Смерть Сталина. При чем здесь Брежнев?

Но реально врачи-специалисты оказались как бы настолько некомпетентными, что выдали себя с головой. Скажете, может ли здравомыслящий человек в такое поверить? А вот впоследствии, когда с историей болезни «работали» не врачи высшей квалификации, а заплечных дел мастера, то они и могли нагородить подобные нелепости. Они убирали из истории болезни Сталина все возможные следы его прежних недугов со стороны сердечно-сосудистой системы, чтобы показать, что к концу жизни он был практически здоров, а смертельный инсульт был прямым следствием отравления вождя. В это время кандидат на роль «отравителя» уже был в мире ином и все эти «подставы» под лечащих врачей уже никем и никогда не будут выявлены, да и никому уже не были нужны. Тут у истинных фальсификаторов и возникла мысль соединить несоединимое: описание реальной ЭКГ с ЭКГ подставкой — пусть будущие исследователи поломают голову над тем, как ловко П.Е. Лукомский и указания о фальсификации выполнил, и дал сигнал потомкам, что Сталина все-таки отравили.

И вот И. Чигирин, равно как и Н. Добрюха через 50 лет этот сигнал «уловили». При всем уважении к их колоссальному труду по систематизации разрозненных документов, относящихся к истории болезней И.В. Сталина, приходится констатировать, что ими, вольно или невольно значительно укреплен миф о якобы существовавшем и осуществленном заговоре по лишению жизни вождя путем отравления.

Теперь разберемся с датами, коими помечены машинописные описания электрокардиограмм, и которые, по мнению И. Чигирина, почему-то тоже несут информацию о фальсификации ЭКГ. Прежде всего, обратим внимание на «черновой», не подписанный вариант описания ЭКГ от 2 марта 1953 года. Под будущей подписью врача Петровой стоит дата 2/VII-53 г., свидетельствующая о том, что окончательное оформление описания почему-то происходило уже спустя 4 месяца после описываемых событий. Скорее всего, это связано с тем, что началась «подчистка» документов в связи с арестом 26 июня 1953 года и последующим убийством Л.П. Берия, на которого и «сваливали» вину за «отравление» Сталина. При жизни Берии вполне хватало рукописных описаний ЭКГ в истории болезни Сталина, а вот после удаления его с политической арены был подготовлен машинописный, удобочитаемый вариант документа. Машинистка, несмотря на то, что в заголовке описания ясно проставлена истинная дата, машинально поставила дату предстоящего подписания документа 2/VII-53 г. Перед подписанием врач Петрова внесла некоторые коррективы в документ и, видимо, попросила перепечатать его. Подписывая отредактированный вариант документа, она обратила внимание на опечатку, допущенную машинисткой, и от руки поправила римскую «V» на I, в результате чего и в заголовке документа и перед подписью врача стоит одна и та же дата: 2/ІІІ-53 г. И всего делов то! Вот уж, как говорится, сделали из мухи слона. А вот описание ЭКГ от 5 марта 1953 года в его машинописном варианте, Петрова «подмахнула» не глядя, чем и вызвала недоумение наших «исследователей».

Не могли врачи, как высокопоставленные, так и рядовые, пойти на столь опасный для жизни сговор, причем экспромтом, непосредственно у смертного одра вождя. Конечно, дамоклов меч «дела врачей» висел над их головами, о чем профессор А.Л. Мясников недвусмысленно обмолвился, «…теперь, вероятно, мы…», если продолжить оборванную на полуслове фразу, то получится— «…пойдем на Голгофу вслед за профессорами В.Н. Виноградовым и его коллегами по несчастью, томящимися в подвалах Лубянки» (выделено и «дополнено» мной. — А.К.).

Впрочем, так ли уж без вины виноват профессор В.Н. Виноградов, академик медицины, избежавший расстрела только лишь в связи с внезапной кончиной Сталина? И. Чигирин приводит достаточно убедительные эпизоды врачебной «деятельности» Виноградова, заставляющие крепко задуматься, прежде чем ответить на этот вопрос.

«В 1942 году главный терапевт Лечсанупра Кремля В.Н. Виноградов при болях в кишечнике у Председателя Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинина отказал лечащим врачам в проведении его тщательного обследования. В 1944 году при операции у пациента была выявлена злокачественная опухоль в запущенном состоянии — метастазы уже охватили печень и лимфатические железы. Из-за невозможности радикального удаления опухоли, она разрослась и в 1946 году привела к смерти М.И. Калинина.

В 1952 году В.Н. Виноградов признал, что при наличии у А.С. Щербакова обширного инфаркта он был обязан создать для него длительный постельный режим, который не был выдержан. В последний период жизни Щербакову разрешили излишние движения, включая длительные поездки на автомашине 8 и 9 мая 1945 года. Этим поездкам из-за рекомендаций Виноградова не воспрепятствовали дежурившие при нем врачи, что привело к смерти Щербакова.

В 1948 году В.Н. Виноградов категорически не согласился с правильным диагнозом (инфаркт миокарда), который поставила А.А. Жданову заведующая электрокардиографическим кабинетом Лечсанупра Кремля Л.Ф. Тимашук. Назначение Жданову активного образа жизни вместо необходимого покоя привело к смерти пациента.

Кстати, 27 марта 1953 года, в записке на имя Л.П. Берии, проф. Виноградов писал: «Все же необходимо признать, что у А.А. Жданова имелся инфаркт, и отрицание его мною, профессорами Василенко, Егоровым, докторами Майоровым и Кар-пай было с нашей стороны ошибкой. При этом злого умысла в постановке диагноза и метода лечения у нас не было».

«Таким образом, сведения, сообщенные Тимашук следствию летом 1952 года о болезни и лечении Жданова, носили достаточно квалифицированный и в значительной мере обоснованный характер; что подтвердило данное 29 августа главным терапевтом Минздрава СССР профессором П.Е. Лукомским заключение, повторившее диагноз Тимашук» [165].

Если сложить эти факты — «лечение» Виноградовым Калинина, Щербакова, Жданова и Сталина, то возникают вопросы не о его профессиональной пригодности, а о намеренном вредительстве.

«Когда 4 ноября оперативники пришли за Виноградовым, их поразило богатое убранство его квартиры, которую можно было спутать со средней руки музеем. Профессор происходил из провинциальной семьи мелкого железнодорожного служащего, но еще до революции, благодаря успешной врачебной практике, успел стать довольно состоятельным человеком, держал собственных призовых лошадей, коллекционировал живопись, антиквариат. Стены жилища лейб-медика украшали картины И.Е. Репина, И.И. Шишкина, К.П. Брюллова и других первоклассных русских мастеров. При обыске были обнаружены, кроме того, золотые монеты, бриллианты, другие ценности, даже солидная сумма в американской валюте» [166].

Быть может, решение И.В. Сталина об аресте В.Н. Виноградова не было безосновательным, а существование англоамериканского заговора реальным?» [167]

Профессору АЛ. Мясникову и другим членам комиссии, более трех суток находившихся у смертного одра И.В. Сталина, было хорошо известно «преступление» и предстоящее «наказание» профессора Виноградова и его коллег по несчастью. Суд над ними должен был состояться буквально на днях, не случись с вождем смертельной катастрофы. Перспектива оказаться на одной скамье подсудимых с узниками лубянских подвалов у членов комиссии была отнюдь не виртуальной, о чем «обмолвился» профессор А.Л. Мясников. Эта перспектива становилась реальной, случись у членов комиссии хоть какое-либо действие, свидетельствующее об их намерениях отравить Сталина, находящегося на смертном одре. Надо полагать, что даже сама мысль о таком ужасном преступлении, да еще по сговору, да еще людьми самой гуманной в мире профессии, верным священной клятве Гиппократа, не могла прийти в их головы. Тем более, накануне предстоящей развязки «дела врачей».

Однако Н. Добрюха думал иначе, когда, досконально изучив содержание журнала дежурств медперсонала, уловил там нечто такое крамольное, что позволило ему сделать следующие «глубокомысленные» выводы, выделив их специальным подразделом — главы своей книги.