Поэзия ультра-символизма, или в поисках альтернативного искусства

Фарай К С Гунин Лев

Поэзия ультра-символизма, или 'в поисках альтернативного искусства'

К.С.Фарай, Лев Гунин

Поэзия ультра-символизма

или "в поисках альтернативного искусства"

В розовой колбе спит новый человек.

Разбуди его, расшевели, взболтай.

(Homunculus)

I

Несмотря на то, что эпохи, когда талантливые поэты слагали гимны тиранам, а приверженность Отечеству ставилась выше приверженности нравственности, эпохи, когда воздвигали монументы и кривили душой, в мире европейской культуры временно отошли в прошлое, несмотря на иллюзию, что век тоталитарных идеологий и диктатур доживает свои последние годы, проблема выбора между добром и злом, безумием и осмыслением, абсурдом и трансцендентцией стоит перед нами так же остро, как перед теми, кто исчез за воротами бесчисленных концентрационных лагерей фашистских и сталинистских режимов, Канады (да, лагеря для представителей "враждебных" наций и народностей, таких, как украинцы и японцы, существовали и в "свободной" Канаде) и других стран, и теми, кто растворился в иммигрантской толпе на улицах Берлина, Парижа, Нью-Йорка...

Эстетические изыскания постмодернизма и искусство советского периода с его соцреалисткими и футуристическими тенденциями производят одинаково ужасающее впечатление, ибо базируются на лжи, отрицании, возвеличивании низкого, уничтожении Веры. Любая эпоха, независимо от того, прогрессивна она или нет, неизбежно совершает одну и ту же ошибку. Любой эпохе свойственно осознавать свою мнимую обособленность, уникальность, верить в то, что она стоит на ступеньку выше своих предшественниц, и опережает их не только по времени, но и по степени искушенности. Будто, на самом деле (вспомним здесь философию Гегеля), человечество идет к некой Великой цели - осознанно продвигается вперед.

Подобное осознание мнимой уникальности не появляется на пустом месте. Оно обусловлено простой и реальной причиной: другие, прошлые эпохи, уже не существуют в особом временном промежутке между прошлым и будущим, они являются событиями только прошедшего; настоящая же эпоха жива, и в этом ее уникальность. Живущие всегда ощущают неповторимость своей жизни, ее превосходство перед бытием не живущих... Но вот парадокс: при этом нормой считается скептическое отношение ко всему поистине новому и необычайному.

К сожалению, произведения искусства оцениваются именно с точки зрения их соответствия или не соответствия устоявшимся канонам, и случается это потому, чтоф о р м о йсуществования всегда является срез прошлого, а его с у т ь ю - само существование. Взаимодействие структуры общества, его компонентов, его составных частей осуществляется на основе уже готовой программы, автоматически вырабатывающейся из осколков эстетики, этики, философии, традиций короткого предыдущего периода. Без готовой программы общество, видимо, существовать не может. Все это, так или иначе, связано с генетическим кодом.

Несправедливость общества, следование схематическим канонам, жестокость государств, бесчеловечность правителей, разделение Человечества на Восток и Запад- в с еэто записано в генетическом коде, и неизбежно проявляется вне зависимости от факторов пространства и времени.

Несмотря на то, что отношению к искусству всегда присущ элемент необоснованного консерватизма, кто из сегодняшних ценителей Шекспира, Мильтона или Пушкина не признает значения поэзии э.э. каммингса, Хлебникова, Элюара? А ведь когда-то было так: или - Пушкин, или Хлебников! В совсем еще недалеком прошлом, полотна импрессионистов продавались за бесценок, и гении подобные Кафке и Траклю при жизни оставались практически безвестными.

Подумать только, ведь в ту самую минуту, когда пишется эта строка, где-то ходят по земле новые аполлинеры и хлебниковы, никому не известные и обреченные на прозябание и нищету именно потому, что, возведенная в каноны, поэзия Элюара, Аполлинера, Хлебникова, Набокова теперь сама стала предлогом неприятия и непризнания новых имен.

Таким образом, "виноваты" не поэзия и не таланты прошлых поколений. Дело вовсе не в эстетике, и даже не в общественном сознании, ибо общество это особый механизм прогрессивного усреднения (как сказал один философ), а так как это механизм, ему необходимы метрические шкалы и критерии оценок. Будучи грузным и неповоротливым, он неспособен быстро самосовершенствоваться и самозаменяться. Именно поэтому приходится ему цепляться за твердо установленные шкалы имен и оценок. Все это вместе взятое не имеет прямого отношения к искусству.

Искусство в общественном механизме - нетипичный и даже враждебный ему элемент. И цепляется общество за устаревшие идеи и эстетику не потому, что их очень любит или предпочитает чему-то иному, а потому, что на что-то "прочное" ориентируется в оценке членов общества - учеников в школах, студентов в университетов, чинов своей академической лестницы, и так далее. Обществу нужна шкала оценок, и она всегда строится с устарением.

В условиях советской диктатуры этот консерватизм не только сам себя возвел в квадрат, но и построил на этом сюрреалистическую крепость своей собственной псевдодействительности, откуда, как ножницами, стал вырезать не только новаторские, прогрессивные тенденции современных поколений, но и целые куски прошлого, исключая все больше и больше прошлых событий, имен и произведений. В первую очередь в воронку этой кровавой амнезии попадало то, что в той или иной степени могло стать противоядием разума против наступившего анти- исторического безумия.

И так на сегодняшний день можно с уверенностью сказать, что философия Ницше и Киркегора, проза Рабле, Достоевского, Джойса, Кафки, Андрея Белого и Жана Жене, поэзия Данте, Бодлера, Пушкина, Блейка, Т.С. Элиота и Эзры Паунда, Валерия Брюсова и Александра Блока, Стефана Малларме и Р. -М. Рильке являются неотъемлемой частью того незримого, "враждебного" обезумевшему режиму мира, погружаясь в который, мы спасались от тьмы и бесовства эпохи умирающего тоталитаризма, эпохи Посредственности и Одичания, печального времени морального и нравственного падения человека.

II

Если говорить о символизме, как направлении в искусстве, то ни для кого не секрет, что на протяжении более чем полувека, проходя через множество трансформаций, символизм переродился в понятие "модернизм". По крайней мере, в Европе и Америке. Была подобная тенденция и в России: ранние Ахматова и Пастернак, Мандельштам, Волошин, Хлебников, Мариенгоф и имажинисты...

Как известно, все эти начинания были уничтожены большевистской властью, поэты подвергались преследованиям, становились изгоями, затворниками. Был насажден казенный язык соцреализма и псевдоромантическая поэтика. Пролетарские поэты, поздние Пастернак и Ахматова, и... (перечисление заняло бы целую страницу) отразили искривленное время (феномен остановленных стрелок часов), но не смогли выйти за пределы этой "остановленной" страны. Поэзия тех лет выполнила, в общем, свое трагическое предназначение: изобразила страшную эпоху. Да, она использовала архаичный или, по крайней мере, устаревший, язык, неискренние эмоции, ложь... Главные элементы нагромождения лжи заключались в том, что сталинская эпоха завернула время назад, к феодализму. К тому же, в лице Сталина восточный мир без единого выстрела наполовину захватил такую огромную страну, как Россия, направив общественное сознание людей в сторону азиатского мышления. Достаточно вспомнить типичную сталинскую живопись, с освещением, нехарактерным для великорусских широт, отражающим южное солнце, витиеватый восточный слог славящих Сталина стишков, и так далее.

Главная ложь заключалась в том, что адекватным языком для выражения сути той эпохи должен был бы стать в лучшем случае язык, на котором писал Радищев, напополам с восточными хвалебными четверостишиями. А, между тем, искусственно был навязан язык псевдоромантического по форме, и типично-феодального по содержанию пафоса-бреда.