«Собеседник любителей российского слова»

Столько же восхваляется в «Записках» и Мстислав, которого могущество представляется столь великим, что он посылает вельможу своего разобрать удельных князей и разделить по справедливости пределы их владений [60].

И не только Мстислав, действительно пользовавшийся большим значением, но даже Ярополк и Всеволод II представлены в «Записках» [61] как полновластные владыки, совершенно законно и произвольно распоряжавшиеся уделами, переводившие князей из одной отчины в другую, отнимавшие и раздававшие области кому хотели. Все притязания князей выставляются как незаконные посягательства, нарушавшие высшую власть великокняжескую и происходившие от их своевольного, непокорного характера. Вследствие этого взгляда великий князь никогда не является виною междоусобий, но всегда решителем распрей, миротворцем князей, защитником правого, если только он следует внушениям собственного сердца. Как скоро он делает несправедливость, которую нельзя скрыть или оправдать, то вся вина слагается на злых советчиков, всего чаще на бояр и на духовенство.

При этом весьма странно рассказываются в «Записках» отношения Новгорода к князьям. Автор постоянно следит его историю, не пропускает ничего, не порицает новгородцев за своевольства, но не сообщает и их общественного устройства, отчего все новгородские события кажутся непонятными. Здесь даже не упоминается нигде о вече, а все происшествия представляются следствием замыслов некоторых, или говорится просто: новгородцы решили. Князьям приписывается слишком большое значение в Новгороде, а между тем рассказывается, как новгородцы прогоняли своих князей. Кажется, что автор как будто имел мысль, что князья сами были виноваты, не умели держать в руках беспокойных граждан. Так, под 1113 годом, говоря о печерской дани, которой не хотели платить новгородцы, автор замечает: «Писатели приписывают сие тому, что князь Всеволод Мстиславич, быв не токмо кроток, но и слаб, не содержал их в надлежащем порядке, оттого и своевольствовали» [62]. Так и после описания того, как схватили, осудили и изгнали Всеволода из Новгорода, автор говорит, что великий князь весьма был недоволен Всеволодом, потому что «его неустройством» новгородцы до того дошли, что передались Ольговичам [63]. О Святославе Ольговиче сказано, что в 1140 году новгородцы, те, «кои остались верны князьям рода Владимира, предуспели выслать из Новгорода князя Святослава Ольговича» [64], тогда как известно, что он принужден был бежать, опасаясь суда веча и мщения граждан за свои насилия. Следовавшие затем изгнания князей из Новгорода автор «Записок» рассматривает именно с той точки зрения, что одни были верны дому Мономаха, другие же не хотели хранить верности и искали других князей. Конечно, в отношении к главной мысли всего труда это было лучшее объяснение всех самоуправств веча новгородского.

Княжение Изяслава II рассказано чрезвычайно подробно и везде подлинными известиями летописей, которые отличаются особенным расположением к этому князю. Только тон рассказа, по обычаю, изменен, и опять в пользу великого князя. Например, узнавши о вероломстве Давидовичей, Изяслав посылает в Киев заявить об этом «народу»; в «Записках» же сказано, что он посылал известие к брату Владимиру, «который, яко наместник, ведал Киев в отсутствие великого князя, также ко митрополиту и тысяцкому киевскому», и эти уже решились «объявить об этом всенародно, дабы киевляне, не теряя времени, вооружиться могли» [65]. Мирясь с Давидовичами, великий князь посылает за советом к брату, князю смоленскому, и тот отвечает – по летописи: «Брат, ты меня старше, то как хочешь, так и делай; если же ты удостоиваешь спрашивать моего совета, то я бы так думал: ради русских земель и ради христиан мир лучше…», и пр. В «Записках» же он отвечает: «что он в воле великого князя, старейшего своего брата, и повеление его исполнит охотно, что он согласен с мнением Изяслава, понеже мир для сохранения пользы всего государства лучше на сей случай, нежели война» [66]. Подобные маловажные, едва заметные оттенения событий встречаются здесь нередко.

О Юрии, столь памятном в истории ненавистью к нему народа киевского, «Записки» отзываются нехорошо, особенно в то время, как он был еще князем ростовским и добывал Киева, следовательно, был «виновен» в незаконных притязаниях. Характеризован он почти словами Татищева; [67] большая часть его неудач и дурных действий отнесена, впрочем, как всегда, на счет «любимцев и вельмож», которых он во всем слушался. То же обвинение относится отчасти к последующим князьям, Изяславу III и Ростиславу I [68]. Впрочем, их княжения, равно как и следующее, Мстислава II, не представляют особенно замечательных соображений автора. Только относительно дел новгородских он говорит, что Ростислав «говорил им пространно о их непорядке и своевольстве, отчего земле и всей области новгородской происходит вред и наконец последует разорение. Они же со слезами обещались сына его иметь непременно самовластным князем и утвердили оное ротою» [69]. По истории известно, что новгородцы приняли Святослава, совсем не убежденные красноречием великого князя, а потому, что были тогда очень в стесненных обстоятельствах, угрожаемые Андреем Боголюбским. При первой возможности они Святослава и выгнали.

«По смерти Мстислава, – говорят «Записки», – состояние великокняжения Киевского было таково, что единое токмо уже звание имело. Князи не почитали власть великого князя и из послушания ко оному вышли даже до того, что себя ставили равными ему» [70]. Вследствие этого автор уже не следит за одним киевским князем как средоточием исторического движения, а описывает наиболее замечательные события во всех княжествах довольно отрывочно, соблюдая только хронологический порядок. Автор «Записок» не мог оценить еще всей важности поступка Андрея Боголюбского, не взявшего Киева, а оставшегося во Владимире; но он все-таки довольно много останавливается на этом князе и с того именно времени замечает падение важности Киевского княжества. Этого уже достаточно для его времени. О самом Андрее «Записки» говорят с большим уважением, только замечают, что в последнее время жизни он «возгордился зело и гордостию многие неистовства изъявил» [71]. Вообще за высокоумие «Записки» никого не хвалят, и пороки, наиболее подвергающиеся их осуждению в князьях, – это слабость, слушанье чужих советов, гордость, беспокойный нрав. Одобрения заслуживают всего более ум, приветливость, твердость, попечение о расправе внутренней и делах воинских. Понятно, что качества, которые пред целым светом выказывала сама императрица, не могли не возбуждать ее сочувствия и хвалы тогда, когда она видела их в других.

Утомительно было бы для читателя следить по «Запискам» всю нить мелких происшествий, последовавших за смертью Боголюбского до 1224 года и рассказанных очень подробно. Потому не станем разбирать этого повествования, помещенного в XIII–XIV книжках, тем более что подробный разбор «Записок» не входит в план этого труда. Мы занялись им только, желая указать на исторические воззрения автора их, в надежде, что кто-нибудь из занимающихся отечественной историей возьмется за это дело и сделает его полнее и совершеннее. Теперь, в заключение нашего обзора, нужно прибавить только, что по окончании второй эпохи истории с 1224 годом помещены в XIV и XV книгах еще разные приложения. Первое из них имеет заглавие «Знаменитые происшествия второй эпохи российской истории от 862 по 1224 год» [72]. Здесь рассказаны важнейшие, по мнению автора, факты из рассказанных в «Записках». Затем следует краткая выписка о делах государей, современных Рюрику [73] и Игорю [74]. Третье приложение – о медалях к царствованиям Рюрика [75] и Игоря [76]. Медалей этих для двух княжений автор предполагает 49, и из них некоторые интересны по подписям. Например, № 19: «Рюрик усмирил новгородские беспокойства, начавшиеся от зависти». Надпись: «И зависть победи». Внизу: «Усмирил новгородские беспокойства». № 24: «Олег начинает опекунское свое управление объездом областей русских». Надпись: «Попечительный обычай». Внизу: «Олег объезжает области русские». № 42: «Игорь послал к грекам ежегодной дани ради и, не получая, пошел с войском в ладиях к Царюграду». Надпись: «Неисправных исправить». Внизу: «Игорь идет в ладиях к Царюграду, в 941 году». В таком же роде и другие медали, проектированные автором «Записок».