Защита Лившица: Адвокатские истории

Народные заседатели (на профессиональной фене – просто нарзасы), постаревшие рабочий и колхозница с Выставки достижений народного хозяйства, имели на лицах такое торжественное выражение, как будто они сейчас будут отправлять правосудие. Наверно, недавно стали заседать, не обтесались еще.

Все присутствующие прониклись чувством ответственности момента, когда государственный обвинитель стал читать обвинительное заключение. Через минуту после слова «так» нить повествования была слушателями потеряна. Но не безвозвратно. При упоминании холодильника «ЗИЛ» потерпевшая Каценеленбоген Р. М. громко и тяжело вздохнула, а Колхозница укоризненно покачала головой, посмотрев на Гридасова. Как же, мол, тебе, гражданин Гридасов, не стыдно воровать?

Гражданин Гридасов сидел за моей спиной, но я почувствовал, что он чуть не заплакал от стыда.

В это время в зал заглянула заведующая канцелярией и стала из коридора делать судье знаки, приглашая выйти на минуточку. Я уловил лишь слово «говядина», но понял, что привезли продукты и нужно определиться, кто и сколько будет брать. Судьям некогда бегать по магазинам, поэтому магазины иногда прибегали в суд. Зеленая кофточка, кстати, прибежала по оптовой цене.

Судья извинилась и объявила перерыв на десять минут.

Делать было все равно нечего, и я попросил у секретаря дело – просто полистать. Начал читать, как всегда, с конца и, дочитав до начала, увидел протокол осмотра места происшествия. Что же там за место такое? Комната площадью тридцать квадратных метров, высота потолков пять метров, над потолком – уже чердак. Вот и заветная дырка в потолке – размером тридцать на тридцать сантиметров неправильной формы. Порядок вещей в квартире не нарушен. Входные двери не повреждены. Красиво и аккуратно, через доминантсептаккорд и в потолок.

Я представил себе потерпевшую Рахиль Михайловну, которая открывает ключом дверь квартиры. Сзади стоит ее муж, потерпевший Соломон Борисович, или просто Моня. В обеих руках у него по тяжелой сумке с покупками, а в зубах – полиэтиленовый пакет с яйцами. Он послушно стоит сзади и привычно слушает ворчание Рахили:

– Моня, осторожно, не разбей яичек. Что ты стоишь, помоги мне открыть дверь!

Моне, в его положении, именно этого и не хватало – помочь жене открыть дверь. Он что-то промычал, не выпуская из зубов пакет с яйцами.

– Не спорь со мной, – Рахиль вошла в квартиру, продолжая безадресно ворчать, а Моня, бросив взгляд на то место в прихожей, где стоял холодильник, разинул рот от изумления. Яйца с хрустом упали на пол.

– Я же тебя предупреждала! – взвилась Рахиль Михайловна. – Почему ты постоянно делаешь мне нервы?!

Моня продолжал стоять с разинутым ртом, и Рахиль Михайловна, проследив за направлением его взгляда, обернулась. Вместо холодильника она увидела прямоугольник пола, сохранившего девственность со времени последнего ремонта. На прямоугольнике валялась любимая заколка для волос, потерянная три года назад. И все!!!

Опасаясь, что ее догадка подтвердится, Рахиль Михайловна вошла в комнату. Такие же девственные прямоугольники были на месте телевизора, видеомагнитофона, коробки с пылесосом и ковра, висевшего на стене. Догадка подтвердилась, и даже очень.

– Моня, нас обокрали, – тихо сказала Рахиль Михайловна.

Моня, не произнося ни слова, почему-то на цыпочках подкрался к шкафу и, затаив дыхание, распахнул дверцу.

– Слава богу, – облегченно выдохнул он, – какое счастье!

Счастье заключалось в Мониной коллекции спичечных коробков, состоящей из семисот пятидесяти двух единиц. Счастье заключалось в том, что эту коллекцию Моня собирал сорок лет, даже несмотря на некоторое непонимание со стороны Рахили и противопожарную безопасность. Счастье, наконец, заключалось в том, что все единицы были на месте. В отличие, например, от каракулевой шубы, которая еще утром висела в соседнем отделении шкафа.

– Нет, вы посмотрите на этого идиёта! – Рахиль Михайловна воздела глаза к потолку. – У него сегодня большое счастье!

Воздевая глаза к потолку, Рахиль Михайловна еще не знала, что ее ждет очередной удар. Во-первых, на потолке не было хрустальной люстры. Во-вторых, в потолке зияла огромная дыра. Она зияла в том месте, где с чердака выходила труба отопления. Сантехники еще две недели назад раздолбали эту дыру, чтобы поменять трубы, и ушли за инструментом, временно прикрыв пустоту листом фанеры. Фанера тоже отсутствовала. Это было уже слишком.

– Ничего не трогай, – деловым голосом распорядилась Рахиль Михайловна, – здесь могут быть отпечатки пальцев.

Взяв телефонную трубку через носовой платок, новоиспеченная потерпевшая стала звонить в милицию.

Их Честь вернулись после перерыва в хорошем настроении. На чем мы там остановились? Ах, да – обвинительное заключение. Уже прочли? Тогда будем исследовать доказательства. Прямо сейчас и начнем – полно и всесторонне, объективно и беспристрастно.

Протокол осмотра квартиры неожиданно вывел меня из предынсультного состояния. Мне стало интересно, как можно поднять холодильник «ЗИЛ» на пятиметровую высоту и просунуть его в отверстие размером тридцать на тридцать сантиметров, пусть даже неправильной формы. Возможно, гражданин Гридасов и мог бы рассказать об этом фокусе, но мы договорились показаний никаких не давать. Пусть Их Честь помучаются. Из соображений объективности и беспристрастности, конечно.

Не раскрывая своих коварных планов, я внимательно слушал показания Рахили Михайловны. Она рассказала о том, как хрустнул пакет с яйцами, о том, как обрадовался Моня, и о том, что видеомагнитофон им привезла дочка Риммочка в свой последний приезд оттуда. Ущерб значительный.

Я свои вопросы начал издалека, потому что обожаю джаз. Прежде чем добраться до верхнего «до», я спросил у Рахили Михайловны, как они вкручивали лампочки в хрустальную люстру.

Лампочки? Рахиль Михайловна выразила сомнение в том, что это относится к делу, но если адвокат так интересуется знать, то она скажет. Она скажет, что это проблема. При таких высоких потолках это таки настоящая проблема, тем более что они с Моней люди уже немолодые. Ведь высота потолков – пять метров. У родителей в Бобруйске была такая старая квартира – с высокими потолками, поэтому Рахиль Михайловна всегда мечтала переехать из хрущевки в нормальную квартиру… Я почувствовал, что мы с Рахилью Михайловной работаем в одном стиле.

Когда потерпевшая сказала о пятиметровых потолках (а мне именно это и было нужно), Рабочий стал слушать внимательнее. Но он не любил джаз и не стал дожидаться, пока я красиво доиграю гамму.

– А как же ваш холодильник подняли до потолка? – не выдержав стиля, спросил он Рахиль Михайловну.

Этот вопрос не был из числа тех, которые я называю изящными. Но он был по существу.

Рахиль Михайловна растерялась, потому что такие откровенные вопросы ей раньше не задавали. Их Честь тоже растерялись, потому что за последние лет пятнадцать ни один нарзас не подавал голоса в судебном заседании. Еще больше они растерялись, когда на помощь Рабочему пришла Колхозница.

– Может быть, у вас в квартире есть лестница? – спросила она потерпевшую.

– Конечно, есть, – ответила Рахиль Михайловна, – но мы ее год назад дали поносить соседям. Они зимой поменяли квартиру, а лестницу так и не отдали. Я вообще удивляюсь на этих людей. Как так можно – взять чужое и не отдать. Хотя что тут удивительного, – Рахиль Михайловна посмотрела в сторону Гридасова и тяжело вздохнула, – теперь так принято.

– Странно все это, – Колхозница, поджав губы, многозначительно взглянула на Их Честь, как бы призывая к совместной оценке вдруг открывшегося обстоятельства. Но Их Честь не оценили находчивости Колхозницы. Как раз напротив – Их Честь считали, что этим в некотором роде нарушается куртуазность поведения и что нарзасы выходят из-под контроля. Они, конечно, равноправные судьи, представители, так сказать, народа, но не до такой же степени.