Обвинение предявлено

— Ситуация непредвиденная?

— Нет. Я это предвидел. Поэтому Квасова вступила в жилищный кооператив. Финкельштейн передал мне тысячу четыреста рублей, из них тысячу двести я вручил Квасовой, чтобы она могла заплатить за кооперативную квартиру. Но при этом я поставил ей условия: пятьсот рублей из этих денег принадлежат ей, а семьсот она должна возвратить мне за мои хлопоты.

— Она вам их вернула?

— Нет. Это оказалась такая пройдоха...

— Издержки производства?

— Очевидно.

— Но в вашей практике были и другие случаи, когда в накладе оставались ваши клиенты.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, например, сделка, которую вы провели с Юрковой и Зигурисом.

— Вы и об этом знаете?

— В общих чертах. Расскажите подробнее.

— Пожалуйста. В 1968 году кинооператор Зигурис, с которым меня познакомил Финкельштейн, попросил меня помочь получить московскую прописку. С Нинель Юрковой я был знаком раньше. Она давно хотела обменять квартиру в старом доме и не прочь была при этом заработать какие-то деньги. Я провел с кандидатами всю подготовительную работу, ознакомил их с их правами и обязанностями, поставил все свои условия. Брак был зарегистрирован. Зигурис получил разрешение на прописку. Но поскольку сам он в это время уехал на съемки фильма куда-то на Сахалин или на Камчатку, то на военный учет он не встал, и потому дело с пропиской несколько затянулось. Я телеграфировал об этом Зигурису. В ответ он выслал мне шестьсот рублей. Триста я отдал Юрковой, триста оставил себе. Поскольку у Зигуриса не было в Москве жилплощади, по его просьбе я устроил Юркову в жилищный кооператив «Спутник». На эту комнату Зигурис прислал еще тысячу пятьсот рублей. Тысячу двести он просил внести в кооператив, остальные разделить. Остальные я не стал делить, а взял себе.

Ордер был оформлен на Юркову, а Зигурис в него вписан на правах супруга. Но Юркова еще до получения ордера вдруг раздумала переезжать со старой квартиры.

— Почему?

— Ну, знаете, понять женщин иногда бывает труднее, чем дикого зулуса. Но в конце концов Зигурис приехал в Москву, прописался и поселился в кооперативной квартире. Об этом я Юрковой не сказал, но Зигурису передал, что Юркова требует пятьсот рублей отступного. Эти деньги я тоже Юрковой не отдал, а оставил у себя. Потом я договорился, чтобы комнату Зигуриса в общей квартире обменяли на однокомнатную квартиру, и под это мероприятие Зигурис дал мне еще семьсот рублей.

Зигурис переселился в однокомнатную квартиру, и ордер был теперь выписан на него одного. Я знал, что у него денег много, кроме того, он трус, и решил на этом сыграть еще раз. Однажды я пришел к нему и рассказал, что встретил Юркову, она узнала, что он исключил ее из ордера, поменял квартиру, и что она грозится поднять скандал. «Сколько надо ей дать?» — спросил он. «Пятьсот». — «Но у меня есть только триста». — «Хорошо, давай». Я взял у него триста рублей и положил себе в карман.

— Скажите, Исакович, — задал вопрос следователь, — вот вы говорили, что Зигурис не мог встать на военный учет потому, что его в то время не было в Москве. Но брак-то свой он зарегистрировал сам?

— Нет. Он был, как я уже сказал, на съемках.

— Поясните, кто же был в загсе?

— В загс с Юрковой я пошел сам.

— Вы?

— Да. Зигурис оставил мне свой паспорт, и я по этому паспорту зарегистрировал брак.

— Расскажите подробнее.

— Видите ли, гражданин следователь, бывая в загсах и на своих браках, и в качестве свидетеля не один раз, я довольно хорошо усвоил всю нехитрую механику этого мероприятия. Можно сказать, я знал ее наизусть. Мы пришли в загс к концу рабочего дня, когда работница, оформляющая документы, порядком устала. Она даже не посмотрела на фотографии на наших паспортах. Механически записала в книгу, привычно выписала свидетельство о браке, так же привычно предложила нам поздравить друг друга, поцеловать.

— Как вы себя вели?

— Знаете, мне стало и смешно и жалко эту бедную женщину. Я даже почему-то подумал, что сама она старая дева, что ее никто и никогда в жизни не целовал и вот теперь ей мерзко и противно стоять здесь и смотреть, как целуют других, молодых и красивых... И я ей сказал: «Знаете, ничего этого не надо. Мы успеем. А вот вы, пожалуйста, отдайте поскорее наши документы, и мы уйдем. Вы же устали целый день поздравлять молодых».

— Как она реагировала на это?

— Она сначала удивилась, но потом улыбнулась, отдала документы и сказала: «До свиданья».

— Это был единственный случай, когда вы подменяли «жениха»?

— Нет. Таких случаев было пять или шесть.

— Почему вы это делали? С какой целью?

— Я понимаю, что риск определенный в этих случаях был. Хотя опыт мне подсказывал, что на фотографии никто из них никогда не смотрит. Кроме того, на случай, если бы у работницы загса возникло какое-то подозрение, проще всего сказать: «Извините, я по ошибке захватил паспорт моего товарища».

Но главная причина была в другом. Во-первых, довольно сложно было собрать в одном месте, в одно время «жениха», «невесту» да еще найти каких-то надежных свидетелей. Во-вторых, каждого из партнеров я знал гораздо лучше, чем знали они друг друга. А это, как вы понимаете, исключало какие-либо инциденты, недоразумения, которые могли возникнуть при регистрации. Знаете, ляпнет что-нибудь невеста не то, потом не расхлебаешь.

— Стало быть, ни разу работники загса не обратили внимания, что регистрируют вас по чужому паспорту?

— Ни разу.

— Ну что же, Исакович, — сказал следователь Шапошников, — давайте подведем итоги нашей беседы. Итак, на протяжении пяти лет вы организовали, будем так говорить, пятнадцать фиктивных браков с корыстной для себя целью. И получили как материальное вознаграждение за содействие в устройстве браков семь тысяч восемьсот рублей. Так?

— Так.

— Прочитайте протокол допроса и распишитесь. На сегодня достаточно.

Исакович пробежал страницы протокола и поставил свою размашистую подпись.

— Мне можно идти?

— Да, кстати, — сказал Юрий Владимирович, когда в дверях уже появился конвой, — вы упустили в своем рассказе одну деталь.

— Какую?

— Дело в том, что вы оказывали помощь в прописке далеко не всем, кто к вам обращался.

— Да, я говорил уже, что я тщательно отбирал...

— ...компаньонов по валютным операциям?

В ответ Исакович только развел руками и, опустив голову, ссутулившись, медленно вышел из кабинета.

...Через неделю уезжал домой астраханский ихтиолог Миронов. Шапошников приехал на Павелецкий вокзал проводить его.

— Ну как, где был, что видел?

— Был у вахтанговцев. Смотрел «Принцессу Турандот». Столько об этом мечтал! Слышал по радио, видел то телевидению, и все равно впечатление огромное. Был на выставке прикладного искусства. Посмотрел Новый Арбат, проехал по новым станциям метро. Съездил в Архангельское. Да, совсем забыл, посмотрели с сестрой «Свадьбу брачного афериста». Забавно.

— Брачного афериста? — переспросил Юрий Владимирович и вдруг по какой-то аналогии вспомнил: — Да, а как с племянницей? С ее замужеством?

— Да там все в порядке. Зря сестра шум поднимала. Люська меня и с женихом познакомила. Хороший парень, молодой, а уже заместителем начальника цеха на ЗИЛе работает. Свадьбу отложили до возвращения отца из плавания. И я получил, так сказать, официальное приглашение.

«Все правильно, — с облегчением подумал Шапошников. — Спутал я. Юркова живет не на Сретенке, а на Стромынке. Стромынка, 12. А уж я-то подумал...» И он сказал уже вслух:

— Все правильно.

— А что делать, — поддержал его Миронов, — мы с тобой стареем, молодые растут. Не заметим, как дедами станем, а, Юрка?

— Это ты точно подметил.

— Эх, люблю я в Москву приезжать! Но недели маловато. С месяц бы побыть. Успел бы еще многое поглядеть.

— По-разному привлекает к себе Москва разных людей, — думая о своем, проговорил Шапошников.

— Ну да думаю, осетры обо мне соскучились. Кстати, ты когда приедешь ко мне? Или только все обещаешь? Таких мы, брат, с тобой стерлядок изловим! Монастырских, как когда-то говорили. Уху закатим — тройную! Приезжай, а?