Якорь в сердце

— Прямо так, с грузом? — заколебался я.

— Доставишь потом. Скажешь, что по пути, — он осклабился, — по пути, мол, пришлось менять шины. Такой случай упускать нельзя! Подумать только: жмешь на всю железку, а милиция еще и дорогу расчищает…

Я не стал спорить и притормозил. Извозчик вылез и скрылся во дворе. Я едва успел развернуться, как он вышел из парадных дверей и направился к ЗИМу…

Остальное случилось так, как показал ваш следственный эксперимент, который эта гражданка уже описала в своей тетрадке. Хочу пояснить только, почему мы зажгли машину.

Я свалил часть гравия на обочине. Погрузили шины, замаскировали, собираемся назад. Но, уже залезая в кабину, Извозчик заметил, что, возясь с тросом, порвал перчатки, так что два пальца вылезли наружу.

— Только этого мне не хватало, — сердито проворчал он, — оставить свою визитную карточку.

— Ты чего? — не понял я.

— На машине наверняка остались отпечатки пальцев. Придется устроить аутодафе.

— Какое авто? — Я не сразу сообразил, что у него на уме. — А! Жаль машину.

— Себя жалей, а не барахло. Тебя разве не учили в школе, что в нашей стране самое ценное — человек? — ухмыльнулся Извозчик.

Деваться было некуда — мы облили ЗИМ бензином и поднесли огонь. Когда пламя охватило машину, внезапно загудел сигнал. Наверное, от жара замкнулись контакты. Машина выла, словно раненый зверь. Кровь стыла от этого замогильного голоса. Мы вскочили в мой самосвал и пустились наутек, словно за нами гнались черти…»

— Настоящее имя Извозчика? — деловито спросил майор, когда Кактынь умолк.

— Не знаю, честное слово, не знаю, — пробормотал Кактынь. — Как-то неудобно было спрашивать. Да и своей доли я еще не получил. Он обещал принести деньги вечером.

— В тот же буфет?

Кактынь кивнул.

Майор и Густа переглянулись. Если только у этого Извозчика есть знакомства среди шоферов, он еще днем услышит об аресте Кактыня. А тогда ищи ветра в поле: с деньгами в кармане можно быстро скрыться.

Снова все зависело от часов, может быть даже от минут. Напряженно перебирая в уме варианты, Низуль вдруг вспомнил рассказ дежурного капитана. «А что, если это был не бред? Что, если есть какая-то связь между сбивчивым рассказом пьяного о смерти его жены — и кражей машины «скорой помощи»? Его ведь тоже звали Артуром — как и человека из буфета… Ну-ка, наведем справки — где живет этот бедолага?»

Через четверть часа майор Низуль и Густа звонили в дверь Артура Бритыня.

Квартира Бритыня была обставлена с мещанской роскошью: полированная ореховая мебель, кружевные салфеточки, хрустальные вазы, шелковые подушечки на диване. Везде царила безукоризненная чистота. Не гармонировал с обстановкой лишь сам хозяин — с ввалившимися от бессонницы глазами, небритыми щеками и полуразвязанным галстуком, он, казалось, случайно забрел в этот мир порядка.

Появлению работников милиции Бритынь ничуть не удивился.

— Я и сам бы снова пришел, — тяжело проронил он, и чувствовалось, что это на пустые слова. — Пускай что угодно — не могу сидеть здесь наедине с мыслями… Эх, Зайга, не вовремя ты заболела…

Он умолк. Майор предупреждающе покосился на Густу: пока откликаться на эти слова еще не следовало. Но Бритынь и не ждал ответа.

— Когда приехала «скорая», жена уже говорить не могла — так болело. Шофер с санитаром старались нести поосторожнее, но лестница, сами знаете… А Зайга при каждом толчке только стонала и все крепче сжимала мою руку.

«Хорошо, что сразу позвонили, — утешала меня докторша. — В таких случаях решают минуты. Хирург уже извещен и ждет в операционной». — «Слышала, Зайчик? — пытался я подбодрить жену. — Все будет хорошо. Не успеешь моргнуть — тебя уже доставят в больницу…»

Мы вышли из ворот, а ЗИМ в этот миг сворачивал за угол! — Бритынь стиснул голову ладонями. — В то время я еще ничего не понял. Пока бежал наверх, пока вызывал другую машину, да и потом, в больнице, не до того было. Попозже мне сказали, чтобы не путался под ногами, и я пошел домой. А так примерно через час явился Извозчик.

«Заказ выполнен! — самодовольно сказал он. — Поехали к твоему клиенту». — «В самосвале, что ли?» — спросил я, чтобы что-то сказать: мне было не до того. «Самосвал в гараже, спит сном праведника, — и Извозчик весело засмеялся. — А шины уже лежат в обычном месте. Все вышло гладко, как в кандидатской диссертации. Ты только послушай: катаемся мы, значит, по городу, и вдруг…»

Дальше я не слушал. За стеной зазвонил телефон, и я как-то сразу понял, что это — из больницы. Сосед позвал меня. Трубка прыгала в моих руках.

«Умерла? — не понял я. — Как это — умерла? Вы же говорили…» — «Слишком поздно, — сказал голос на том конце провода. — Мы сделали все возможное. Если бы ее доставили хоть на полчаса раньше!»

Я вернулся в комнату, чувствуя, что теряю рассудок. А там Извозчику все не терпелось досказать о своих приключениях.

«Да ты послушай, что за сказочное везение! Значит, вдруг вижу — стоит ЗИМ «скорой помощи», и прямо у твоего дома! Тебе что, неинтересно?» — перебил он сам себя. «Ладно, говори!» Теперь я должен был услышать все до конца. «Я — в машину, и…» — «Угнал «скорую»? Ты?» — «Еще как! На первой космической! Раз заказаны шины с ЗИМа…»

У меня не было сил прикончить его…

Бритынь умолк. И вдруг вцепился в руку майора:

— Но вы это сделаете, гражданин начальник? Правда ведь, вы отомстите за смерть моей жены?

Впервые в жизни майор не знал, что ответить.

1965

Перевел В. Михайлов.

ЛИНИЯ УДАЧИ НЕОЖИДАННО ОБРЫВАЕТСЯ

Очерк

Старый Трубек который год безуспешно единоборствовал с бессонницей. Пока он работал проводником в купированных вагонах, дело еще куда ни шло, — можно было добровольно вызваться на рейс в Таллин или Ленинград, продежурить ночь напролет и тем оказать услугу себе, пассажирам и товарищам по работе, которые в это время спали сном праведника, а в дни получки поднимали за Трубека чарочку, желая ему долгих лет жизни и несокрушимого здоровья.

Но закон есть закон, и в один прекрасный день его проводили на пенсию. Отныне жизнь стала невыносимой и для Трубека и для его сына с невесткой. Невестка никак не могла привыкнуть к неугомонному «пассажиру», который через каждый час отворял в квартире все двери, по нескольку раз выходил в сад прогуливаться, чуть свет включал пылесос и полотер. Наконец она собралась с духом и предложила:

— Почему бы вам, отец, не пойти поработать вахтером? И вы успокоитесь, и семье польза. Когда в доме двое школьников, лишняя копейка не помешает.

В самом деле, почему бы не пойти? Спустя неделю Трубек принес домой овчинную шубу, сапоги, выданные органами охраны, а также вооружение, которое на смех внукам состояло из одного свистка. Правда, вмонтированная в свисток сухая горошина придавала ему некоторое сходство с милицейским, но Трубеку от этого не стало веселей на душе. Неужто ему, старому партизану гражданской войны, нельзя было доверить какую-нибудь огнестрельную штуковину? И объект поважнее, чем продовольственная лавочка? Как назло, ни Трубек, ни его сын не состояли в охотничьем обществе, поэтому он не мог прихватить на дежурство даже простой двустволки, разве что здоровенный финский нож, которым обычно стругал лучины для растопки. Хорошо, хоть магазин находился по соседству, между их домом и главным корпусом обувной фабрики. И два раза в ночь, ровно в двенадцать и в пять, с хронометрической точностью, как подобает старому железнодорожнику, Трубек являлся домой, чтобы принять лекарства и запить их стаканом горячего чая. Так прошло лето. Шуба и сапоги лежали в нафталине. Миновал на редкость теплый в этом году сентябрь. Казалось, даже свисток можно оставлять в ящике стола, до того спокойными были ночи сторожа: лишь иногда случалось перекинуться неторопливыми фразами с патрулирующим милиционером, покалякать с запоздалым прохожим, которому развязал язык алкоголь.