Пара беллум

Набор агентов в агентурную армию зависит не от воли и желания кандидатов в агенты, а от воли и желания тех, кто осуществляет набор. Каждый может быть использован как потенциальный или актуальный агент. Все сто процентов советских граждан, выезжающих на Запад, должны рассматриваться как агентура КГБ. Это есть элементарная служебная формальность, играющая для советских людей такую же роль, какую в своё время играло крещение младенцев в христианских странах.

Нужно приучить всех людей к мысли: если ты не агент КГБ, то это означает вовсе не то, что ты мужествен и непоколебим, а то, что ты не попал в поле действия агентуры и что не принято решение использовать тебя в интересах агентуры.

Сын

Шеф КГБ... Кстати, почему это западное словечко «шеф» как-то незаметно вошло в употребление?! Председатель КГБ, которого сотрудники за глаза называли Шефом, как бы между прочим поинтересовался здоровьем Западника, его домашними делами, успехами детей.

— Трудно теперь с детьми, — вздохнул Шеф. — Не ценят тех благ, какие мы потом и кровью зарабатывали. Не понимают, в каком обществе мы живём. На Запад смотрят. Пора нам за наших детей всерьёз взяться... Дети — наше будущее. Судьба завоеваний революции зависит от наших детей.

Шеф говорил эти пропагандистские банальности неспроста. Западник чувствовал, что тут есть какая-то подоплёка.

Надо с сыном поговорить, подумал он. А то закрутился с делами, совсем семью забросил...

Сын от беседы уклонялся под разными предлогами. Отец был взбешён и предъявил ультиматум: либо в такое-то время сын явится для разговора, либо пусть пеняет на себя. Разговор походил на разговоры Западника с сослуживцами и начальством. Сын юлил, пытаясь выяснить, что отцу известно о нем. Отец юлил, пытаясь заставить сына проговориться и сказать что-то о его интимной жизни. Отец попробовал было говорить в том же стиле, как говорил шеф КГБ. Сын сказал, что он «этими пропагандистскими помоями сыт по горло». Отец назвал сына прохвостом. Сын не моргнув глазом сказал, что «яблочко от яблони недалеко падает».

Сын ушёл, не дослушав нотацию отца. В машине его ждали друзья — две накрашенные девочки, дочери народного артиста и академика, и сын маршала...

Дочь

Вечером его навестила дочь. Попросила «нажать» на Отдел науки ЦК, чтобы тот «нажал» на президиум Академии наук, чтобы тот «нажал» на «болванов» из института её супруга, чтобы те наконец-то избрали её супруга в члены-корреспонденты Академии наук. В конце концов, пора, он написал уже десяток статей и брошюру в издательстве «Московский рабочий». Другие академики и того не имеют.

Дочь очень рано вышла замуж за входившего тогда в моду артиста. Артист первым делом потребовал от молодой жены, чтобы её «высокопоставленный папочка» устроил им квартиру по крайней мере из четырех комнат. «Высокопоставленный папочка» устроил им квартиру всего из трех комнат, причём не в том районе, где хотел зять, «высокоодарённый творческий работник». Затем зять захотел стать заслуженным артистом республики. Пришлось ждать два года, и зять был этим чрезвычайно рассержен. Наконец зять предъявил ультиматум: либо «высокопоставленный папочка» устраивает ему главную роль в каком-то фильме (всё равно в каком), либо развод. «Папочка» предпочёл развод. Причём «высокоодарённый творческий работник» не получил ни квартиры, ни дачи, ни автомашины. И в фильмах его перестали снимать. И предупредили: если он не перестанет «рыпаться», ему придётся играть совсем иные роли где-нибудь на Чукотке. И бывший зять исчез из жизни моего Западника. Дочь сменила несколько кандидатов в мужья. Она могла бы выйти замуж за молодого и преуспевающего дипломата. Но ей, как дочери моего Западника, было запрещено выезжать за границу. И от дипломатической карьеры ей пришлось отказаться. Поскольку в это время в среде чиновников входило в моду быть учёными, она вышла замуж за новоиспечённого доктора наук, числившегося в Академии наук, но работавшего на КГБ.

С дочерью все в порядке, думал Западник. У неё трезвая голова. Она своего не упустит и с пути не собьётся. Правда, она совсем чужая. Но это уж её дело. Но вот сын... Проглядел я сына. А ведь способный парень. В школе ему сулили будущее большого учёного. Надо принять решительные меры. Какие? Отправить в Новосибирск? Или лучше в секретный научный центр, занимающийся космическими полётами? Или в армию?

Додумать мысль не удалось: позвонили от Генсека, попросили зайти на «чашку чая».

Рутина

Во всех газетах на Западе сообщили, что один видный политик собирается в Москву. Зачем? Кто его знает. Может быть, пошатнувшийся авторитет укрепить. Может быть, за прошедший период отчитаться. Может быть, из личной симпатии к старому или новому советскому руководству. Может быть, посмотреть легендарный Кремль, откуда все инструкции мировой политике исходят. В Царь-пушку заглянуть, яблочный огрызок в дуло бросить. Изумиться: сколько столетий эти таинственные русские огрызки и бутылки в эту пушку суют, а наполнить не могут! Вот это пушка! Так какое же оружие должно быть у этих русских в Сибири припрятано?!! В Царь-колокол слазить. И опять изумиться: какой же шум с такими колоколами эти русские на весь мир поднять могут! Ему, западному политику, невдомёк, что Царь-пушка никогда не стреляла, а Царь-колокол никогда не звонил, что придуманы они были для устрашения врага. И хорошо, что они не стреляли и не звонили, — так оно страшнее было. Итак, собирается западный политик в Москву. С Самим беседовать. Честь-то какая — с Самим! Весь мир целую неделю только этим и будет занят. Все газеты, журналы, радио и телевизионные программы. «Слышали, — будут говорить все западные граждане, — этот... как его?., не помню, как звать... ну, политик... глупый такой... Откуда? Из какой страны? Из какой партии?.. А кто его знает... Да это и не важно... В общем, в Москву летит! В Кремль! С Самим беседовать будет! Да, да, с Самим!..»

Побаивается политик, конечно. А вдруг на Лубянку попросят?! На всякий случай признает, что в коммунизме есть кое-что положительное... В общем, нельзя отвергать с порога. Советское руководство не хочет войны, и это главное! Надо садиться за стол переговоров! Он, политик, совсем позабыл, что из-за стола переговоров все враждующие и дружественные стороны не вылезают уже сорок лет. Если и вылезают, то чтобы сменить протёртые за этими переговорами штаны...

На страницы печати никогда не попадёт лишь одно обстоятельство, связанное с намеченным визитом западного политика в Москву: то, что его кандидатура была намечена и обдумана в отделе моего Западника. За той самой чашкой чая, из-за которой Западник прервал ход своих мыслей. Генсек сказал ему между прочим, что неплохо было бы сейчас визит какой-нибудь устроить. Зачем? А просто так. Тут сам факт визита важен. Пусть приедет. Мавзолей посетит. Венок у могилы Неизвестного солдата возложит. С ним, с Генсеком, побеседует. О чем? Да ни о чём. О пустяках каких-нибудь. Тут не это важно, а весь антураж вокруг визита. Важно на виду быть. Показать, что «помирать нам рановато». Одним словом, обдумай подходящую кандидатуру там, на Западе.