О, Иерусалим!

Положение осажденного дома становилось все отчаяннее.

Шалтиэль связался с Тель-Авивом и попросил прислать на помощь авиацию Хаганы, чтобы "разбомбить" арабские позиции.

Авиаслужба Хаганы сделала все, что могла: из окон своих "кукурузников" Узи Наркис и Амос Хорев сбросили несколько обрезков труб, начиненных динамитом и снабженных особым механизмом, которые, как они надеялись, взорвутся при ударе о землю.

Слухи о несчастье быстро облетели весь еврейский Иерусалим.

У многих среди осажденных были родные или друзья. В квартале Бейт-Хакерем каменщик Беньямин Голани возился с самодельным приемником, стараясь поймать голос сына, радиста Хаганы, находившегося в осажденном Еврейском квартале Старого города. Голос, который он услышал в эфире, не принадлежал его сыну, однако он был знаком Беньямину: говорил его зять Моше, которому накануне он одолжил свой превосходный парабеллум. Из слов зятя Голани узнал, что еврейская колонна попала в засаду менее чем в 15 километрах от дома каменщика.

Иерусалимский гарнизон Хаганы послал в Кфар-Эцион практически все свои мобильные силы. В городе почти не осталось резерва, способного прорваться к осажденным. У Шалтиэля был теперь только один шанс спасти жизнь ста восьмидесяти человек и драгоценные машины: обратиться за помощью к англичанам.

Британское командование отнеслось к просьбе Шалтиэля без энтузиазма. Комиссар округа Джеймс Поллок уже имел случаи убедиться в том, что палестинская полиция не склонна вызволять евреев из беды. Группа полицейских не подчинилась, когда Поллок приказал им "изучить ситуацию". "Хагана послала автоколонну в Кфар-Эцион вопреки советам англичан, — заявили они, — пусть она сама расхлебывает эту кашу и отвечает за последствия своей кровожадности".

Рабби Исаак Герцог, уроженец Дублина, главный раввин Палестины, нарушил святость субботы, поднял телефонную трубку и лично позвонил сэру Алану Каннингхему, Верховному комиссару Палестины. Сын главного раввина Вивиан Герцог, бывший офицер британской армии, носился из одного кабинета в другой, умоляя своих бывших товарищей по оружию спасти сто восемьдесят мужчин и женщин в Неби-Даниэле от резни.

Главнокомандующий британскими вооруженными силами в Палестине сэр Гордон Макмиллан и его заместитель бригадный генерал Джонс были в это время в Афинах на какой-то конференции. Полковник Джордж У. Харпер, командир Саффолкского полка, который и раньше не раз оказывал услуги Хагане, взял подразделение солдат и попытался в сумерках пробиться к Неби-Даниэлю, но наткнулся на арабские мины и двигаться дальше не рискнул.

Осажденные были брошены на произвол судьбы. Положение становилось все тяжелее. Потери росли, медикаменты кончились. Евреи отразили попытку арабов взорвать дом, и тем пришлось отступить за линию еврейских бронемашин. Арабы ждали утра для решительной атаки. Ранним ясным весенним утром над крышами Иерусалима раздались радостные звуки, заглушившие на мгновение отголоски перестрелки на холмах Иудеи. По вековой традиции колокола иерусалимских церквей вновь возвестили о чуде: о том, как Иисус восстал из гроба в саду Иосифа Аримафейского.

Контраст между обетом Иисусовой жертвы и жестокой реальностью ничуть не повлиял на ход торжественной литургии.

Предшествуемый дьяконом, который нес массивный серебряный крест, греческо-латинский патриарх вел традиционное шествие прелатов и знати по сумрачным переходам церкви Гроба Господня к выложенной мрамором часовне с могилой Иисуса.

Прямой и торжественный, полный сознания того, что он участвует в этой церемонии в последний раз, шествовал окружной комиссар Джеймс Поллок во главе дипломатического корпуса. В его кармане лежала телеграмма: еще один призыв к ООН послать в город международные полицейские силы. Ее вручили Поллоку главы христианских общин Иерусалима — армянской, коптской, греческой и римско-католической.

"Впервые в истории. — подумал Поллок не без сарказма, — они о чем-то договорились".

Процессия остановилась перед могилой. Патриарх склонился над ней и торжественно провозгласил: "Христос воскрес!" — "Воистину воскрес!" — отозвались голоса в процессии.

"Аллилуйя, мир на земле и во человецех благоволение!" Еще одно пасхальное воскресенье пришло в Иерусалим.

Но у врат Иерусалима мира не было. Радиодонесения, прибывавшие в город из дома у Неби-Даниэля, становились все тревожнее и реже: батареи передатчика иссякали. Измученные голодом, жарой и бессонницей, защитники дома перебегали от одной огневой точки к другой, перешагивая через убитых и раненых. Ярость арабских атак усиливалась. Арабы тоже сутки ничего не ели и страдали от жажды. Но они были уверены в победе. В 10 часов утра сотни атакующих под прикрытием дымовой завесы вновь начали продвигаться к дому. В это же время печальное известие достигло осажденных: второе британское подразделение, шедшее на выручку, остановилось.

На этот раз полковник Харпер решил договориться с арабами о капитуляции осажденных. Дело могло обойтись весьма дорого.

Связавшись по радио с муфтием в Каире, Иркат потребовал, чтобы все находившиеся в доме были переданы ему в качестве военнопленных. Англичане отказались. В конце концов англичане и арабы пришли к соглашению, которое пришлось принять и Еврейскому агентству. Чтобы спасти людей, Шалтиэль должен был отдать арабам все драгоценные машины и все оружие, остававшееся у осажденных.

Полковник Харпер приказал колонне бронетранспортеров и грузовиков, возглавляемой броневиком, начать продвижение.

Позади шли санитарные машины Красного Креста.

Перестрелка у Неби-Даниэль продолжалась. Когда британская колонна прошла поворот, Жак де Ренье, представитель Красного Креста, увидел "маленький дом, стоявший в одиночестве посреди ада". На дороге к дому — "обломки разбитых почерневших автомашин и обгоревшие трупы с отрезанными головами и половыми органами".

Конец наступил быстро. Харпер разъяснил командиру Хаганы условия капитуляции и дал ему три минуты на подготовку отряда к сдаче. Арабы уже начали спускаться с холма, чтобы не упустить зрелища. Кто-то в осажденном доме разбил радиоаппарат и выбросил в колодец затворы от пулеметов.

Затем первый из осажденных, жмурясь от яркого солнца, весь покрытый грязью и копотью, вышел из дома. За ним быстро последовали остальные, бросая оружие к ногам Харпера. Арабы с шумным одобрением смотрели на растущую груду трофеев.

Когда последний из 13 убитых и 40 раненых был вынесен из дома, Харпер повернулся к Иркату.

— Это все ваше, — сказал он.

Меньше чем через час машины с уцелевшими бойцами достигли Иерусалима. Увидев взволнованные лица встречавших, которые столпились у южного въезда в город, люди в первом грузовике запели. Песню подхватили, и звуки ее эхом отдались по всему городу. Вернувшись после тяжелого поражения, бойцы Хаганы приветствовали испуганных жителей Иерусалима еврейским гимном "Хатиква" — песней надежды.

Поздним вечером усталый юноша вошел в дом Беньямина Голани.

Это был его зять Моше, которому 36 часов тому назад Голани дал свой призовой парабеллум. "Оружие пропало, — сказал Моше с грустью, но арабам не удастся использовать его против Кфар-Эциона". Моше достал из кармана металлический предмет и торжественно вручил его тестю. Это был затвор парабеллума.

Перед Давидом Бен-Гурионом сидели Игаэль Ядин, приказавший провести Кфар-Эционскую операцию, и Михаэль Шахам, командовавший ею. В эти последние дни марта 1948 года лидерам еще не родившегося еврейского государства было отчего впасть в отчаяние. Арабы выигрывали битву за дороги.

Северу Палестины угрожала Освободительная армия Фаузи эль Каукджи. Абдул Кадер Хусейни умело руководил арабской партизанской войной и был близок к осуществлению своей угрозы — задушить Иерусалим. Через Баб-эль-Вад больше не могла прорваться ни одна машина; было сделано уже три неудачных попытки: одна небольшая колонна была полностью уничтожена, две другие — покрупнее — вынуждены были повернуть назад. Шестая часть ишува была отрезана от своих соотечественников и стояла перед угрозой голодной смерти.