Новый курс (в редакции 1924 г.)

Демагогия подбита ветром и, столкнувшись с серьезной опасностью, легко разрешается в паникерство. А паникерство и ленинизм – их даже на бумаге трудно поставить рядом.

Ленинизм воинствен с ног до головы. А война немыслима без хитрости, без уловки, без обмана врага. Победоносная военная хитрость входит необходимым элементом в ленинскую политику. Но в то же время ленинизм есть высшая революционная честность перед лицом партии и класса. Никаких фикций, мыльных пузырей, мнимых величин!

Ленинизм ортодоксален, упорен, непреклонен, но в нем нет и намека на формализм, канон и казенщину. В борьбе он берет быка за рога. Пытаться сделать из традиций ленинизма сверх-теоретическую гарантию непререкаемости и непреложности всех мыслей и речений истолкователей традиции – значит издеваться над подлинной революционной традицией, превращая ее в казенщину. Смешна и жалка попытка гипнотизировать великую революционную партию повторением одних и тех же заклинаний, в силу коих правильную линию надо искать не в существе каждого вопроса, не в методах его постановки и разрешения, а в справках… биографического характера.

Поскольку я лично вынужден на минуту спуститься в эту область, скажу: я вовсе не считаю тот путь, которым я шел к ленинизму, менее надежным и прочным, чем другие пути. Я шел к Ленину с боями, но я пришел к нему полностью и целиком. Кроме своих действий на службе партии, я никому никаких дополнительных гарантий дать не могу. И если уж ставить вопрос в плоскости биографических изысканий, то нужно это делать как следует быть. Тогда пришлось бы давать ответы на острые вопросы: всякий ли, кто был учителю верен в малом, оказывался ему верен и в большом? Всякий ли кто проявлял в присутствии учителя послушание, дает тем самым гарантии последовательности в отсутствие учителя? Исчерпывается ли ленинизм послушанием? У меня нет никакого намерения разбирать эти вопросы на примере отдельных товарищей, с которыми я, со своей стороны, намерен и впредь работать рука об руку.

Каковы бы ни были дальнейшие трудности и разногласия, победу над ними даст только коллективная работа партийной мысли, проверяющей себя каждый раз заново и тем именно охраняющей преемственность развития.

С таким характером революционной традиции связан особый характер революционной дисциплины. Где традиция консервативна, там и дисциплина пассивна и нарушается при первом серьезном толчке. Где, как в нашей партии, традиция состоит в высшей революционной активности, там и дисциплина достигает высшего напряжения, ибо решающее значение ее проверено много раз через действие. Отсюда неразрушимое сочетание революционной инициативы, смелой критической проработки вопросов – с железной дисциплиной действия. И только через высшую же активность молодняк может воспринять эту традицию дисциплины от стариков.

Традиции большевизма во всем их объеме нам не менее дороги, чем кому бы то ни было. Но пусть никто не смеет отождествлять бюрократизм с большевизмом, а традицию – с казенщиной!

VI. «НЕДООЦЕНКА» КРЕСТЬЯНСТВА

Некоторые товарищи усвоили себе очень своеобразные методы политической критики: они утверждают, что я в таком-то вопросе не прав сегодня, потому что в другом вопросе был не прав 15 или сколько-то там лет тому назад. Этот метод очень упрощает задачу. Сегодняшний вопрос нужно было бы разобрать во всем его материальном содержании. А вопрос, который имел место много лет тому назад, давно исчерпан, историей освещен и, чтобы сослаться на него, не нужно больших мозговых усилий, – кроме, разумеется, некоторой памяти и добросовестности. Но и по этой части я не могу сказать, что все обстоит у моих критиков благополучно. И я это сейчас докажу на одном из важнейших вопросов.

Излюбленным аргументом, вошедшим в употребление в некоторых кругах за последнее время, является указание – преимущественно косвенное – на мою «недооценку» роли крестьянства. Тщетно стали бы вы, однако, искать какого-либо анализа этого вопроса, приведения фактов, цитат, вообще доказательств. Обыкновенно дело ограничивается глубокомысленным кивком на теорию «перманентной революции», да еще разве двумя-тремя кулуарными словечками. А между теорией «перманентной революции» и советскими кулуарами – ничего, пустота. Что касается теории «перманентной революции», то я решительно не вижу оснований отрекаться от того, что писал по этому поводу в 1904 – 5 – 6 гг. и позже. Я и сейчас считаю, что основной ход мыслей, развивавшихся мною тогда, несравненно ближе к действительной сущности ленинизма, чем многое и многое из того, что писалось рядом большевиков того времени. Термин перманентная революция есть Марксов термин, которым он пользовался по отношению к революции 48 года. В марксистской литературе, разумеется, не в ревизионистской, а в революционной, термин этот всегда располагал правами гражданства. Франц Меринг пользовался этим определением по отношению к революции 1905 – 7 гг. Перманентная революция в точном переводе означает постоянная или непрерывная революция. Какая политическая мысль вкладывается в эти слова? Та мысль, что для нас, для коммунистов, революция не заканчивается после достижения того или другого политического завоевания, той или другой социальной реформы, а развивается дальше, и пределом ее для нас является только социалистическое общество. Таким образом, раз начавшись, революция, – поскольку мы в ней участвуем и, тем более, руководим ею, – ни в каком случае не приостанавливается нами на каком-либо формальном этапе, наоборот, мы непрерывно и постоянно ведем ее вперед, разумеется, в соответствии со всей обстановкой, до тех пор, пока революция не исчерпает всех возможностей и ресурсов движения. Это относится как ко внутренним завоеваниям революции, в национальных пределах, так и к перенесению революции на международную арену. В условиях России это означало: не буржуазная республика, как политическое завершение, и даже не демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, а рабочее правительство, опирающееся на крестьянство и открывающее эру международной социалистической революции. (См. Л. Троцкий, «Итоги и перспективы»). Таким образом, идея перманентной революции полностью и целиком совпадает с основной стратегической линией большевизма. Этого можно было не видеть 18 – 15 лет тому назад. Но этого нельзя не понять и не признать теперь, когда общие формулы наполнились полнокровным историческим содержанием. Никакой попытки «перескочить» через крестьянство в моих тогдашних писаниях не было. Через теорию «перманентной революции» был прямой путь к ленинизму, в частности, к апрельским тезисам 1917 г. А эти тезисы, предопределившие политику нашей партии в Октябре и через Октябрь, заставили, как известно, панически отскочить очень и очень многих из тех, которые сейчас со священным ужасом говорят о теории «перманентной революции». Однако, препираться по всем этим вопросам с товарищами, которые давно перестали читать и пользуются только смутными воспоминаниями молодости, дело нелегкое, да и бесполезное. Но те товарищи, и в первую голову молодые, которые не устают учиться и уж во всяком случае не позволяют запугать себя не только словами «металл» и «жупел», но и словом «перманент», – эти товарищи хорошо сделают, если самостоятельно прочтут, с карандашом в руках, тогдашние работы за и против «перманентной революции» и попытаются провести от этих работ нити к Октябрю, что не так уж трудно.

Гораздо важнее все-таки практика октябрьская и после-октябрьская. Здесь все можно проверить шаг за шагом. Незачем говорить, что по поводу политического усыновления нами «эсеровской» земельной программы у меня не было с т. Лениным и тени разногласий. Точно так же и относительно декрета о земле. Правильна или неправильна была наша советская крестьянская политика в тех или в других частностях, – разногласий у нас она не возбуждала. Курс на середняка был взят при активнейшем моем участии. Думаю, что не последнее место в этом курсе занимали опыт и выводы военной работы. Да и как можно было недооценивать роль и значение крестьянства при построении революционной армии из крестьян при посредстве передовиков рабочих? Достаточно просмотреть нашу военно-политическую литературу, чтобы убедиться, насколько она проникнута той мыслью, что гражданская война есть, в политической основе своей, борьба пролетариата с контрреволюцией за влияние на крестьянство, и что победу может обеспечить только правильная установка взаимоотношений рабочих к крестьянам: в отдельном полку, в районе военных действий, во всем государстве.