Трубач на коне

Исполнители 2-х труб А.Балахонов и К.Курганов - оба с хорошим звуком, оба заядлые рыбаки.

Балахонов - исключительно профессиональный, собранный человек, Курганов - несколько более беззаботный, весельчак. Следует отметить, что почти все трубачи группы были воспитаны в классе Михаила Иннокентьевича Табакова.

Периодически состав группы обновлялся. В нее вошли И. Павлов, И. Границкий, И. Воловник, братья-молдаване Орест и Михаил Усачи. Затем пришли А.Максименко, В.Новиков. Одно время в оркестре работал Л.Володин - солист Госоркестра. Затем, когда из группы ушли И.Василевский, С .Еремин, П.Садовский, А.Августенчик и В.Иванов, группу возглавил Н.Полонский.

В наше время атмосфера в группе отличалась доброжелательностью, взаимным вниманием в процессе игры. Этот важный фактор творческого контакта благотворно отражался на работе, вместе мы играли легко и весело. В своих паузах во время спектаклей мы могли переключаться и даже отвлекаться: что-то писать, рисовать или смотреть на сцену. Мы отнюдь не были "сухарями", озабоченными только своей профессией. В каждом составе был "диспетчер", который следил за всеми паузами в спектакле и предупреждал нас: "Буква "Е", до вступления осталось 16 тактов...

два, три, четыре..." И все брали в руки инструменты, грели мундштуки, опускали глаза в ноты.

"Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать..." И, как один, - в точку! Самыми надежными "диспетчерами" были Александр Григорьевич Балахонов, Илья Минеевич Границкий и Иван Илларионович Павлов.

Последний несколько выделялся в группе. Он был не лучшим исполнителем, но самолюбивым человеком. Это качество его характера, за исключением отдельных периодов, не отражалось на работе, отношения наши были деловыми, иногда даже хорошими, но временами его "заносило" то в одну, то в другую сторону. Самым неприятным в его натуре был шовинистический и антисемитский душок.

В общественно-профессиональной сфере я был человеком активным, и как-то получалось, что всякие собрания, юбилеи трубачей проходили обычно не без моего участия. Павлова это задевало и , однажды, не сдержавшись, он изрек: "Докшицер превратил театр в синагогу". Дальше - больше: "Докшицер возглавляет сионистскую организацию в Москве". И хотя это происходило в 1970-е годы, во времена расцвета антисемитизма в нашей стране, к счастью, мой авторитет и имя оказались выше националистических наветов.

В разные времена в России разжиганием национальных противоречий занимались люди, стремящиеся делать свои дела нечистыми руками, сортировать людей по составу крови, чтобы избавляться от неугодных. Когда к донорам обращаются с просьбой помочь людям, интересуются не национальностью, а группой крови, и еврейская кровь может спасти русского, а русская американца. Если люди говорят на одном языке, трудятся в одной упряжке, этого вполне достаточно для понимания и общения. Так заведено в цивилизованном мире. А если и не разговаривают на одном языке, то находят другие формы общения. Это я могу засвидетельствовать своим личным опытом, потому что часто провожу семинары и курсы мастерства в разных странах, не владея многими иностранными языками.

В Голландии, в госпитале, где мне оперировали сердце, буфетчица была испанка, горничная - негритянка, заведующий отделением - араб, анестезиолог - японец, и все - свои. Я тоже был своим.

В "основе взаимоотношений - уважение к личности. Там же, в реабилитационном санатории, когда мы, четыре обитателя палаты, садились за стол, никто не брался за вилку, пока один из нас - верующий голландец - не помолится перед трапезой...

А тут, у меня дома, на моей родине, где жили мои предки, меня пытаются сделать инородцем!

Моя культура, мой язык - русские. Русская музыка - моя, я ее проповедник, и никому не удастся убить во мне то, что дано с молоком матери.

К сожалению, павловские рецидивы были цветочками, ягодки появились позже. И теперь, в очередной раз, в моей России в трудную минуту снова расцветают национализм и антисемитизм...

После того как легендарный Наум Полонский ушел на пенсию, группу трубачей довелось возглавить мне. И опять произошла смена поколений. В театр пришли В.Прокопов, Ф.Ригин, рано умерший А.Максименко, П.Веденяпин, М.Ханин, Михаил Границкий, В.Янков, трагически погибший в Черном море. В сценический оркестр пришли А.Орехов, В.Истомин, Ю.Токин, А .Корольков, С.Зверкин, Ю.Гончаренко, С.Юсупов, ВДокшицер. Уже после моего ухода из театра пришли И. Школьник и рано ушедший из жизни И.Сазонов.

Так за 38 лет моей работы в оркестре сменилось три поколения трубачей.

Оркестр и дирижеры

Для всех нас, артистов оркестра, счастьем было, когда все удавалось, и проклятьем, страданием - когда что-то не получалось, проскальзывали досадные "случайности", особенно заметные у трубачей. В связи с этим позволю себе несколько размышлений о профессии оркестрового музыканта и дирижера.

Инструменталист - непосредственный создатель звуков, он несет ответственность за их качественное звучание - интонирование, построение фразы, ансамбль. В творческом процессе он активно мыслит, контролирует, слушает, сопоставляет, определяет свою роль в отдельных аккордах, музыкальных фразах. Он, как один из участников коллективного творчества, вносит свой личный вклад в общее звучание, в то время как дирижер - в ответе за всех и все. Дирижер непосредственно не воспроизводит звуков, он направляет и объединяет энергию коллектива в целом. Случайности и ошибки, которые могут происходить во время игры, к нему как бы не имеют отношения. Но это не всегда так. Ошибки дирижера, особенно неопределенность жеста, влияют на музыкантов, вселяют неуверенность, создают неудобство в процессе игры, парализуют их волю.

Известный итальянский дирижер-виртуоз Вилли Ферреро на репетиции с московским оркестром показал вступление к 5-й симфонии Бетховена вялым жестом, а это, как известно, всегда пробный камень для дирижера. И когда со стороны музыкантов раздались возгласы неудовлетворения - мол, у Вас, маэстро, это не получилось, - Ферреро показал вступление так, что никто не мог сыграть по-своему, даже если бы захотел.

Когда музыкант ошибается - это слышно всем. Когда ошибается дирижер - это незаметно и даже мало кому понятно, кроме, конечно, самих музыкантов. Каждый серьезный музыкант переживает за свою ошибку и отвечает за нее. А руководитель оркестра нередко поступает согласно афоризму Б.Хайкина: "Когда дирижер ошибается, он должен быстро найти виноватого". В практике дирижеров это довольно шаблонный прием: виноватый нужен для поддержания безупречности своего авторитета. Но именно такой поворот дела авторитета руководителю не прибавляет. Вместе с тем музыканты сами склонны поддерживать ореол непогрешимости своего дирижера, прощать ему отдельные маленькие слабости, И хорошо, когда это бывает взаимно. Ведь все мы люди и, как любят говорить в музыкальной среде: "У нас бывает, и у Вас - бывает".

Так в творческом процессе при обоюдном уважении складывается хорошее взаимопонимание между дирижером и оркестрантами, а в итоге получаются хорошие творческие результаты.

Но если музыкант играет невыразительно, нестройно - это целиком его вина, а не дирижера.

Когда же оркестр играет не вместе, вяло, однообразно, неинтересно, резко - за это в ответе дирижер. И совершенно несостоятельны при этом его возгласы с пульта: "Не вместе играете...", "...играйте по руке!" В ответ можно услышать: "Как показал, так и сыграли!" И это истина. Играют музыканты - показывает дирижер. Но ведь в процессе исполнения участвуют обе стороны. Стало быть, ответственность и мобилизация должны быть обоюдными.

Дирижер, который считает себя всегда правым, теряет уважение и доверие музыкантов, а это - бывает - приводит к концу совместной работы. Личность дирижера всегда находится под критическим взглядом сотни глаз: как настроен, как одет, что скажет, с чего начнет... Музыканты склонны критически относиться к дирижеру. Каждому может показаться, что дирижер делает не то, надо бы иначе. Как у Шота Руставели: "Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны".