Знание-сила, 1999 № 04

Природное вооружение человека В этих условиях все их параметры пришли в движение: питание, взаимодействие с пространством, с объектами внешней среды, воспроизводство, конкуренция и симбиоз, потребность в ресурсах…

Не следует думать, что человек – очень плохо приспособленное существо. У него есть ряд прекрасных биологических приспособлений, наработанных за долгую эволюцию. Это мощное цветовое стереоскопическое зрение (требуюшее большого «представительства» в мозге) и хватательная кисть, кожа которой покрыта папиллярным узором. С их помощью можно было совершать точные прыжки и при этом ловить мелких животных, не рискуя свалиться вниз, прямо в чьи-то когти.

Летнее снаряжение. Поздние приспособления связаны с наземным образом жизни в тропиках. Ими стали локомоторный аппарат и комплекс защиты от перегрева (потеря шерсти, шапка волос, обилие потовых желез, широкие ноздри, темная кожа, особый дренаж полости черепа кровью для охлаждения). Эти приспособления, спасающие «род гоминид» от вымирания, стали всего лишь «техническим обеспечением» для создания настоящего вооружения: совершенного манипулятора и «аппарата военной хитрости» мозга.

«Изобретающие» адаптации. Гипертрофия мозга отразилась не только на «остроте мысли», но и на мощности – способности решать большой объем задач в течение длительного времени. Все это «вооружение» в конечном итоге вывело адаптацию человеческого вида на высший уровень информационной и инструментальной культуры. С помощью культуры взаимодействие этого вида со средой изменилось так резко, как никогда за всю историю биосферы. Важнейшие достижения культуры – это, как мы убедимся далее, самые простые веши.

Все мы едем и едем куда-то…

Ирина ПРУСС

Человек рождается, заводит семью, детей и умирает. В промежутках между этими занятиями он передвигается с места на место по территории планеты – с племенем, войском завоевателей, в толпе беглецов, с женой и детьми, совсем один; на плоту, на коне, пароходе, поезде, самолете, пешком; чем ближе к нашему времени, тем чаше и чаще он снимается с места. Время от времени из этого мошного потока носимых неведомым ветром по Земле несколько человек будто бы выбиваются в сторону и пытаются посмотреть на поток извне, постичь некий смысл и закономерности в рождениях, смертях, переездах. Так мы обзаводимся своими философами, художниками, поэтами и демографами.

Недавно исполнилось десять лет Центру демографии и экологии человека при Институте народнохозяйственного прогнозирования РАН. В честь этой даты, особо знаменательной в наше время, когда институты, кажется, более склонны закрываться, чем справлять юбилеи, Центр провел научную конференцию. И хотя на ней, как водится, демографы обидно называли нас народонаселением, великое чудо рождения именовали рождаемостью и репродуктивным поведением, а великую тайну смерти измеряли коэффициентом смертности, толковали о миграции возвратной и безвозвратной и демонстрировали через проектор трагически изломанные графики, доклады их были полны лихо закрученных сюжетов и гирадоксов.

Знаете ли вы, например, что главным дефицитом в нашей стране в XXI веке будут не нефть и газ, даже не деньги, а – работающие люди (или население в трудоспособном возрасте)? Как только экономика хоть немного стабилизируется, мы немедленно это почувствуем (может быть, это скажется, наконец, на наших зарплатах?) Ж. Зайончковская привела цифры ооновского прогноза: в первой половине XXI века работников у нас станет на 17 процентов меньше, чем сейчас.

Что став за это столетие страной индустриальной и урбанизированной (хотя та же Ж. Зайончковская считает, что ни индустриализацию, ни урбанизацию мы до сих пор еще не завершили), за кризисные девяностые годы мы несколько сдвинулись в противоположном направлении? В 1979 году 49 процентов населения жили не там, где родились; сейчас эта цифра уменьшилась, а должна была бы вырасти: подвижность населения – характернейшая черта общества с современной экономикой. Как утверждает Г Лаппо, впервые в этом столетии замерла миграция сельских жителей в города, городское население убывает; совершенная новость – городские поселения преобразуются в сельские (до сих пор было только наоборот).

Что по одной из гипотез дети, рожденные в годы катастроф: войн, голода, повальных эпидемий – в среднем здоровее и живут дольше рожденных в соседние годы, до и после катастрофы (об этой гипотезе доложил С. Адамец)?

Что свободно страна развивалась в XX веке не более сорока лет; все остальное время – принудительно, вынужденно? Принудительные переселения огромных масс людей, отправленных в лагеря и ссылки, в 1930 году сместили центр сельского и всего населения СССР на север, в 1931 году – на северо-запад. Потом началось целенаправленное уменьшение жителей приграничных территорий, вплоть до полного их обезлюдения: на юге Дальнего Востока (корейцы), вдоль южных и западных границ. Об этом напомнил П. Полян.

Что моральная паника, вызванная в нашей стране сексуальной революцией, овладела нами вовсе не впервые, а первый ее приступ специалисты датируют 1904 годом? И. Кон не берется судить, произошли ли тогда действительно серьезные сдвиги в реальном поведении россиян; но именно на рубеже XX века было впервые публично признано, «что традиционные нормы сексуального поведения утратили былую, отчасти воображаемую, эффективность». И. Кон считает, что и тогда, и теперь события в этой сфере развиваются в нашей стране примерно так же и в том же направлении, что и на Западе, только «русские подростки догоняют и перегоняют своих западных ровесников, во-первых, слишком быстро, во-вторых, в крайне неблагоприятных социокультурных условиях»…

Взглянув, благодаря демографам, на себя со стороны, мы возвращаемся к броуновскому движению, которое составляет нашу жизнь… •

Ольга Дмитриева

Британский Левиафан

Монета с изображением Вильгельма I как короля Англии

Среди прочих государств Европы островной Англии традиционно принадлежало особое место. С одной стороны, англичане всегда любили бравировать своей обособленностью от материка (достаточно вспомнить их знаменитое – «туман, континент отрезан», отражающее неистребимое чувство превосходства над теми, кто остался за проливами). Они и в наши дни медленно и неохотно присоединяются к общеевропейскому дому, предпочитая «коммуналке» свою островную крепость. С другой стороны, Британия, безусловно, является неотъемлемой частью Европы, определяющей ее современное лицо. Однако не только географическое положение составляет специфику этой страны. Ее внутреннему развитию также было присуще заметное своеобразие, позволяющее в наши дни говорить об особенностях национального самосознания англичан и присущей ему парадоксальности.

Англия – классический пример страны, сформировавшейся в ходе ее многовековой истории в рамках единого централизованного национального государства. Это был долгий процесс, в который внесли свой вклад многие племена и народы – кельты, римляне, англосаксы, норманны, – в разные эпохи приходившие на Британские острова и приносившие сюда свои нравы, обычаи, правовые нормы и культурные традиции 3*. Однако о складывании по-настоящему сильной государственности в Англии можно говорить не ранее XI века. С этого столетия начинается поступательное развитие и укрепление королевской власти и становление государственных институтов – армии, финансовой и судебной системы, неуклонный и триумфальный подъем колоссального Левиафана, подчинившего себе всех и вся. Симптоматично, что сам образ Левиафана – самодовлеющего и самодостаточного государства, был продуктом английской политической мысли. Это мистическое существо, вмещающее в себя все земли с населяющими их людьми, а также политические институты, создал в своем воображении Т.Гоббс, секретарь и ученик великого Френсиса Бэкона, канцлера королевства. Но даже гений этих искушенных политиков не мог предвидеть, до каких масштабов разрастется островной Левиафан в XVIII – XX столетиях, когда Британия превратится в империю, владычицу морей, страну с мошной имперской и националистической идеологией, до сих пор болезненно переживающую утрату своих заокеанских доминионов. Тем не менее, даже вернувшись после Второй мировой войны в свои прежние, отведенные ей природой островные рамки, она остается великой державой и одним из признанных лидеров европейского сообщества. Традиции же сильной государственности и разумной централизации до сих пор сказываются на работе весьма дисциплинированной и очень эффективной английской бюрократии.