«Мозг» флота России от Цусимы до Первой мировой войны

3 августа 1911 г. морскому министру была представлена записка, в которой предлагался вариант проекта «Положения», приемлемого для МГШ [440]. Согласно ему МГШ объявлялся органом, руководящим подготовкой к войне, руководствуясь лишь «общими высочайшими указаниями», при этом о роли морского министра вообще не упоминалось. В мирное время этот орган наблюдал за боевой подготовкой морских сил. Начальник МГШ получал право:

— принимать участие в заседаниях высших государственных учреждений, в том числе и Совета министров, и замещать в них министра в случае его отсутствия;

— инспектировать флот, порты и береговые учреждения;

— объявлять все приказы по предметам своего ведения от имени министра;

— делать личный высочайший доклад в присутствии министра;

— пользоваться общими правами товарища министра;

— состоять по должности членом Адмиралтейств-совета.

Фактически начальник МГШ приобретал права товарища министра и становился вторым человеком в ведомстве. С этими предложениями был тесно связан и проект структуры самого МГШ и положения его офицеров, предложенный И.К. Григоровичу в те же дни [441]. Согласно этому проекту, начальники оперативных частей штаба приравнивались к «генерал-квартирмейстерам» сухопутного Генерального штаба. Здесь, видимо, допущена ошибка, так как в Главном управлении Генерального штаба существовало лишь одно Управление генерал-квартирмейстера, подразделявшееся на четыре части во главе с обер-квартирмейстерами [442]. К ним и предполагалось приравнять начальников Оперативных частей МГШ, хотя, конечно, масштаб их деятельности был несравним. Например, части 2-го и 3-го обер-квартирмейстеров заведовали подготовкой всего европейского и азиатского театров соответственно, тогда как три оперативные части МГШ заведовгиш балтийским, черноморским и тихоокеанским театрами, которые значительно меньше европейского или азиатского в целом, не говоря уже о численности личного состава штабных подразделений.

6 августа 1911 г. проект «Положения», разработанный в Законодательной части, был получен в МГШ [443]. Через пять дней И.К. Григорович получил доклад А.А. Эбергарда, содержавший серьезные критические замечания на проект [444]. «По крайнему разумению моему, проведение в жизнь означенного законопроекта будет иметь нежелательные, пагубные для флота последствия» [445] — писал начальник МГШ. По его мнению, функции учреждений в предлагаемом проекте были перемешаны, что прямо противоречило резолюции министра на докладе 22 июня — о распределении дел между учреждениями. Начальник МГШ высказал несколько критических замечаний, которые сводились к следующему:

— замещать министра в случае его болезни или отсутствия должен не его товарищ, а «начальник его штаба», то есть МГШ;

— Адмиралтейств-совет остается бесконтрольным, и министр может передоверять ему принятие важных решений, уходя от ответственности сам;

— ГМШ фактически сохраняет в своих руках управление флотом. Для иллюстрации этого тезиса А.А. Эбергард цитировал ряд старых статей «Свода морских постановлений» о его правах;

— МГШ сведен к роли разработчика решений, принимаемых ГМШ и Канцелярией Морского министерства. При этом функции МГШ выглядели «как бы искусственно выделенными». Особые нарекания А.А. Эбергарда вызвало то, что теперь начальник МГШ лишался права личного всеподданнейшего доклада, хотя бы в присутствии министра;

— начальник Морского учебного комитета безответствен; создание такого органа вне ГМШ противоречит резолюции И.К. Григоровича на докладе МГШ 15 июля 1911 г., в которой говорилось о недопустимости разнесения однородных обязанностей по разным учреждениям;

— ГУК безответственно «в смысле постройки и ремонта кораблей», так как единственным планом для него является план работ, составляемый им самим и утверждаемый товарищем министра. ГУК дублирует деятельность МГШ при определении тактико-технических заданий при проектировании судов;

— ГМХУ и ГГУ также лишены необходимого контроля;

— канцелярия Морского министерства наделена слишком большими правами и фактически приравнена к штабу флота, так как она должна составлять законопроекты, толковать законы, подготавливать всеподданнейшие доклады, вести переписку министра и так далее.

По мнению начальника МГШ, подобная реорганизация должна была привести к «полной дезорганизации». А.А. Эбергард обвинял Законодательную часть в превышении полномочий, так как она не ограничилась редактированием проекта с формально-юридической стороны, а вносила изменения по существу и в нарушение «Правил о порядке разработки законоположений в морском ведомстве», утвержденных царем 30 мая 1911 г. Заключительная часть записки звучала тяжким обвинением: «Из всего вышеизложенного следует, что по неопределенности функций и обязанностей, возложенных на учреждения и их начальников, вследствие нарушения основных принципов организации (безответственность, самоинспекция, самодовлеющая деятельность при отсутствии руководящей идеи, отсутствие органа, разрабатывающего основную идею, дающего основы деятельности прочим органам и наблюдающего за проведением в жизнь руководящей идеи; отсутствие связи между плавающим флотом и Морским министерством, например составление ГМШ программы плавания вне зависимости от учебного плана, вытекающего из плана войны, и прочее. — Примеч. А.А. Эбергарда), а также вследствие несоблюдения формы закона (отсутствие ясности изложения, неопределенность обязанностей, лишающая возможности установить ответственность за результат деятельности, отсутствие прямых указаний на ответственность и прочее. — Примеч. А.А. Эбергарда) рассматриваемое "Положение", по сравнению с ныне действующим, является полной дезорганизацией Морского министерства, ибо все то рациональное, что было достигнуто в течение последовавших после войны лет в управлении ведомством работой МГШ, — сводится к нулю, и новый проект возвращает министерство в первобытное, до войны, состояние, не говоря уже о том, что обнародование нового "Положения" в том виде, как оно изложено в "измененном проекте", будет иметь результатом подрыв в корне только что образовавшегося доверия к деятельности Министерства со вступлением Вашего Превосходительства в управление Морским министерством» [446]. Любопытно, что одним из аргументов А.А. Эбергарда было указание на подрыв доверия к руководству Морского министерства со стороны Государственной думы. На полях доклада министр 28 августа 1911 г. изложил следующие свои возражения начальнику МГШ:

— «если Товарищу Морского Министра и вверена хозяйственная часть Министерства, то он остается тот лее строевой офицер, как и остальные начальники, которые ему, как и Министру, должны помогать» [447];

— министр не может снять с себя ответственность и передать ее какому-либо учреждению;

— ГМШ ничего не решает, а лишь конкретизирует распоряжения главы ведомства и организует их исполнение;

— МГШ является важнейшим органом морского ведомства и главным учреждением, ведающим боевой подготовкой флота. По поводу права личного доклада царю министр написал, что в данном случае имелось указание Николая II о том, что морской министр должен оставаться единственным докладчиком от министерства, как и в военном ведомстве;

— председатель Морского учебного комитета может лишь представлять министру свое мнение, г, окончательное решение принимает министр, поэтому нельзя говорить о безответственности председателя;

— ГУК получает указания от товарища министра, а последний — от самого министра, и следовательно, здесь не может быть речи о безответственности;