Черная быль Ладоги

В пользу явной недооценки степени радиоактивной опасности «отцами» полигона говорит и такой факт, что заряды взрывали в сравнительной близости от складов, казарм, лабораторий, где, жил и работал научный и вспомогательный персонал. Думается, сказался еще и режим особой секретности вокруг этих работ. Для рьяных

особистов

малейшая утечка информации с полигона была куда страшней того радиоактивного потопа, что хлынул после взрывов на острова, на действующих здесь людей.

На «Ките» взорвали три таких заряда. Первый — на палубе. Второй в надстройке. Третий в трюме. Можно предположить, что изучались «поражающие» факторы нового оружия, пути распространения радиации по отсекам, отрабатывались методы защиты. Животные, размешенные в зоне взрывов, получали большие дозы облучения. Их потом использовали военные медики для изучения биологических последствий взрывов, для создания лечебных препаратов-радиопротекторов. Этих подопытных животных после каждого взрыва доставляли в лабораторию, что размещалась рядом на острове Малом (ныне

Макаринсари

). А испытателей, обслуживающих судно, отвозили на

Сури

. Баня, как правило, к этому часу здесь была натоплена. Люди раздевались. Защитная одежда, белье, обувь — все летело в печь. Степень загрязнения была велика, и со стиркой никто не возился. У острова всегда стояла баржа, набитая необходимыми вещами. Потому всякий раз на задание испытатели уходили, можно сказать, в обновках. А в бане мылись пятипроцентным раствором лимонной кислоты. Дозиметрист проверял «чистоту» прибором, бывало, заставлял перемываться. Контроль был, где «было приказано». А где глаза закрывали на нарушения, творилась беда. Никто из командиров, к примеру, тогда не разглядел серьезную ошибку, допущенную при устройстве водозабора для кухни. Слив сточных, с радионуклидами вод из

бийяк

шел прямо в озеро. А неподалеку от этого места брали воду для приготовления пищи.

Ягодные места

По правому борту

притопленного

, накренившегося «Кита» — два небольших симпатичных островка, разделенных между собой ручейком-проливом, где, пожалуй, и курице по колено. На карте эти островки тоже различаются почти условно: Безымянный N1 и N2. Первый из каменных братцев — покрупней. Его плоская вершина увенчана двумя сильными соснами. Тут Кукушкин и отходит от нашей группы шагов на двадцать в сторону и почти на сорок лет в прошлую свою незавидную жизнь и, подумав, прислушавшись к свисту ветра времени, точно указывает на ложбинку: «3десь!». Разгребаем снег в ложбинке и вокруг. Сквозь вечнозеленый ковер мхов и веточек ягодника радиометры сразу улавливают «хор» радиоактивного распада частиц — след взрыва. Военные дотошно обследуют островок. Здесь единственная точка на архипелаге, где при первом обследовании ничего не обнаружили. Может быть, оттого, что загрязненность идет не по площади, а по локальным точкам. Объяснить такой характер разброса можно просто: за минувшие после взрыва годы короткоживущие изотопы распались, а более устойчивые задержались лишь по ямкам да трещинам в грунте.

А уровни здесь немалые. Мощность

экспозиционой

дозы по «гамма» почти в

пять

раз превышает фоновое значение. Плотность поверхностного загрязнения в отдельных точках доходит до полутора тысяч «бета-распадов» в минуту с квадратного сантиметра площади. Это почти на три порядка выше допустимого уровня.

«Островок этот был ягодным, — вспоминает Кукушкин — да и грибов хватало. Когда мы высадили сюда испытателей с их «

бомбочкой

», здорово жалели. Все испортят! Так и вышло. Заряд был мощный — весь островок накрыло взрывом. Потом «

дозики

» нам категорически запретили сюда ходить. Кто-то послушался, а кто-то продолжал лазать по зараженным участкам и собирать грибы-ягоды. Не все, понимали, чем рискуют».

«В кашей команде, один чудак приноровился забираться даже на зараженный «Кит»,

-п

одхватывает

Царюк

. — Там еще оставались немецкие вещи, мебель. Так он за кожаными диванами охотился. Нарежет полос кожи, после торгует. Парня вчистую парня списали с флота. Какую дозу он хватанул на «Ките» неизвестно. Но больше о нем не слышали».

Они вспомнят еще немало подробностей той необычной жизни и работы. Вспомнят для нас я для себя. Не зря говорят, что человеческая память обладает избирательной способностью: хранить самые трудные, опасные, яркие мгновения жизни и забывать пустые, скучные, бездельные дни. Им, двадцатилетним матросам, пришлось тогда хлебнуть особого лиха необъяснимого, неосязаемого, обладающего дьявольским свойством нанести гибельный удар через годы.

Трагедия в ночи

После серии взрывов на «Ките» и острове Безымянном № 1 эксперименты перенесли на остров

Сури

. Объяснить такой выбор трудно. Похоже, начальство полигона тогда просто решило устроить себе удобную жизнь: от штаба до точки подрыва зарядов было полчаса хода по острову. Впрочем, испытателей сих приборами и животным доставляли, как и прежде, по воде.

Для этого пришлось обозначить сложный фарватер на входе в бухту, названной так же, будто по стандарту, Безымянной.

Сюда на буксире привели второе опытное судно — небольшой катер «МО» — «морской охотник». Моряки его называли просто «мошкой». Судьба этой посудины была предрешена, потому двигатель, механизмы, приборы предусмотрительно сняли. Но деревянный корпус сохранял плавучесть.

Мы идем от пирса по лесной заснеженной дороге через весь остров. Минуем бетонные финские блиндажи, укрытые сугробами окопы и ходы сообщения. Вскоре слева открывается темный изгиб берега бухты. У дороги желтеет табличка: «Вход воспрещен!». Значит, прибыли. Полусгнивший, иссеченный временем остов "мошки" находим быстро.

Удивительно ясная память Кукушкина снова выручает. Он сразу находит главный ориентир — высокую березу, порядком, искалеченную взрывами. ««МО» поставили у того берега бухты, — рассказывает ветеран. — Заряд установили на палубе. Я видел этот взрыв. Корпус сразу осел в воде. Но совсем не утонул — деревянный. Потом его, видать, ветром притащило сюда к пирсу».

Испытателей они высаживали на этот небольшой пирс, сложенный из крупных камней. (Его остатки и теперь торчат из-под снега.) Люди тащили «оболочку» и приборы по крутому берегу к площадке, освобожденной от леса. Катер отходил в устье залива за каменную гряду. Гремел взрыв. Облако пыли и дыма долго тянуло над островом, оседая смертью, на деревьях, скалах, озерной глади.

Потом сюжет раскручивался в обратном порядке. Катер подходил. Оглушенные взрывом собаки на поводках, кролики в клетках, аппараты, люди в противогазах все погружалось на палубу. Молча, без разговоров плыли к о. Малому — высаживали там «лохматую» публику, потом шли к причалу

Сури

. Здесь на берегу кипела своя сухопутная жизнь. Стучал дизель электростанции. Дымили баня и кухня. Покуривали солдаты из стройбата. Никто

не обращал внимание

на близкие взрывы. Об опасности не думали.

Пожар случился ноябрьской ночью пятьдесят третьего. После вечернего отбоя, незадолго до полуночи вспыхнула пристройка, где был дизель-генератор. Огонь сразу перекинулся на свежее рубленную, двухэтажную казарму. Люди выпрыгивали из окон в одном белье. Успели вынести несколько ребят, потерявших сознание в дыму. Сильные ожоги получил подполковник Спиридонов из интендантской службы. Погиб командир строителей майор Рыжков. Потом, раскапывая пепелище, с трудом опознали еще одного погибшего — офицера испытателей, бывшего комиссара эсминца «Подвижный».

В ту огненную ночь экипаж ГПБ-383 подняли по тревоге. С трудом разместили на судне более чем два десятка обожженных огнем людей, многие были в критическом состоянии. Доставили всех на Большую землю. Автобусы ждали на причале базы. Отвезли в госпиталь. Всех спасли.