Чекисты рассказывают. Книга 6-я

Наконец, локомотив приблизился к горящей цистерне, стал ее оттаскивать, и в этот момент она взорвалась. Стало светло, как днем. Огонь разметало на сотни метров... Потом взорвалась вторая цистерна, третья, четвертая... Пламя перекинулось на составы с танками, авиабомбами... И уже горело все — составы, земля, небо... Все куда-то бежали, кричали... И вдруг земля словно приподнялась. Огромный взрыв потряс город. Над станцией взметнулся гигантский огненный смерч. Дождем посыпались бочки с горючим, ящики с продовольствием, колеса от железнодорожных вагонов, гусеницы танков и самоходок... Бочки, падая, взрывались.

Не успели опомниться от первого взрыва, как раздался второй... И все началось сначала.

Напрасно Крылович беспокоился, что диспетчер донесет на него. Когда уже днем вдосталь насытившийся пожар угомонился и взрывы прекратились, все увидели, что от станционного здания остались только стены.

Десять часов висело пламя над городом, и десять часов земля зябко вздрагивала от взрывов...

В радиограмме в Центр Рабцевич сообщил:

Когда стали взрываться вагоны со снарядами и авиабомбами, разбежалась не только железнодорожная охрана, но и охрана фашистского концентрационного лагеря, находившегося в ста пятидесяти метрах от железной дороги, и узники оказались на свободе...

Через два дня Крыловичу удалось заминировать еще один состав с горючим, который взорвался в пути.

Фашисты рассвирепели, начались массовые аресты среди рабочих железнодорожного депо...

Крыловичу предложили покинуть город, но он боялся за родных. И тогда ему разрешили уйти с семьей в соседний партизанский отряд.

Отряд Рабцевича продолжал расти. Вскоре возникла возможность создать новую разведывательно-диверсионную группу и направить ее под Калинковичи. Встал вопрос о выборе командира. Нужен был испытанный и проверенный на деле человек. Рабцевич остановился на Синкевиче.

Прежде чем назначить Синкевича командиром, Рабцевич решил посоветоваться с Линке. Разговор начал неторопливо, издалека.

— Давай, Карл, разберемся, как у нас на сегодняшний день обстоят дела со связниками.

Линке, готовившийся выступить перед населением на митинге, оторвался от бумаг.

— А получается у нас не то, что хотелось бы, — продолжал Рабцевич. — Возьмем Осиповичи — Бобруйск, там действует целая группа, со связниками все налажено. Прикрыт и Жлобин — там надежно действует группа Игнатова. Остались Калинковичи и Мозырь. Вот там неувязка — работает один Змушко. А ведь он еще и руководитель разведки отряда. Надо успеть вовремя побывать и под Бобруйском, и под Жлобином, проверить, как там обстоят дела, помочь... Вот и выходит — нужна новая группа. Люди у нас есть, дело за командиром...

Линке молча вздохнул, собрал в аккуратную стопку листочки, задумчиво наклонил голову набок.

— Ты, наверное, ждешь от меня кандидатуру? — улыбнулся он. — А ведь ты правильно решил.

— Ты что имеешь в виду? — насторожился Рабцевич.

— Твое решение назначить командиром Синкевича...

На усталом лице Рабцевича обозначилось что-то похожее на растерянность.

— Откуда знаешь, что я решил?

Линке покачал головой:

— Ну если бы я не знал, о чем думают мои бойцы и тем более командир, как это говорится в русской пословице — грош цена была бы мне как комиссару.

Рабцевич рассмеялся:

— Ну и хитер!.. — А про себя подумал: «Честное слово, приятно работать с человеком, который так тебя понимает...

Спустя несколько дней Синкевич с новой группой отправился под Калинковичи. Надежды Рабцевича оправдались — командир группы оказался не только смелым, решительным человеком, но и способным руководителем. За короткое время Синкевич хорошо освоился со своими обязанностями, совершил не один удачный выход на железную дорогу Калинковичи — Птичь, установил надежную связь с работниками железнодорожного депо, лесозавода и мясокомбината в городе Калинковичи. А установив связь, тут же приступил к организации диверсий на этих предприятиях. Для поддержания надежной связи с патриотами Калинковичей он привлек Домну Ефремовну Скачкову — жительницу деревни Антоновка, мать четверых детей. Доставленными Скачковой минами Николай Дворянчиков взорвал токарно-механический цех железнодорожного депо станции Калинковичи, уничтожив все электрооборудование цеха и тридцать станков, а Екатерина Матвеева и Екатерина Белякова — колбасный цех с его механическими мясорубками и запасами сырья...

Осенью сорок третьего года возникла возможность взорвать пилораму калинковичского лесокомбината, выпускающую для фашистов железнодорожные шпалы. Доставить мины рабочему комбината Антону Клещеву Синкевич поручил Скачковой. Не легко досталась ей эта поездка. Спрятав мины в мешке с зерном, Домна Ефремовна выехала из деревни. Миновала поле, лес, выехала к железнодорожному переезду, за которым начиналась городская окраина с одноэтажными домишками, утопающими в густых садах. У шлагбаума увидела фашиста роста и веса такого, что даже жутко стало; другой фашист выглядывал из будки. Оба смеялись. Здоровый нехотя поднял руку, приказывая остановиться.

— Аусвайс!

Она отвернулась, покопалась за пазухой, протянула документ.

— А эта что? — фашист указал на мешок.

Домне будто снегу кто на спину бросил.

— Да рожь везу на мельницу.

Здоровяк не торопясь просмотрел аусвайс, нежно похлопал мешок, словно поросячью тушу, потом ткнул его кулачищем, сказал «гут» и, махнув рукой, мол, «проезжай», пошел к будке.

Еще некоторое время Домна слышала заразительный смех немцев и постепенно приходила в себя. «Кажется, пронесло!..» Когда она совсем успокоилась, перед ней, словно из-под земли, выросли два полицая. Один — молодой, высокий и узкоплечий в уголке рта длинная травинка, другой постарше, средних лет, надутый, как верблюд, собравшийся плюнуть. В руках у полицаев новенькие карабины.

— Документы, — не вынимая травинки изо рта, сказал молодой.

— Какие тебе такие документы? — возмутилась Домна. — Эвон на переезде только что проверили.

— Документы, — настойчиво повторил молодой.

Пожилой безучастно смотрел на Домну.

Домна натянула было поводья, прикрикнула на лошадь.

Молодой, зло выплюнув травинку, схватился за оглоблю.

— Я кому говорю!..

Пришлось опять лезть за пазуху...

— Куда и зачем едешь? — вертя в руках аусвайс, спросил молодой.

Домна показала на мешок, сказала, что едет на мельницу.

— А почему в Калинковичи?

Этот вопрос не понравился Домне, тем более что он заставил насторожиться пожилого полицая.

— Да где же мне еще молоть?!

— Ты мне зубы не заговаривай, а отвечай конкретно! Не скажешь, поедем в управу.

— Да ближе нет мельницы, нету, понимаешь ты белорусский язык?!

Полицай будто бы и не слышал ее.

— А может, ты везешь не зерно? — Он примкнул к карабину штык, замахнулся на мешок.

Но проколоть его Домна не позволила. Разъяренной тигрицей она бросилась на полицая.

— Ты что, ирод поганый, детей моих без хлеба оставить хочешь или просишь, чтобы я глаза тебе повыцарапала? — Она толкнула его с такой силой, что он чуть было не свалился.

— А ты че? — сказал он, и его удивленный взгляд упал на расстегнувшуюся кофту Домны. — Ты че? — повторил он, пытаясь ее обнять.

Домна, не раздумывая, влепила ему пощечину.

— Молод еще лезть... — она поспешно застегнула кофту.

Пожилой полицай, искоса наблюдавший эту сцену, вдруг заржал.

— Ну и баба, ну и молодец, ну как есть моя Нюрка. — Он отстранил молодого, подошел к Домне. — И чья же ты такая будешь? — Он оглядел ее с ног до головы...