подходили к ней с уточнениями, вопросами, и она чувствовала, что не сумела утолить их духовный голод, их тоску по общению. Она нашла в одной из школ пустующую комнату, и в этой небольшой комнате начали завязываться между нею и несколькими мальчиками и девочками сложные и увлекательные духовно-нравственные отношения. Она все острее чувствовала, что семья и школа не утоляют духовных потребностей ее новых подопечных. Не потому что формально-казенны (хотя и в этом бывает дело иногда), а потому что духовные потребности весьма высоки, более того, носят несколько необычный характер. Детям хотелось не только разговаривать о великих творческих эпохах, но и самим жить в них, то есть чувствовать себя современниками Сократа, Фидия, Софокла, Еврипида, Данте, Леонардо да Винчи, Микеланджело… А это их желание могла утолить только ИГРА, та умная игра, которая делает — особенно в детстве — невозможное возможным. Тамбиевой начали вырисовываться фантастические видения: так родилась идея устроить ДЕНЬ АФИН, ДНИ ИТАЛЬЯНСКОГО РЕНЕССАНСА, ДНИ ДИККЕНСА… Самим пошить костюмы, самим разрисовать декорации и — что самое существенное — живо ощутить души людей тех далеких эпох, пережить радость единства с мировой культурой, с минувшими поколениями, с человечеством.

Они начали скромно: в обычной школьной форме стали разучивать отрывки из Софокла, читать Данте. Теперь им было тесно в небольшой комнате, они нашли обширный пустующий подвал и собственными руками попытались воссоздать в нем фрагменты некоего фантастического мира, в котором были бы явственно видны черты эпох Эсхила, Данте, Шекспира.