Чекисты

Иногда он заходил на почтамт и протягивал девушке паспорт, та перебирала пачку писем и отвечала, что ему ничего нет.

Сергей очень не хотел, чтобы пришло то письмо, о котором говорил Эрик, но если придет — его нужно взять. Иначе его отошлют обратно с пометкой, что адресат не является. А если обратный адрес на письме вымышленный, то его вернут обратно и чем кончится этот пинг-понг — неизвестно.

— Пожалуйста, — сказала девушка за окошком и протянула Сергею серый конверт с розовой маркой в углу.

Обложка паспорта стала скользкой, и он долго не мог залезть во внутренний карман пиджака. На конверте наклонным размашистым почерком было написано:

...Мать ходила по квартире и, подняв голову, нюхала воздух.

— Петя, Сережа, что-то горелым пахнет! В коридоре вроде как жженой бумагой, а возле Сережиной комнаты тряпкой...

До боли в ногах, до тяжести в пояснице ходил он по городу и не знал, что предпринять.

Почерк совершенно незнакомый, и никаких писем от 15 июня Сергей никому не писал... «Жму Вашу руку. Ваш Игорь», подпись с росчерком закорючкой вниз. Вниз! Значит в письме есть скрытый текст. А может, его нет?

Отец еще не вернулся с работы. Мать, как всегда, что-то делала на кухне. Сергей смочил вату одеколоном, чиркнул спичку, взвилось голубое с желтыми прожилками пламя, жар от него жег пальцы. Лист письма стал коробиться, и вдруг на нем появились строчки, они шли поперек строк, написанных чернилами. Сергей прочитал текст, но второй лист письма проявлять не стал. Забегал по комнате, понимая, что нужно сейчас же все уничтожить. Хлопнула дверь. Мать вышла в булочную. Она просила сходить Сергея, а он ответил, что занят.

Сверкающий чистотой унитаз с клекотом проглотил клочки жженой бумаги, и долго шумел, наполняясь водой, сливной бачок.

Вернулся с работы отец, буркнул, что поужинал, и велел не мешать, даже не звать к телефону. Показал толстые папки:

— Ишь сколько наворотили. Все надо проверить. Просчитать самому. А откуда взять время?

Сергей накинул плащ и вышел в город. Он ходил и думал, что предпринять дальше. Письма нет. Унитазы умеют хранить молчание. Но на почте известно, что Сергей получил письмо. Правда, никто не докажет, читал он скрытый текст или нет. Может, на самом деле пойти в КГБ, рассказать о знакомстве с Митчеллом и Эриком, о своем запоздалом подозрении? И ничего не говорить о заложенном для него тайнике? А вдруг найдут случайно уборщицы и в пакете будет указано его имя? А если рассказать о тайнике, то это значит, что Сергей проявил письмо, что он ведет тайную переписку? Что же тогда делать?

...Сергей остановился и оторопел. Стоял он перед Эрмитажем. Зачем пришел сюда? Ему захотелось бежать с набережной сломя голову, куда угодно, только поскорей. Сергей повернулся и пошел прочь.

«Но пакетик рано или поздно обнаружат. Будет ремонт, придут слесари проверять батареи парового отопления... Эрик говорил, что настоящего имени Сергея они не упомянут. А если упомянут?»

Торопились прохожие, шумели автомашины, сыпали троллейбусы зеленые искры. Вместе с людским потоком брел он по улицам и все думал, все думал... И снова вышел к Эрмитажу. После этого он взял такси и уехал в Новую Деревню. Прошел к гостинице «Выборгской», посидел в ресторане. Водка обожгла горло, но спокойствие не пришло.

На следующий день со всеми предосторожностями он написал последнее письмо О. Кларку. Он писал о погоде, о том. как хорошо и интересно провел лето... и нигде в письме не поставил запятых. Письмо отправил с вокзала Зеленогорска.

«А если пойти в Эрмитаж, взять пакетик и явиться с ним в КГБ? Или просто уничтожить его? Ведь пакетик обязательно когда-нибудь обнаружат. Но его могут задержать в тот момент, когда он будет брать пакетик. Чем он докажет, что хотел с ним прийти в КГБ? Просто он попадется с поличным».

Так и не решив ничего, Сергей продолжал усиленно знакомиться с иностранцами. Теперь он это делал через силу, и иностранцы не казались ему какими-то особенными людьми. Они охотно давали свои адреса, расспрашивали о городе, о жизни, интересовались ценами на продукты и вещи.

Один англичанин прямо заявил, что в Ленинграде его ничего не интересует, кроме анекдотов и пикантных историй из времен Екатерины Второй. Анекдотов таких Сергей не знал; вернее знал несколько, но постеснялся рассказать, уж больно они были скабрезные. Англичанин сразу потерял к нему всякий интерес.

Проклиная все на свете, Сергей через силу тащился на почтамт и протягивал в окошечко паспорт, с тревогой ожидая, что девушка скажет «пожалуйста», но девушка говорила «нет», и от этого немного становилось легче.

Познакомился с молодой американкой по имени Анабелла. Она живет в Нью-Йорке и работает в конторе своего отца. Приехала на две недели в Советский Союз. С ней было очень мило разговаривать, и чисто женское любопытство порой затмевало у нее туристские интересы. Анабелла охотно согласилась приехать к Сергею. Мать всполошилась, в квартире было неприбрано. Анабелла выпила чаю, послушала пластинки и спросила, нет ли у него записи старинных цыганских романсов.

— Знаете, когда поют такими раскатистыми протяжными голосами, а у женщин вроде как перехватывает горло... Это так здо́рово!

Таких пластинок у Сергея не было, и он не мог вспомнить, у кого из товарищей можно их найти.

Потом сидели в летнем кафе. Анабелла говорила, что впечатлений у нее много, хватит рассказывать знакомым целых два года.

Неожиданно для себя Сергей попросил ее написать из Нью-Йорка письмо О. Кларку и попросить, чтобы он прекратил переписку с Сергеем.

— Понимаете, — признался он, — мне кажется, что меня втягивают в какое-то нехорошее дело. А я ничего общего не хочу иметь с ними...

Анабелла растерянно улыбнулась и обещала написать. Сергей дал ей адрес О. Кларка.

Через несколько дней он познакомился с американским туристом — пожилым солидным мужчиной, дал ему адрес и попросил сделать то же, о чем просил Анабеллу. Американец сунул записку с адресом в карман.

Потом Сергей встретился с Ричардсом — восемнадцатилетним парнем. Он приехал вместе со своим отцом на собственной машине. Они побывали на Кавказе и теперь возвращались обратно.

Как сын солидного папаши, Ричарде держался надменно и слова произносил медленно, будто давал в долг.

Сергей и ему передал просьбу. Ричардс долго думал, потом медленно достал записную книжку, подробно занес в нее адрес и сказал, укладывая книжку в карман:

— Хорошо, отсюда мы едем в Хельсинки, там я зайду в наше посольство, узнаю адрес ФБР и сообщу туда. Так будет надежнее.

«Он сообщит в ФБР, — размышлял Сергей, возвращаясь домой. — Там поймут, что об этом конспиративном нью-йоркском адресе в Ленинграде не только знают, но и разбалтывают его всем приезжим. Ясно, что адрес надо закрыть и переписку с Сергеем прекратить».

Ожидание ночного настойчивого звонка становилось все сильнее, все навязчивее...

8

Он ожидал всего, только не этого...

Сергей ехал в трамвае и успокаивал себя тем, что ничего там не знают, что вызывают для выяснения какого-нибудь маловажного вопроса. Иначе бы не стали вызывать.

Поездка на трамвае показалась длительной, как альпинистский поход через горы. Молоденький розоволицый солдат с пистолетной кобурой у пояса взял из рук Сергея паспорт, прочитал, выдвинул ящик письменного стола, порылся там в бумажках и вернул паспорт.

— Проходите. Вон гардероб, потом налево за дверью лифт.

На модных тонконогих металлических вешалках висели пальто, красная хозяйственная сумка, армейский плащ. У стены на столике лежали кипы свежих газет и стояла пластмассовая коробочка с медными монетами. Дубовая застекленная дверь не открывалась, и солдат сказал: