Долг и отвага. Рассказы о дипкурьерах

Владимир Ильич заразительно рассмеялся. Потом спросил:

— Что же вы думаете делать теперь?

— Хочу в родную Пермь. Очень давно не был там.

Ленин помрачнел.

— К сожалению, товарищ Урасов, Пермь вот-вот займут белые… Придется подождать…

Владимир Ильич снова подошел к карте, с минуту молча смотрел на нее.

— Вот что, товарищ Урасов, вам надо немного отдохнуть. А потом решим, чем вам заняться.

Урасов поднялся, чтобы идти. Только теперь он заметил на стене за спиной Ленина плакат Наркомздрава: «Рукопожатия отменены». А ведь Владимир Ильич поздоровался с ним за руку!

Недолго довелось Урасову отдыхать. Вскоре он получил задание снова отправиться в Венгрию.

Петлюровская охранная грамота

Февраль 1919 года. Теперь у Урасова были другие документы: он военнопленный, словак Юзеф Браблец, возвращается домой, в венгерский город Хатван. С трудом добрался до Казатина. Дальше — прифронтовая зона, за ней хозяйничали петлюровцы. До «пограничного» полустанка курсировала железнодорожная летучка из трех товарных вагонов. Погрузились. Кроме военнопленных много женщин, все местные. Когда уселись, угомонились, летучку вдруг окружили красноармейцы. В вагон поднялись двое с винтовками. Начали проверять пассажиров, причем, что очень удивило Урасова, подходили в основном к женщинам. Красноармеец стягивал платки и трогал волосы. Женщины смеялись, визжали, но не сопротивлялись, это им даже нравилось, особенно молодым. Иные сами стаскивали платки. Рядом с Урасовым сидела завязанная теплым платком баба с кошелкой. Она вдруг сорвалась с места, бросилась к дверям. Но красноармеец успел преградить ей путь, а второй наставил наган:

— Руки вверх!

Платок тут же был сорван. «Баба» оказалась мужиком.

— Попался, петлюровская сволочь! А ну, что у тебя в кошелке?

Там оказались гранаты. Петлюровца увели.

Прибыли на полустанок. Военнопленные призадумались: как ехать дальше? На путях стоял под парами бронепоезд. Впереди две платформы, сзади — одна. Ура сов подошел к какому-то командиру (галифе кожаные, маузер на боку — ясно, командир!).

— Товарищ красный командир, подвези нас, если будешь ехать вперед. Мы военнопленные, домой добираемся.

— Садитесь на заднюю платформу. Живо!

Владимир махнул рукой другим — подходите, мол. Когда все влезли, тот же командир сказал:

— Ежели встретится петлюровский бронепоезд — откроем огонь. Тогда, по моей команде, живо все слетай на землю.

Так и случилось. Проехали километров десять, поезд на ходу начал стрельбу. Потом стал. Платформа вмиг опустела.

Урасов и еще двое венгров-крестьян, с которыми он успел познакомиться, сразу подались влево, в ближний лесок. Да и дорога туда вела. За ними потянулись и остальные, всего человек тридцать.

Урасову было ясно: вдоль железной дороги идти опасно. Поэтому он решительно направился к лесу. Пошли по опушке. Вскоре показалась деревня. Там расспросили дорогу на Винницу. Владимир и двое крестьян-венгров зашагали впереди. Нужно было засветло попасть в город.

Вдалеке проехал петлюровский конный разъезд. Вроде бы не заметил никого…

Шли и шли дальше усталые военнопленные. Впереди чернели соломенные кровли.

— Отдохнем малость, — сказал Урасов своим спутникам.

Вошли в село. А там полно петлюровцев! Конные, пешие. Чувствовалось: давно поджидают. Многие нетвердо стоят на ногах, покачиваются, сверля исподлобья мутными, недобрыми глазами.

Сидевший на коне здоровенный детина тронул лошадь шпорами, подъехал. Провел рукой по усам — правый был закручен вверх, левый — вниз.

— Стройсь! — крикнул хрипло.

Выстроились. Урасов занял место в самой середине. Конный снова — рукой по усам.

— Предупреждаем: усэ ценности, как-то: золото, серебро, николаевские деньги и прочие брильянты — приготувать к конфискации. В случае скрытия — меры военного времени — шлепаем на месте!

Четыре шеренги зашевелились. Из-за пазух, из карманов, шапок вынимались ценности. Урасов приготовил десяток рублей серебром. Остальные деньги лежали в старом сундучке с двойным дном.

Несколько петлюровцев пошли по шеренгам. Осмотр начали с двух концов. У бандитов были мешки — в них ссыпали добычу. Ото всех сильно несло самогоном.

Урасов внимательно наблюдал за обыском. У двух военнопленных бандиты распороли пальто и нашли деньги. Их тут же зверски избили. Стоявшие рядом шарахнулись в стороны.

— Стой, суки, а то всех порубаемо!

Пока восстанавливался порядок, Владимир успел передвинуться левее: он заметил, что двое «конфискаторов» слева менее тщательно шарят, хотя больше матерятся. Тучный петлюровец с желто-голубым бантом на папахе каждого тыкал кулаком в грудь:

— Шо у тэбе?

Жадно хватал деньги, хлопал пленного по карманам и, нещадно матерясь, подходил к следующему.

Вот он наконец остановился перед Урасовым. Ожидая удара в грудь, Владимир стал чуть боком, так, чтобы удобней было откинуться назад. Удар скользнул по пальто.

— Шо у тэбе?

Владимир протянул завязанное в платок серебро. Тучный с жадностью захватил горсть, высыпал себе в карман.

— Оце й усэ?

— Все. Больше ничего нету.

Колючие глаза недоверчиво шарили по фигуре Урасова.

— Вот разве что это… — Он подтолкнул ногой свой сундучок, раскрыл. Там сверху лежали специально заготовленные мыло, дамские чулки и другая дефицитная дребедень. Все это быстро очутилось во вместительном кармане петлюровца.

— Скидай ботинки!

У Владимира были новые, крепкие кожаные ботинки сорок пятого размера — на два номера больше, чем нужно. — тоже не случайно.

Грабитель тут же натянул ботинок, повертел ногой, неожиданно швырнул обратно:

— Дужэ вэлыки.

Выругался витиевато и подошел к следующему.

«Кажется, пронесло». Спина Владимира была влажной.

«Конфискация» закончилась. Два вздувшихся мешка награбленного бандиты поднесли к верховому усачу, перебросили через седло. Главарь махнул нагайкой вдоль улицы:

— Топай отседова к… да побыстрей! Щоб через пять минут духу вашего не было!..

Деревня осталась позади. Через несколько часов пришли в Винницу. А там — вновь вперед и вперед.

С трудом — то на товарняке, то пешком — добрались до Жмеринки. Дальше — до Проскурова — месили грязь на проселочных дорогах. Все время слышалась орудийная стрельба. Наконец добрались до вокзала. В зале ожидания — стоны, крики. Оказывается, здесь были те, кто попытался доехать товарным составом из Жмеринки. Перед самым Проскуровом рельсы оказались разобранными, произошло крушение. И теперь в вокзале лежали люди с тяжелыми ушибами, с переломанными руками, ногами. Петлюровцы озлобленно кричали, чтобы все убрались с вокзала. Одного военнопленного, пытавшегося возражать, застрелили. Чувствовалось, что бандиты готовы распоясаться вовсю.

— Пойдем отсюда скорее, — предложили спутники Владимира. — Вона что творится! Петлюровцы как скаженные бегают.

Урасов окинул взором зал. На лавках, на полу лежали раненые, беспомощные, стонущие люди.

— Ну что смотришь, пошли! — тянул его за рукав сосед.

Владимир поставил свою ношу в угол. Сказал:

— Покарауль, я поищу аптечку.

Он побежал к дежурному по вокзалу. Аптечка нашлась. И Урасов принялся перевязывать и врачевать. Искусству оказывать первую помощь, особенно при ушибах, переломах, он научился еще до революции, в Перми, когда был дружинником. Через несколько минут нашлись добровольные помощники. Как могли, облегчали они участь раненых.

Урасов не заметил, сколько прошло времени.

Вдруг кто-то грубо схватил его за плечо, толкнул, едва не повалив на пол. Петлюровец!

— Пойдем! — приказал он.

Раздалось сразу несколько голосов раненых:

— Так то ж дохтур!

— Побойтесь бога!

— Отпусти фершала, ради Христа!

Петлюровец замахнулся прикладом на раненого и заорал:

— Прекрати лопотать! Его главный врач требует!

— Какой главный врач? — удивился Урасов.