Путеводитель по театру и его задворкам

Быстро прошло время муштры, и по окончании нам выплатили очень скромный гонорар, и я снова оказался на улице, без работы, но с большими запросами. Я хорошо помню тот вечер, уже холодный и промозглый, когда я с ничтожно маленькой суммой денег в кармане стоял на Тверском бульваре и не знал, куда мне деть себя. Идя по бульвару, пряча замерзшие руки глубже в карманы, я думал обо всем, что привело меня к этой минуте, вспоминал бездарно потраченные годы, учебу в ненужных мне институтах, общение с людьми, которые не принесли в мою жизнь ничего, кроме разочарования, упущенные возможности, школу, друзей, оставшихся далеко позади. Я не мог найти ни одной точки опоры, ни одной зацепки, которая дала бы мне возможность сделать следующий шаг. Да и к чему было его делать в этом приготовившемся к затяжной зиме городе? Я ощущал только одиночество, поглощающее и гнетущее, но не фальшивое, а истинное чувство, которым оно являлось; пожалуй, это одиночество и было той точкой опоры и тем отправным пунктом в темноту сводчатой арки, соединяющей прошлое с будущим. Но понять это мне было дано много позже.

4

Проведя несколько дней дома, я продолжил свои отчаянные попытки найти работу. С большим трудом давалось мне все, к чему бы я ни прикасался. Все мне было противно, и в особенности я был противен самому себе. Чтобы хоть как-то поддержать себя и отгородиться от убивающей меня действительности, я начал перечитывать особенно любимые книги, что помогало мне хоть в чем-то обрести уверенность. Рассылал свое скромное резюме всюду, где требовались работники. Ни на какой серьезной работе я никогда и не работал, так – шабашки, проекты. Думаю, что менеджеры по отбору персонала в тех фирмах, куда доходила информация обо мне, просто недоумевали, какого черта я им писал.

В одном оперном театре была открыта вакансия дворника, и я поехал туда на собеседование. Встретился с очень милой женщиной, хотел даже взять на себя обе свободные ставки, но потом она, поразмыслив над тем, что я учусь на актерском, решила, что с наступлением зимы мне нельзя будет работать на холоде, а снег все равно надо отгребать, и отказала мне в этой должности. Сказала, что позвонит насчет работника зала дней через десять, потому как такая вакансия у них тоже была, но так и не перезвонила. Я еще несколько раз связывался с ней, но так ничего определенного она мне сказать не смогла, и я бросил эти попытки.

Удалось попасть на собеседование в одну крупную и известную в России юридическую контору. Нужно было видеть лица тех, кто его проводил. Два качка в лучших традициях последнего десятилетия двадцатого века. У одного забинтована правая кисть, видимо, после тренировки в спортзале. Я сидел напротив и с недоумением смотрел на них, отвечал на вопросы, а про себя думал: поскорее бы отсюда выбраться. В обязанности мне вменялось продавать продукт этой компании, и, в итоге, поняв, что интерес у меня явно поубавился, и на их вопросы я начал отвечать в односложной форме, они попросили меня попробовать продать им мой телефон, который лежал на столе рядом со мной. Глянув недоуменно на них, потом на свой телефон, я сказал, что не хочу этого делать. Разговор на этом был окончен, и я, несказанно радостный от того, что этот ужас закончился, поспешил к выходу. Сколько раз мне приходилось на первых же минутах разговора с потенциальным работодателем понимать, что работать здесь я все равно не буду, но из вежливости нужно было сидеть, поддерживать диалог, создавать видимость заинтересованности. Зачем? Все равно после нескольких минут разговора я уже прекрасно знал, что работать здесь не буду. Со мной такое случалось часто. Со временем я просто возненавидел собеседования, и меня трясло от одного этого слова. Теперь, когда я слышу его, мне сразу вспоминается сцена из нашумевшего фильма «На игле», про то, как один из главных героев, закинувшись наркотой, пришел устраиваться на работу и перед комиссией из трех человек начал нести полную околесицу. У него собеседование просто как по маслу шло. В моем случае такого сказать было нельзя.

Появилась возможность работать курьером, но, так как неминуемо приближалась зима, я все медлил с ответом. И вот как раз в это самое время меня посетила мысль позвонить в тот театр, где я участвовал в массовке, и узнать, не требуются ли там какие-нибудь сотрудники. Я решил, что если и здесь ничего не будет, – пойду в курьеры. Но мне повезло, мне ответила очень интеллигентная женщина, которая, поговорив со мной, расспросив о моем образовании и навыках, пригласила на встречу. Я поехал в этот же день. Доехал до нужной мне станции метро и вышел на улицу. Сумерки медленно опускались на столицу, сыпал густой снег, гудели машины, а я шел сквозь потоки людей, спешащих домой – скорее очутиться в желтых квадратах своих уютных кухонь. Было тепло, и приятным казался город, подернутый снежной дымкой, этот трепещущий воздух, занесенные снегом лица, отчего они стали похожи друг на друга.

На проходной я позвонил по внутреннему номеру, как и было условлено. Подождав немного, я увидел молодую женщину, которая вышла из лифта. Она принесла бумаги для того, чтобы мне был выписан пропуск на одноразовое посещение. Поднявшись на несколько этажей вверх, мы пошли по длинному коридору с огромными витражными окнами, за которыми видны были крыши старой и новой Москвы, реющие на ветру российские флаги, кружащий снег. Настроение у меня было приподнятое, в эту минуту я жаждал, чтобы непременно нашлось мне место хоть какое-нибудь, лишь бы устроиться работать сюда. Каким далеким от истины мне представлялась тогда моя будущая работа. После моего возвращения я был одержим тем, чтобы найти себе место похуже: дворником – так дворником, грузчиком – так грузчиком. Кстати, последним я пытался устроиться в несколько фирм с известными названиями, ездил и в «страну складов», недалеко от г. Домодедово. Иначе это место назвать было нельзя – огромная территория, тянущаяся до самого горизонта, и единственное, что на ней располагается на эти бесконечные километры, – гигантские зеленые коробки складских помещений: в одной из них и располагался офис по распределению персонала одной компании. Оказалось, грузчиком тоже устроиться непросто и нужно обладать чем-то вроде отсутствия интеллекта и индивидуальности. Там мне отказали сразу, и я помню, как я долго шел пешком по угнетающему, типично горьковскому пустырю, по замерзшей оранжевой грязи, глядя на остекленевшие лужи, разбросанные повсюду большие деревянные катушки для кабелей, окоченевшую сорную траву – и все это в сопровождении пронзительного ледяного ветра, холод которого пронимал насквозь. Тяжелую работу я хотел найти еще и потому, что после моего «падения» я, видимо, подсознательно пытался отыскать для себя худшую долю, словно издевался над самим собой, мол, раз ты такой неудачник, то будь уж им до конца и во всем. Это было некое садомазохистское устремление, которое ни к чему хорошему меня, конечно, не привело.

Она оставила меня дожидаться в пустом кабинете. Несколько минут спустя пришел высокий молодой человек, с длинными до плеч волосами и недельной щетиной. Он ввел меня в курс дела, и после короткой содержательной беседы я был полон надежд на хорошую работу в хорошем коллективе. Устроился я, ни много, ни мало, разнорабочим. Мы договорились с ним, что я позвоню после ближайших праздников, и, идя к выходу по длинному коридору, за окнами которого уже сгустились сумерки, и снег продолжал падать, засыпая белым покровом старые московские крыши, я впервые порадовался за себя. Мне казалось, что вот сейчас в этом тяжелом труде и начнет создаваться моя новая жизнь, яркая и полная смысла.

5

После праздников я приступил к работе. Приехав с утра и вновь придя в тот же кабинет, я еще раз обсудил условия труда, распорядок, основные мои обязанности на первое время. После этого я был сдан с рук на руки бригаде из трех человек, в которой мне предстояло работать. Ребята показались мне весьма странными, и я даже немного стушевался, когда шел с ними на рабочее место. Сразу бросался в глаза их какой-то нездоровый вид. Скоро и мне предстояло стать похожим на них.