Русская Океания

«Хотите ли полюбоваться закатом?» — спросило с листа знакомое лицо — постаревшее, со шрамом и чёрной повязкой на глазнице.

— Мама, что ты? — испуганно спросила дочь. — Тебе больно?

— Ничего… — Лиза утёрла слёзы. — Так бывает — судьба в очи заглянула.

Граф Бенедиктов, правивший Русско-Океанским наместничеством, слыл сибаритом. Рассказывали, что его ставка в Александрове-Паланском — волшебный сад чудес, прямо-таки Версаль или Альгамбра, Эдем в субтропиках. Скирюк, агент и даже отец Леонтий ждали, когда Володихин разгорячится напитками и поведает, как обольстительные паланки в одних юбочках из перьев (грешно, зато красиво) умащают полунагого Бенедиктова, паланы овевают наместника опахалами, а на ветвях гибискуса поют райские птицы. **

В вестибюле петергофского дворца Коттедж висит щит из панциря морской черепахи. На щите укреплён герб парка Александрия, названного в честь жены Николая I — в синем поле венок роз, меч и девиз: «За веру, царя и отечество».

На оборотной стороне щита — табличка:

«Верноподданейше Государю Императору — Российско-Американской компании морской офицер Дмитрий Патрикеев Марфин, добыча 1829 года июня 20 дня, у острова Кулулава»

А ныне?

В необозримых просторах океана, руководимая генетической памятью, плывёт к Алаинам древняя черепаха. Она помнит те времена, когда воды кишели зверьём, когда тысячи её сестёр выползали на песок; она помнит этот берег. Её сопровождает корабль американских экологов. На лапе у черепахи — бирка, на панцире прикреплен нейлоновый тросик с воздушным шаром. На Алаинах черепаху ждёт сюрприз: из Флоридского террариума на самолёте ей доставлен друг. Учёные с замиранием сердца следят — спарятся эти живые чемоданы или нет? Если нет — виду конец.

Пушнина — «мягкое золото», — нестойка. Меховой водоворот, выкачанный из Сибири за века — утрачен. Шкурки сгнили, осыпались; мех съела моль. Богатство расточилось в прах.

Но ведь были деньги, реальные, их можно было преумножить, вложив в промышленность, строительство. Можно — если бы не безумная роскошь пиров, дворцов, балов…

Современный человек живёт в мире, где улицы и квартиры освещают маленькие рукотворные солнца. Лампы продлевают день. Мы буквально пьём электричество.

А раньше всё освещалось жиром морских животных. Киты, тюлени, моржи — сожжены во славу прогресса. Это был ресурс. Китобои и зверобои работали без роздыха, чтобы «горели тихо свечи». На балах, во дворцах, в университетах. Казалось, живое море неисчерпаемо. Но вдруг показалось дно.

Сейчас мир нашёл другие энергоносители — нефть и газ. И вновь люди отправились на север, покорять Сибирь. Траки рвут лишайник, вертолёты сдувают птиц с гнёзд. Вахта за вахтой уходят на добычу. «Чёрное золото», «Газ — трубы», мегапроекты века!

Потомок, изучив лет через двести астрономические цифры выкачанных кубометров и баррелей, спросит: «Где? Где это богатство?.. Они же в деньгах купались! Куда всё делось?»

Промотали, пропили, профукали на фейерверки, пустили на полиэтиленовые пакеты.

Только свист стылого ветра над просторами, да в бескрайних болотах торчат скелеты буровых вышек, вьются ржавые кишки лопнувших труб и рушатся своды в пустотах недр.

Сколько раз можно наступать на грабли?

3. Воины

— Бей его! — заорал краснорожий китобой, налетая на молодого человека в тёмном пасторском сюртуке. Ничуть не смутившись, тот отклонился, пропуская удар мимо, и ловко подставил задире ножку. Американец грохнулся носом в пыль.

— Ах, чёртов святоша! — кинулись на помощь остальные моряки, а их было пятеро. Девушка-гавайка, прятавшаяся за спиной парня в сюртуке, пронзительно завизжала.

Она решила пойти с матросом за пару серебряных долларов. Но матросы подступили вшестером, и девушка сказала «Нет». Едва началось бесчинство, возник этот сюртук и сказал: «Прекратите». Ему посоветовали убираться к дьяволу, а он…

…рассмеялся.

Дело было в Гонолулу, городе королей. На остров Оаху, где сходятся морские пути Тихого океана, сплываются все корабли, чтобы загрузить свежую еду и воду на месяцы китовой ловли.

Занесённую руку с ножом сюртук сломал тростью на лету, другому драчуну трость пришлась по шее, а третий получил удар в то место, которым грешат. Сюртук орудовал палкой метко, легко и ужасно, как шпагой.

Отступив, американцы засвистали, подзывая своих — тут, в порту, шлялось много зверобоев из Нантакета. Молодой человек, похожий на духовного студента, указал гавайке — «Беги!» — и приготовился к отпору.

Пожалуй, здесь бы его жизнь и кончилась, поскольку на шум драки бежала дюжина «бостонцев», как по старинке звали гостей из Штатов. Но сюда же спешил пяток молодцев в фуражках-бескозырках, чекменях и шароварах:

— Эй! Стой! Все на одного?

Даже чёрный верзила, прихвативший с корабля гарпун, смутился, увидев, что казаки держатся за рукояти сабель.

— Он вступился, как положено, — на грубом английском объявил подхорунжий, тряхнув чубом. — А ваши вздумали насильничать. Так страже короля гавайского и скажем. Ну, будем ждать стражу — или разойдёмся?

Бостонцы ответили матерным лаем, грозили, трясли кулаками, но в драку не лезли. С ножом на саблю не пойдёшь.

— Ещё увидимся!

— Потом сквитаемся!

Ушли, злобно оглядываясь и плюясь табачной жвачкой.

— А ты мастак махать дубиной, — подхорунжий хлопнул парня по плечу. — Из лютеран будешь?

— Весьма признателен, господин унтер-офицер. Иоганн Смолер, к вашим услугам, — ответил по-русски малый в сюртуке, оправив платье. — Я прусский подданный, путешествую по делам науки.

— Ишь, далеко занесло из Неметчины!

— Командирован для изучения этнографии, в частности, Северной Океании.

— Слишком ладно говорит, — заметил кто-то из казаков. — Знать, нарочно готовился.

— Это моё… — начал было с пылом молодой пруссак, но осёкся. — Да, я специально учился. Мои бумаги подписаны вашим посланником в Берлине.

— Проверим, — многозначительно кивнул подхорунжий. — В наши земли без паспорта муха не прошмыгнёт.

— Никакого вопроса нет, — отрезал Володихин. — Власть империи объемлет всё — землю, недра, морскую бездну и простор небесный. Каждое беспаспортное чудище, объявившееся в пределах России, должно назвать своё имя, сословие, род занятий и вероисповедание, после чего надлежит занести его в соответствующую графу реестра. У нас всё просто! **

Разбирательства о стычке в порту не последовало. Власти сочли, что раз драчуны разошлись, а жертв и увечий нет, то инцидент исчерпан. Но вечером в гостиницу к Иоганну Смолеру пожаловал видный гаваец со слугами — судя по толщине брюха и богатству наряда, некто из вельмож Камехамехи III.

— Мне рекомендовали вас, как человека честного и достойного доверия. Вы следуете к Елизаветинским островам? Не затруднит ли вас передать частное письмо коменданту? Вручить послание лично, без свидетелей. Вот двадцать долларов за беспокойство.

«У них странное понятие о стоимости почтовых услуг, — подумал этнограф, взвешивая в ладони плотный конверт с печатями. — Либо это письмо очень важное. Не слишком ли быстро меня втянули в интриги?»

«Мой путь, — писал Иоганн, — продолжается на бриге „Аскольд“ в обществе казаков и крестьян-переселенцев. В течение века русские заселяют самую восточную окраину империи, причём, на мой взгляд, добились тут большего, чем в лесной Сибири и ледяной Камчатке».

— Расскажи-ка, Иоганн, — подсел чубатый подхорунжий, — какое ты задание имеешь из Берлина? Может, тебе поручили чего? Знаешь, выпей со мной. За здравие государя Николая Палыча! Пьём стоя. Ура!