Что видела собака: Про первопроходцев, гениев второго плана, позд-ние таланты, а также другие истори

Все это происходило до того, как Воллар согласился позировать 150 раз с восьми утра до половины двенадцатого без единого перерыва для картины, которую Сезанн в отвращении бросил, так и не закончив. Однажды, вспоминает Воллар в своих мемуарах, он заснул во время сеанса и свалился с импровизированного помоста. Сезанн в сердцах выбранил его: «Разве яблоко шевелится?» Это и называется дружбой.

И, наконец, нельзя обойти молчанием отца Сезанна, банкира Луи-Огюста. С того момента как в 22 года Сезанн впервые покинул родной город, Луи-Огюст оплачивал все его счета, даже тогда, когда сын-дилетант не подавал никаких надежд. Если бы не Золя, Сезанн так и оставался бы несчастным сыном банкира из Прованса; если бы не Писарро, он бы никогда не научился рисовать; если бы не Воллар (и Писарро, Ренуар, Дега и Моне), его картины пылились бы па чужом чердаке; и, если бы не отец, Сезанн финансово не смог бы позволить себе такой длительный период становления. Впечатляющий перечень покровителей. Первые три — Золя, Писарро и Воллар — прославились бы, даже если бы Сезанна никогда не существовало на свете, а четвертый был необычайно одаренным предпринимателем, который после своей смерти оставил сыну 400000 франков. Сезанн не просто получал помощь. На его стороне играла команда мечты.

Вот последний ключ к пониманию «поздних талантов»: их успех во многом зависит от усилий других людей. В биографиях Сезанна Луи-Огюст неизменно предстает сварливым обывателем, не оценившим гениальности собственного ребенка. Но Луи-Огюст не обязан был поддерживать сына все эти годы и имел полное право заставить того устроиться на настоящую работу, так же как Шэри вполне могла бы воспротивиться частым поездкам мужа па Гаити, где царил настоящий хаос. Она могла бы заявить о своем праве вести жизнь, соответствующую ее работе и статусу, и ездить на BMW, на котором ездят все состоятельные пары из северного Далласа, а не довольствоваться Honda Accord.

Но она верила в талант своего мужа, или, говоря проще, она верила в мужа так же, как Золя, Писарро, Воллар и — пусть по-своему — Луи-Огюст верили в Сезанна. Истории о «поздних талантах» — это обязательно истории любви, и, может быть, поэтому нам так трудно принять их. Нам хочется думать, что такие прозаические вещи, как преданность, стойкость и готовность снова и снова выписывать чеки, оплачивая то, что на первый взгляд кажется провальной затеей, не имеют ничего общего с таким утонченным понятием, как гениальность. Но иногда гениальность не имеет ничего общего с утонченностью, иногда она проявляется после 20 лет работы за кухонным столом.

«Шэри никогда не поднимала вопроса о деньгах, никогда — ни одного раза», — говорит Фаунтин. Он смотрит на сидящую рядом с ним жену, и в его взгляде ясно читается, что он прекрасно понимает: без нее не было бы «Коротких встреч». На глазах у него выступают слезы. «Она никогда ни в чем меня не упрекала, — добавляет он. — Ни единым словом, ни намеком».

Шансы на успех

Как мы нанимаем на работу, если не можем сказать, кто для нее подходит?

1

В день решающего матча но американскому футболу между «Тиграми» из Университета Миссури и «Ковбоями» из Университета Оклахомы футбольный вербовщик Дэн Шонка сидел в гостинице в Колумбии, штат Миссури, перед портативным DVD-плеером. Шонка работает на три команды Национальной футбольной лиги. До этого он был футбольным тренером, а еще раньше играл полузащитником — как он сам говорит, «это было три операции на колене назад». Каждый год он оценивает приблизительно 800-1200 футболистов по всей стране, помогая профессиональным командам определиться с выбором игроков во время студенческих драфтов. За последние 30 лет он видел футбольных матчей больше, чем любой другой американец. По DVD-плееру он смотрел запись предыдущего матча «Тигров» против «Кукурузников» из Университета Небраски — это была его «домашняя работа» перед вечерней игрой.

Шонка методично просматривал ее, делая паузы и перематывая в тех случаях, когда что-то привлекало его внимание. Ему приглянулись Джереми Маклин и Чейз Коффман, два ресивера из Университета Миссури. Ему понравился Уильям Мур, сметающий всех на своем пути сейфти. Но больше всех остальных его впечатлил звездный квотербэк «Тигров», коренастый, мощный студент последнего курса Чейз Дэниэл.

«Мне нравится, что квотербэк может передать мяч ресиверу в движении так, чтобы тому не пришлось замедлять ход, — начал объяснять Шонка. Рядом с ним лежала стопка оценочных листов, и в процессе просмотра игры он записывал и оценивал каждый бросок Дэниэла. — Надо принять решение. Останется ли он в игре и примет удар, когда противник будет дышать ему в лицо? Сможет ли вмешаться, бросить и при этом принять удар? Этот парень бросает лучше, когда он "в кармане", или он так же хорошо бросает в движении? Нужен настоящий боец. Выносливый. Насколько он устойчив, силен? Мол^ет ли показать красивую игру? Может ли провести команду по полю и набрать очки в конце игры? Умеет ли видеть поле? Если твоя команда впереди, отлично. Но если вас пинают иод зад, я хочу знать, что ты собираешься делать».

Он показал на экран. Дэниэл совершил бросок, и в этот самый момент защитник второй команды врезался прямо в него. «Видите, как он держится? — спросил Шонка. —Он остался стоять и передал пас под таким напором. Этому парню мужества не занимать».

В Дэниэле было 1 м 83см роста и 102 кг веса. Плотного телосложения и широкий в груди, он держался с уверенностью, граничащей с дерзостью. Он бросал быстро и ритмично. Короткие броски выполнял аккуратно, а дальние — точно. Проворно уворачивался от защитников. К концу игры оп завершил 78% пасов — удивительный показатель — и обеспечил Небраске худшее поражение в домашней игре за последние 53 года. «Он полон энергии, — сказал Шопка. — Он может поднажать, когда нужно». Шонка видел всех перспективных студептов-квотербэков, записывал и оценивал их броски, и, по его мнению, Дэниэл был особенным: «Возможно, он один из лучших студентов-квотербэков в стране».

Но потом Шонка начал вспоминать свою работу в «Филадельфия Иглз» в 1999 году. В тот год во время первой части студенческого драфта они отобрали пять квотербэков, не менее перспективных, чем Чейз Дэниэл. Но только один, Донован Макнабб, оправдал возложенные на него надежды. Из оставшихся четверых один скатился к посредственности после весьма приличного старта. Двое оказались вовсе ни на что не годными, а последний настолько ужасным, что, вылетев из НФЛ, он не удержался и в Канадской футбольной лиге.

Годом раньше то же самое приключилось с Райаиом Лифом, своего рода Чейзом Дэниэлом 1998 года. «Сан-Диего Чарджерз» выбрали его вторым во время драфта и выписали ему бонус в 11 млн долларов. Но Лиф оказался ужасным игроком. В 2002 году наступил черед Джоуи Харрипгтона, золотого мальчика из Орегонского университета и третьего по счету игрока, отобранного в драфте. Шонка до сих пор не может смириться с тем, что произошло потом.

«Вот что я вам скажу: я видел Джоуи в живой игре, — рассказывал он. — Этот парень бросал с точностью лазера, из каких угодно положений, у него была сильная рука, габариты, интеллект, — Шонка даже пригорюнился, насколько это может сделать 127-килограммовый бывший полузащитник, одетый в черный тренировочный костюм. — Он концертирующий пианист, вы знаете? Мне и вправду — в самом деле — нравился Джоуи». Тем не менее карьера Харрингтона в «Детройт Лайонз» закончилась провалом, и о нем быстро забыли. Шонка бросил взгляд на экран, где молодой человек, который, но его мнению, мог стать лучшим квотербэком страны, вел команду по полю. «Как эти способности проявятся в Национальной футбольной лиге? — Он покачал головой. —■ Кто его знает...»

Это проблема всех квотербэков. Есть определенные виды деятельности, где никакие предварительные знания о кандидатах не помогут предсказать, как люди справятся с выполнением своих обязанностей. Так как же мы решаем, кому в таких случаях отдать предпочтение? В последнее время некоторые отрасли развернули кампанию по борьбе с этой неопределенностью, но нигде это не имело таких серьезных социальных последствий, как в профессии учителя.