Разведка и контрразведка

Не случайно, в первые десять — пятнадцать лет существования Советской власти ВЧК-ОГПУ интересовали не столько иностранные разведки, сколько российская эмиграция, ее политические и военные организационные структуры, открыто ставящие своей целью свержение большевистского правительства, восстановление российской государственности.

Необходимость проведения прежде всего контрразведывательной работы за рубежом среди эмиграции продиктовала создание в органах госбезопасности СССР внешней разведки.

Была ли угроза существованию государства Советов со стороны организованных эмиграционных кругов реальной, действительной или мнимой, преувеличенной? Считается, что 20-е годы были расцветом российской эмиграции, русской национальной интеллигенции. Как отмечает О.А. Платонов, «пройдя через горнило опыта братоубийственной брани, русская интеллигенция сумела подняться выше своего обычного уровня и разглядеть с его высоты то, что не могла увидеть раньше: глубину духовных ценностей святой Руси и неисчислимые полчища ее внешних врагов». В эмиграции были отшлифованы нравственные качества самой высокой пробы: служение общечеловеческим идеалам, самопожертвование во имя блага и интересов Отечества, Родины, народа, принципиальность, высокая гражданственность, бескомпромиссность в борьбе за истину и справедливость.

Верхушка коммунистической партии прекрасно понимала, что реальной угрозы физическому существованию Советского государства со стороны российской эмиграции не было. К середине 20-х годов было ясно, что военные методы борьбы с Советской властью полностью себя исчерпали. Боролись с другой угрозой — идеей, носителями идеи, потенциальными и действительными. Подавив всякое инакомыслие внутри страны, боролись с животворным источником свободной мысли за рубежом. И эта борьба, начатая Артузовым, продолжалась еще шесть десятилетий, вплоть до трагического крушения советской империи. На операциях против российской эмиграции написаны десятки учебников, по которым воспитывалось не одно поколение чекистов.

В передовом отряде борьбы с русской эмиграцией и нашел свое место выходец из обрусевшей швейцарской семьи, российский интеллигент А.Х. Фраучи-Артузов.

Начатую при активном участии Артузова борьбу с эмиграцией продолжат его последователи, так сказать ученики.

В 30-е годы в разведке и контрразведке перестанут играть в изящные интеллигентские оперативные игры и начнут убивать, взрывать, топить, устраивать аварии, отравлять. Тысячи эмигрантов будут насильно при участии ГУКР «Смерш» и НКВД вывезены после войны в СССР и брошены в лагеря — с женами, детьми — все, повально.

В 40-50-е годы те, кого не удалось через союзников-англичан затащить в СССР, также беспощадно уничтожались, только более изящно, используя яды, имитирующие сердечные приступы.

Не до игр.

А Артузов со своими оперативными играми войдет в классику разведки и контрразведки. И портрет его повесят в музее СВР в Ясенево. По официальным версиям, на Фраучи-Артузове крови нет. На его примере санкционировано будут воспитывать новые поколения разведчиков.

Мы уже отмечали, что учителем Артузова по инженерной линии был В.Е. Грум-Гржимайло. Наставники Артузова-чекиста — большевики-революционеры Дзержинский, Кедров и... генерал-майор свиты его величества по гвардейской пехоте, в 1913 — 1915 годах товарищ министра внутренних дел царской России Владимир Федорович Джунковский.

Джунковский в числе других видных деятелей царской политической полиции будет привлечен к работе в ВЧК-ОГПУ после того, как в 1922 году по инициативе Дзержинского было оформлено соответствующее разрешение ЦК РКП(б) привлекать для работы в органах безопасности бывших сотрудников охранного отделения департамента полиции «как специалистов по разработке антисоветских акций». При принятии данного решения партийная верхушка руководствовалась двумя основными мотивирующими факторами: 1) в условиях мирного времени прежние методы работы ЧК, в основе своей заключавшиеся в массовых карательно-репрессивных мерах по отношению к населению себя изжили. Да и политические противники большевиков были, наученные горьким опытом попыток легальной политической борьбы, либо в эмиграции, либо достаточно хорошо законспирированы; 2) царская политическая полиция имела общепризнанные превосходные традиции эффективной и результативной работы именно по эмиграции: легендарный Петр Рачковский — «полицейский Маккиавели», его ученики — Ратаев, Гартинг, Красильников в конце XIX — начале XX веков создали и поддерживали уникальную заграничную агентурную сеть, позволявшую освещать практически всю зарубежную деятельность оппозиционных монархии партий и движений, оказывать на нее необходимое воздействие и влияние, поддерживать взаимодействие с английской, французской, германской, итальянской и швейцарской полицией.

Овладение опытом спецслужбы означает, прежде всего, перенос методов работы. А излюбленным методом царской политической полиции была провокация. Сущность провокации — искусственное создание доказательств совершения преступной деятельности. Этот метод царской охранкой использовался активно и повсеместно, независимо от того, где проводилась оперативная разработка — в России или за границей. Провокация стала почерком политической полиции России.

Оформленный упомянутым секретным постановлением ЦК РКП(б) реверанс в сторону непревзойденной школы царской политической полиции свидетельствовал не только об определенной эволюции в принципиальной позиции большевистского руководства после завоевания власти; об эволюции в отношении к полиции вообще как составной части политической системы государства.

Окончательно срывалось покрывало, видимость законности в борьбе с оппозицией, открывались шлюзы – чекистам давали понять: для достижения целей подавления инакомыслящих дозволено использовать все средства.

Позднее, в 30-х годах, дополнительно к провокации разрешили и пытки; разрешили специальным решением ЦК ВКП(б).

Именно Джунковский, привлеченный к работе по разработке российской эмиграции и явился одним из закулисных идеологов, вдохновителей и организаторов одной из грандиозных провокаций XX века — операции «Трест». Операции, во многом сформировавшей специфический оперативный почерк работы ОГПУ-НКВД, заключающийся в повсеместном использовании метода провокации. Метода, в полном объеме заимствованного из арсенала департамента полиции МВД царской России и существенно усовершенствованного ОГПУ СССР. Метода, безусловно, аморального.

Все совпало в нужное время и в нужном месте. Аморализм части российской интеллигенции наложился на аморализм востребованных новым режимом методов царской охранки. В основу поведенческой мотивации руководства ЧК-ОГПУ легла воинствующая русофобия. К этому добавился радикальный непрофессионализм и крайне низкий образовательный уровень (если о таком можно вообще говорить) большинства чекистов-руководителей. Да и откуда ему было взяться — профессионализму? Оперативного работника-агентуриста пестуют годами, подлинными руководителями оперативных подразделений разведки и контрразведки становятся, отработав в спецслужбе не один десяток лет. Так же, как нельзя в одночасье стать истинно сформировавшимся, подготовленным военачальником, не пройдя последовательно все ступени армейской служебной лестницы (взвод, рота, батальон, полк, дивизия, корпус, армия), невозможно выбиться в руководители спецслужб, не отработав «в поле».

Не один Артузов был аморален и поверхностен на начальном этапе карьеры в своем виде деятельности. Не менее аморален был и знаменитый пролетарский маршал Михаил Тухачевский, выходец из той же интеллигентной среды, что и Артузов. Только Артузов беспощадно срезал интеллектуальный слой России: офицерство, ученых, писателей, священников, не продавшуюся русскую интеллигенцию, а Тухачевский диковинным в то время химическим оружием беспощадно уничтожал вековую основу земли Русской — пухнувших и умирающих от голода, доведенных большевизмом до отчаянья российских тамбовских крестьян. Оба, Тухачевский и Артузов, не стесняясь, носили ордена, полученные за геноцид против российского народа.