Недолго его хвалили

АННА БЕРЗЕР

НЕДОЛГО ЕГО ХВАЛИЛИ...

Во всех ныне появляющихся статьях пишут о том, как Фадеев громил роман Гроссмана "За правое дело". Но никто не упоминает о том, что было раньше. До разгрома... Мне хочется восстановить подлинную картину - что было сначала, что стало потом.

Итак, вернемся снова к моменту, когда был напечатан роман, после того как нам стали известны главные силы в истории того, как он появился на свет.

В "Новом мире" роман печатался, как я уже писала, в 1952 году. Его начало - номер 7, его окончание - номер 10, с продолжением в четырех номерах. Таким образом, в октябре мы кончили читать роман. Номер вышел, скорее всего, в начале месяца.

А 13 октября 1952 года собирается секция прозы Союза писателей. Тема "Обсуждение романа В. Гроссмана "За правое дело"". По прямому указанию Фадеева - для выдвижения на Сталинскую премию. Оперативно и быстро, не теряя ни одного дня (чтобы потом отказаться от этого собрания и исхлестать, четвертовать его участников... Но это впереди, впереди).

Председателем секции был Степан Злобин - автор хорошего, по моим воспоминаниям, романа "Степан Разин". И вообще - достойный человек.

Выступали разные люди, некоторые даже старались, чтобы угодить Фадееву. Бывало и так. Но их - меньшинство.

Вообще-то это - единственное в жизни Гроссмана собрание писателей, на котором его горячо и увлеченно хвалят. Такого не было в его жизни - ни раньше, ни потом. "Безудержно" хвалили - так это квалифицировано будет потом.

Среди выступающих критики и писатели тех времен. Некоторые из них тогда казались мне умными, другие - слабыми, тягучими, неверными, подлыми. У меня нет надобности сейчас характеризовать их.

Перечитывая их речи, я думаю о другом: о том, как искреннее чувство объединило и подняло их, и о том, какие слова может найти критик тогда, когда он говорит то, что думает. Даже в те времена.

Первым взял слово активно печатавшийся в те годы театральный критик Иван Чичеров. Он начал с замечательной цитаты из Толстого:

"Я давно уже составил себе правило судить о всяком художественном произведении с трех сторон. Во-первых, со стороны содержания - насколько важно и нужно людям то, что с новой стороны открывается художником, потому что всякое произведение искусства только тогда произведение искусства, когда оно открывает новую сторону жизни; во-вторых, насколько хорошо, красиво соответственна содержанию форма этого произведения; и в-третьих, насколько искренне отношение художника к своему предмету, то есть насколько он верит в то, что изображает, где сказывается его любовь и ненависть".

Сейчас, переписывая эти слова Толстого, я думаю о том, что их в тот же месяц прочитал в стенограмме Василий Семенович и как было ему легко и спокойно от этого толстовского зачина при обсуждении романа.

И потому, что он хранил в своей папке стенограмму - даже первой среди других, - мне хочется рассказать о ней. Мне приятно цитировать тех, кто его хвалил, - в эти редкие недели его успеха, не только у передового читателя, но успеха почти официального. Такого для Гроссмана мимолетного, даже не знаю - нужного ли... и все-таки, подумав, скажу, да, нужного.

С этих высоких толстовских позиций Чичеров обращается к роману "За правое дело", с "трех сторон", как сказал Толстой, и делает вывод, что это "высокохудожественное произведение". И такие, вполне искренние, слова: "Многое, что Гроссман очень тонко и умно заметил, я почувствовал, что это то, что и я чувствовал, а сформулировать не мог..."

Он называет роман философским, с большими, глубокими раздумьями писателя, раздумьями о жизни вообще, о больших закономерностях и о трудном и теневом, "что в жизни есть, что во время войны мешало нам лучше воевать".

Так с первых же слов первого оратора взят высокий, даже восторженный тон.

Правда, где-то в конце, перечисляя свои любимые книги послевоенных лет, Чичеров говорит: "Это - "Молодая гвардия" Фадеева, "Счастье" Павленко, "Жатва" Николаевой, "Журбины" Кочетова и новый роман Василия Гроссмана".

Причудливое, конечно, соединение... Да, страшны "обоймы"! Во все времена страшны "обоймы"... И неповторим цинизм времени, запечатленный в таких "обоймах". И цинизм критика - при самых добрых устремлениях.

Слово берет Иван Тимофеевич Козлов - в те годы ответственный работник Воениздата, редактор романа Гроссмана, за что его ждут увольнение и расплата. Он говорит, что может привести множество примеров, сцен, эпизодов - удивительно верных по их соответствию правде жизни и правде войны. Удивительно точных... И добавляет: "В этом смысле не знаю, в чем можно упрекнуть Гроссмана. Он об этом хорошо написал. По психологии героев, по пейзажам, по военным и батальным сценам, - эта книга удивительно правдива".

И еще одно очень ценное свидетельство. Козлов вспоминает "Повесть о настоящем человеке" Полевого.

Там написано: "Танки ворвались в населенный пункт и ведут огонь со всех видов бортового оружия". И поясняет: "У танков бортового оружия нет".

"Таких вещей в романе Гроссмана нет", - заключает Козлов.

И еще: "Здесь говорили о том, что в романе много публицистических отступлений. Да, много. Это не слабость писателя, в этом его сила", говорит Козлов.

Приведу слова "безродного космополита", критика Льва Субоцкого: "Возможность появления такой книги и сам факт появления книги - это знамя перехода нашей литературы на новую, высшую ступень, это движение литературы по пути к эпопее... Эпопеи о непобедимости, бессмертии советского народа..."

(За все еще придется отвечать всем...)

Разные критики... Разные люди... Толченова и Бровман тоже вступили в восторженный хор. Сейчас трудно понять почему.

Злобин как председатель ведет себя и молчаливо и скупо. Он не может не слышать бушующих за стеной ветров. И одновременно не хочет, чтобы обсуждение изменило русло.

И после очередного оратора он пытается закончить разговор. Злобин говорит, что задача этого заседания, как он называет, "узкоприкладная".

Почему? Да потому, что назначение его - "выдвижение на Сталинскую премию". И, добавляет он, с этой точки зрения оно может на этом закончиться, так как все выступившие до этого "единогласно" и "положительно" оценили роман.