Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

В самом конце Июльской монархии, в июле 1847 года, парижане, как и прежде, высыпали на улицы и набережные, чтобы поглазеть на прибытие в Париж королевского сына герцога де Монпансье и его молодой супруги, испанской инфанты. Зрителей было множество, но на пестрый, нарядный кортеж они смотрели вовсе не восторженно, а мрачно, с ненавистью. Их злоба служила предвестием революции, разразившейся в Париже менее чем через год – в феврале 1848 года.

Благотворительность в Париже получила такое широкое распространение, что этим даже пользовались мошенники. Они вымогали деньги у добросердечных парижан, притворяясь жертвами политических и природных катаклизмов. Так, в 1843 году один проходимец выдавал себя за поляка-эмигранта, другой – за легитимиста, разорившегося после Июльской революции, третий – за жителя Гваделупы, пострадавшего от землетрясения. Расчет был точный: сердобольные обитательницы аристократического Сен-Жерменского предместья не могли отказать просителям.

Глава восемнадцатая

Прогулки и аттракционы

Излюбленным местом прогулок был располагавшийся в центре города сад Тюильри. Сад этот примыкал к королевскому дворцу и принадлежал королю, однако монарх гостеприимно предоставлял доступ туда всем желающим, и притом совершенно бесплатно (об изменениях, которые произвел в устройстве сада Луи-Филипп, рассказано в главе третьей). По регламенту не допускались в сад только рабочие с инструментами и служанки в фартуках и чепцах (впрочем, для нянек с детьми делалось исключение). В саду Тюильри все слои населения могли совпасть в одном пространстве. Один из авторов «Новых картин Парижа» описывает свою прогулку по этому саду: «В прошлое воскресенье в центральной аллее мне поклонился юноша в черном фраке, белых панталонах и пестром жилете: это был мой слесарь. Чуть подальше, в сени апельсинового дерева сидели две дамы в соломенных шляпках, украшенных искусственными цветами, в муслиновых платьях и шалях из поддельного кашемира: я узнал прачку, стирающую мои сорочки, и ее закадычную подругу, горничную».

Постоянная посетительница сада Тюильри. Худ. Э. Лами, 1841

Впрочем, у каждой аллеи и у каждого уголка сада Тюильри были свои завсегдатаи; в саду имелось свое аристократическое предместье и свое предместье для простонародья. Дамы-аристократки прогуливались по центральной аллее, обсаженной деревьями; между двумя водоемами и подле оранжереи резвились дети под присмотром нянек; а старикам был отдан солнечный уголок сада под названием «Малый Прованс», примыкавший к нынешней площади Согласия (до 1817 года сад отделялся от площади рвом с водой, через который был перекинут разводной мостик).

У разных посетителей были не только свои излюбленные места, но и свое расписание: дамы прогуливались по саду от двух до трех пополудни, а старики досиживали до 8 вечера – до самого закрытия сада. Летом в сад Тюильри приходили лишь те, кому дела или семейные обстоятельства не позволяли выехать за город. Зато в зимнее время во второй половине дня сад Тюильри в эпоху Реставрации посещала только фешенебельная публика. Авторы «Новых картин Парижа» пишут: «Если самые дорогие уборы аристократическая публика приберегает для балов, то самые элегантные и самые новые туалеты являются взору окружающих в Тюильри. Дамы отправляются в сад Тюильри, чтобы на других посмотреть, но также и чтобы себя показать; все пришедшие подвергаются самому пристрастному разбору, но каждая дама, как бы сурово ее ни порицали, бранит всех остальных, а себя почитает самой красивой и самой модной».

Когда представители высшего света уезжали в загородные поместья, их сменяли мелкие торговцы с семьями. «Господин и госпожа Матье с сыном, дочерью и даже собакой (на поводке, ибо это предписано правилами), усаживаются на те самые стулья, на которых накануне отдыхали горделивая герцогиня и пленительная маркиза; когорта приказчиков и продавщиц сменяет в аллеях французских и английских денди, благороднорожденных дам и девиц».

Зрелище парижан с чадами и домочадцами, прогуливающихся по всем столичным садам, произвело сильное впечатление на английскую путешественницу леди Морган: «Толпы хорошо одетых людей, дышащих здоровьем и опрятностью, предаются невинным забавам, никогда не нарушают правил приличия и тщательно соблюдают все законы благопристойности – таково представление, которое разыгрывается каждое воскресенье на публичных гуляньях в Париже».

Сад Тюильри. Худ. О. Пюжен, 1831

Английская путешественница подчеркивает, что в то время как эгоистичные англичане бросают семью и отправляются развлекаться в пивные в сугубо мужском обществе, француз отдыхает вместе с женой, детьми и даже их нянькой: «Покинув узкую грязную улочку, нездоровый воздух которой они вдыхают в течение всей недели, торговец с семьей отправляются на поиски сцен более радостных, атмосферы более чистой. Семьи, зачастую представленные целыми тремя поколениями, отправляются в сад Тюильри, чтобы полюбоваться водоемами и позабавить детей зрелищем золотистых и серебристых рыбок, которые резвятся на водной глади».

Нагулявшись, парижане отправлялись обедать в одну из рестораций, которых вблизи Тюильри было великое множество. После обеда семейство обычно продолжало прогулку на Елисейских Полях, а на закате имело возможность посетить один из танцевальных залов для широкой публики, над дверью которых было написано крупными буквами: «Здесь танцуют каждый день».

Сад Тюильри, хотя и был общедоступным, слыл тем не менее местом фешенебельным, роскошным и модным. Напротив, Люксембургский сад в 1820–1830-е годы считался местом уединенным и патриархальным. Анонимный автор очерка «Париж в 1836 году» противопоставляет эти два места гуляний: «В Люксембургском саду есть так же, как и в Тюльерийском, две террасы; но они между собою не очень сходны. Люксембургские террасы не представляют, как террасы Фельянов возле улицы Риволи, сборного места для знати и для прекрасных парижанок из предместья Сен-Жермен и Шоссе д’Антен, красавиц, которые отличаются такой чудной талией, такими маленькими ножками, каких нигде, кроме Парижа, видеть не удастся. Напрасно бы вы стали вечером искать их здесь, разряженных в бархат, шелк, газ прозрачный, обвевающих себя веерами в несколько тысяч франков. На Люксембургские террасы собираются просто одни жители окрестных улиц, которые не за тем сюда ходят, чтобы похвастать богатством своего туалета, но для других, более чистых наслаждений. Обыкновенно здесь бывают люди почтенные, которые занимаются чтением какой-нибудь газеты или книги и не могут тратить ни времени своего, ни денег на клуб жокеев и другие безрассудства. Также кто хочет видеть в Париже матерей семейств, которые более занимаются детьми своими, чем новым покроем платья или шляпки, тот должен идти в Люксембург. Самые многочисленные посетители этого сада – беспрекословно студенты; их встретишь здесь, куда бы ни пошел, куда бы ни взглянул. Далее увидел я бесчисленную толпу веселых резвых детей, которых в здешнем саду обыкновенно собирается гораздо более, чем в каком-либо другом. <…> Достопримечательно различен туалет детей, бывающих в Тюльерийском и Люксембургском саду; в первом мы видим миниатюрное изображение знатного, большого света; весь костюм детей обнаруживает, что здесь-то депо роскоши, верх богатства, цвет отборного общества. В Люксембурге, напротив, костюм детей гораздо проще, и тем больше пристает к ним. Смешно видеть десятилетних кавалеров и дам, одетых, как большие, по последней модной картинке. Я всегда помирал со смеху, встречая в Тюльери кормилиц с грудными детьми, на голову которым вздета шляпа à la Henri IV. Дети и без того сами по себе очень милы. Маленькая девочка в простеньком белом платьице, с волосами, от природы завитыми, всегда красивее той, которую убирают, как куклу, всеми модными новостями улицы Vivienne».