Первая смена

«РАЗРЕШАЮ ВЫСТУПИТЬ В ПОХОД»

Сергей разбудил ребят за час до общего подъема. Солнце только вылезло из-за гребня Аю-Дага, и мальчишки ежились от колючей утренней прохлады.

— Быстро мыться, и чтоб ни звука: лагерь спит. Принимай команду, Вилен. — За мной, — скомандовал председатель совета шепотом и, схватив полотенце, выбежал из палатки.

Вернулись быстро.

— Готовы? Хорошо. Тарас, возьмешь четверых — и в столовую за продуктами. Потом здесь разложим по рюкзакам. Остальным катать скатки. Показываю как.

Сергей взял походное одеяло, сложил его, быстро скатал в тугой длинный жгут, стянул концы ремешком.

— На каждое звено по два рюкзака будет. В дороге меняемся. Звеньевые назначат очередность. Кто с рюкзаком, тот без скатки.

Когда подошли Борис Михайлович и проводник Иван Васильевич, отряд был готов к выходу.

— Товарищ старший вожатый, — Вилен лихо вскинул руку над головой, — третий отряд к выходу в поход по партизанским тропам готов! В строю тридцать пять человек. Больных нет. Разрешите выступить в поход. Председатель совета отряда Троицын.

— Разрешаю выступить в поход. Счастливого пути, ребята.

— Отряд, шагом марш!

Одновременно с командой рванулся над палатками сигнал подъема. И тогда рассыпал дробь марша маленький Булат, лихой барабанщик третьего отряда.

…C каждым шагом все круче подъем, все выше и жарче солнце. Катятся из-под ног мелкие камешки подмытого весенним половодьем русла горной речки. Все чаще меняют звеньевые ребят, несущих рюкзаки. Сергей внимательно приглядывается к мальчишкам: как они в походе? Ведь скоро предстоит им штурмовать Аю-Даг, и тот подъем будет труднее и опаснее.

Шаг за шагом продвигается отряд по узкой тропе, все выше и выше по склону Авинды. Закинул за спину свой барабан Булат, давно уже не прикладывал к губам мундштук горна Ваня Прохоров, и только флаговый Андрюша Бараневич по-прежнему упорно продирается впереди всех. Видно, такая уж сила у маленького отрядного флажка.

Сергей, несмотря на привычку к походам, тоже устал. Видимо, сказывается жара и бесконечный подъем. Очень хочется пить, но он знает — нельзя. Даже глоток воды принесет лишь минутное облегчение, а потом станет в десять раз труднее.

…Горное озеро открылось перед ребятами, когда казалось, уже никакая сила не заставит сделать ни шага. В зеленой чаше заросших кустарником берегов лежало огромное неподвижное зеркало воды. Отражались в нем поросшие лесом склоны, деревья и высокое голубое небо, а справа, там, где озеро подходило к самому обрыву, леса расступались, открывая уткнувшийся в море Аю-Даг.

На склонах Авинды много партизанских троп, землянок. Отсюда уходили партизаны вниз, к шоссе Симферополь — Ялта, устраивали засады; жгли фашистские машины, уничтожали оккупантов.

…Трещит костер на лесной поляне. Притихли ребята. И, наверное, кажется им, что они отряд народных мстителей и что скоро им отправляться в путь… Трудный и опасный. Но они готовы!

… И как-то особенно звонко поет горн. Особенно лихо отбивает дробь барабан. И отрядный флажок реет гордо, как боевое партизанское знамя.

Пионерский отряд, четко печатая шаг, идет узкими тихими улочками Гурзуфа.

Среди многих артековских обычаев Сергею очень нравится этот — торжественный марш через Гурзуф. Еще у входа на его улицы подтягиваются ребята, равняют ряды. И обрушивается на тишину курортного поселка лихой барабанный марш. Останавливаются люди на тротуарах, распахиваются окна, бегут мальчишки навстречу колонне.

Идут артековцы. По трое в ряд, звеньевые впереди. Идут подтянутые и бодрые, как бы ни устали в походе, — такова традиция. Ни слова на всем марше не скажет вожатый — отряд ведет председатель совета. И когда впереди, из-за поворота появляется на Ленинградской улице встречный отряд, Вилен чуть косит глазом на идущие за ним ряды, а Сергей слышит шепот на тротуарах: «Встречный, встречный!»

Все ближе и ближе два флажка. И когда разделяет их всего несколько шагов, Вилен поворачивается к строю:

— Отряд, смирно! Равнение налево!

И от встречного тоже долетает команда:

— Отряд, смирно! Равнение налево!

Оборвались звуки горнов и барабанов, взлетели в салюте руки звеньевых и председателей. Они идут навстречу друг другу — два артековских отряда.

Сергей идет сбоку, салютуя встречному отряду. Даже они, вожатые, ни одного слова не могут сказать после того, как подана команда «смирно!». Разошлись отряды, и снова загрохотали на улицах Гурзуфа пионерские барабаны.

«ЗНАЮ, ЧТО НЕ БОИШЬСЯ»

Море, еще недавно голубое и спокойное, стало вдруг черным, холодным, с белыми черточками пенных бурунов. Но небо оставалось по-прежнему ясным, и только далеко на горизонте одиноко белело маленькое облачко.

— Сергей!

Борис Михайлович спешил по дорожке к вожатому, и ветер надувал пузырем его белую рубашку.

— Скажите дежурному, чтобы играли сбор. Предупредите в столовой: ужин на полчаса раньше, потом всех ребят в Верхний лагерь. В столовой и в Верхнем с отрядами — медсестры и врачи. Все вожатые — в лагере! Будем крепить палатки.

И пошел дальше, к ребятам, столпившимся у парапета набережной.

Сигналили сбор. Ребята бежали к палаткам, придерживая панамки, сгибаясь от ударов ветра.

А горн уже отдавал новый приказ, и, подчиняясь ему, уходили отряды вверх, к столовой.

Ребята шли неохотно, оглядываясь назад, на море, на вздувающиеся от ветра желтые крыши палаток.

Море бушевало. Волны с ревом обрушивались на берег. Почти все небо закрыла тяжелая черная туча.

Ветер донес до Сергея чей-то крик:

— Волны пляж разбили!

И он побежал к берегу, к пляжу, куда бежали сейчас все. Волны подхватывали легкие лежаки, поднимали их на своих гребнях, уносили в море. Сергей увидел, как летели в разные стороны искалеченные планки, исчезая в пене и всплывая уже далеко от берега.

Он бросился в круговорот волн и тут же почувствовал сильный удар по ноге. Рядом всплыл искалеченный лежак.

— Ты что, обалдел! — крикнул Василий. — Так не только ноги, жизни можно лишиться. Трахнет лежаком или камнем, и поминай как звали.

Он смеялся и шутил даже сейчас. Мокрый, с исцарапанными руками, зорко следил за волнами.

Стемнело. Скрылись горы, закрытые тучами, скрылись белые гребни волн. Усталые люди выбирались на берег. Шли по дорожке, густо усыпанной сорванной ветром листвой. Останавливались, смотрели на море; ждали, что готовит оно им еще этой ночью.

Горнисты играли сбор на вечернюю линейку. Вожатые вставали перед своими отрядами, не успев переодеться, и, улыбаясь, слушали слова вечерней речевки о спокойной ночи.

Отряд засыпал долго. Ребята прислушивались к завыванию ветра, тяжелому гулу моря, перешептывались. Сергей понимал, что мальчики взволнованы событиями сегодняшнего вечера и, в общем-то, боятся ночи.

— Сергей, вы у нас сегодня спать будете? — Это спрашивает Виталька, самый младший в отряде.

Виталька спросил о том, что хочет знать каждый, и только гордость и самолюбие не позволяют другим задать этот вопрос. Сергей подошел, сел на край кровати, поправил одеяло.

— Спи, Виталька. Мы все по очереди будем дежурить, так что все будет в порядке. Не бойся!

— А я и не боюсь.

— Я так и знал, что ты не боишься.

— Сергей, а вы когда будете дежурить? — Это Вилен.

— Я с трех ночи.

— Тогда идите пока спать. Не беспокойтесь за нас, у нас сейчас все будет тихо.

— Хорошо! Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Сергей улыбнулся: «Да! Спокойная…» — и вышел из палатки.

Клубятся над лагерем рваные клочья туч, мечутся по земле неровные причудливые тени от бешено раскачивающихся фонарей. Волны кидаются па штурм опорной стенки, гуляют по причалу. И шуршит, шуршит галька под ногами дежурных…

К утру ветер затих, но стало еще холоднее. Черные тучи ползли по склонам гор. Море слилось с небом, и казалось, что горизонт совсем рядом, за кустами самшита, за истрепанными ночным ветром магнолиями. И только неумолчный гул волн напоминал, что там море.