Нежная душа

Уже растолковывал я «ихним» любопытным журналистам, что эта песня не про ночную очередь за билетами на премьеру и не про загулы Володи Высоцкого…

* Ю.П. – невозвращенец. Несколько лет был лишен гражданства.

– Юрий Петрович, стоило возвращаться?*

– Все зависит от того, сумею ли я что-то сделать или нет. Пока я бьюсь-бьюсь и почти ничего не могу сделать. Настолько все несуразно, вся экономическая структура театра…

– Вам же в этой структуре удавалось ставить потрясающие спектакли. Структура не изменилась.

– Изменилась обстановка. Актер только формально держится за фирму Таганки, потому что он одним концертом перекрывает двух-трехмесячный заработок… Я с удовольствием восстанавливал старые спектакли, сбил с артистов налет цинизма. За шесть лет они стали растренированны, не думают о профессии. Все заняты скорейшим устройством реальных ближних целей. Для допинга, чтобы освежить театр, пришлось организовывать гастроли за границу. Грустно, что любой человек начинает разговор: а будут ли поездки, валюта? Полная бездуховность.

– Как случилось, что вы – герой-любовник, лауреат Сталинской премии, благополучнейший советский Ромео – стали лидером авангардного театра?

– Не только Ромео. Кирилл Извеков, Олег Кошевой…

– Одно дело, когда Савелий Крамаров становится фрондером, а другое – когда герой-любовник. Что же это такое? Что мешало? Чего не хватало? Это очень важно. Чего не хватает благополучному? Ромео, Кошевой, увенчанный лаврами… вдруг «самый антисоветский театр» создаете.

– Не специально. Мне казалось, именно так нужно ставить Брехта. Хозяйка варит – кажется, вкусно. Друзья едят – нахваливают. Приходят незваные, пробуют, морщатся – дерьмо. Странно, а люди ели – хвалили. Я никогда не занимался политикой. Господь с вами! И теперь не занимаюсь. Это они стараются нас политизировать и спекулировать нами.

– Возвращаться стоило?

– Мне три раза было сказано очень жестко: «Вам тут не нравится – никто вас не держит. Вам путь на Запад открыт – это Демичев говорил. – А если вы о себе не думаете, хоть о ребенке подумайте, ведь с ним может что-нибудь случиться». Без угрожающих интонаций, совершенно спокойно.

Меня возили на проработки в каждый мой выходной с утра: или в райкоме, или в управлении, или в министерстве – каждую среду. Приказ Гришина – всё. Приказано изничтожить – надо изничтожить. Являюсь. Начинается разговор: «Ну? Ну? Чего вы озираетесь, боитесь?» Я: «Нет, вы все время нукаете, вот я и гляжу, где тут лошадь». Они свое: «Ваша деятельность – это антисоветская деятельность. Вы должны признать свои ошибки. Вы не можете руководить театром». В очередной раз они предложили: поставьте творение Брежнева. Пришла депеша. С курьером. С печатями. Вместо того чтобы заниматься вашими безобразиями, вы бы лучше подумали, как осуществить великие произведения руководителя государства и т. д. Мы не ограничиваем вас в выборе: «Целина» или… Идет перечень его бессмертных творений.

Мы садимся (по-моему, с Можаевым): «С вниманием прочитав экстренное послание, напрягши весь запас умственных способностей…»

– Это же ерничество.

– «…Интересует вопрос: вы согласовали с автором возможность постановки, и доверяет ли автор мне осуществить это? Если не согласовали – значит, вы не умеете уважать даже авторского права…»

– Вы абсолютно человек этой системы.

– «…И как вы планируете эту работу: совместно с автором, или разрешение автора на инсценировку, или утверждение автором готового спектакля…»

– Вы понимали, что это наглый ответ?

– Я просто забавлялся.

– И никогда не срывались?

– Бывало. Когда доводили, у меня все замыкало. Один раз это было у замминистра культуры РСФСР. Они закрывали «Павшие и живые»*. И пришел со мной туда Константин Симонов.

– Заступаться?

– Скорее выразить недоумение: почему такой спектакль закрывают, патриотический. О поэтах погибших и некоторых уцелевших. А один говорит с улыбкой: «Ну чего вы за него волнуетесь, ну подумаешь, ну поставит другой спектакль, ну что вы, Константин Михайлович, о чем тут говорить…» И тут чего-то со мной стряслось. «Улыбаешься, так твою пе-ретак!» Добрался я до его лацканов, меня Симонов за руку оттаскивал. Орал я уже не помню что; как урка все равно, и Симонова отшвырнул: «Я знаю ваши экивоки, вы любитель туда-сюда мотать».

* Закрыть означало запретить. Иногда даже после премьеры, но обычно до.

25 июля 1980 года умер Высоцкий. Таганка решила: будет спектакль его памяти, спектакль из его песен.

Стенограмма худсовета

21 июля 1981 г. (за четыре дня до годовщины)

САМОЙЛЕНКО В.М. (зам. нач. отдела театров и концертной работы Главного управления культуры). Мы считаем, что основная идея поэтического представления остается прежней: конфликт поэта с обществом, отсутствие гражданской позиции у поэта и данного вечера. Естественно, мы не рекомендуем это для показа. Дальше работать так, как вы считаете нужным, мы не рекомендуем.

ФИЛАТОВ Л.А. (актер). Мы, наоборот, считаем: то, что мы выбрали из его творчества, как раз гражданственно.

ДЕЛЮСИН Л.П. (доктор исторических наук). Я могу сказать как фронтовик. Я считаю, что никакой односторонности в изображении военной тематики в поэтическом представлении нет. Нужно быть бесчувственным идолом, чтобы так понять то, что пропел Высоцкий.

ГУБЕНКО Н. Н. Если вы совершите это ужасное кощунство, то разрушите святую веру в идеалы, на которые в каждой своей речи указывает Леонид Ильич Брежнев, подчеркивая, что мы – общество настоящей свободы, настоящей демократии, в котором ничего не утаивается. Не подрывайте веру в нашу партию, в наш народ, с которым партия считает всегда своим первейшим долгом советоваться и считаться. Не разрушайте веры в искренность советского человека. Иначе вы будете действовать на руку нашим идеологическим врагам, которые сидят, как в окопах, и только и ждут момента, чтобы спектакль кастрировали, закрыли, чтобы появилась пища для новой идеологической провокации.

ФИЛАТОВЛ.А. (обращаяськ Самойленко). В свои двадцать восемь лет вы считаете себя настолько умным, что не считаете нужным, приличным и интеллигентным послушать то, что говорят писатели, знатоки искусства…

Спектакль запретили, но 25 июля Таганка сыграла. Любимов сказал: «Это будет не спектакль, а вечер памяти. По приглашениям».

13 октября 1981 г.

ЛЮБИМОВ Ю. П. Ситуация очень плохая. Плохой она была и летом, в годовщину смерти Высоцкого. Если бы дать этим людям сейчас волю, то они от Пушкина оставили бы тоненький цитатник; Гоголя, Салтыкова-Щедрина и Сухово-Кобылина – всех троих издали бы на десяти страницах.

ГУБЕНКО Н.Н. Для нас этот спектакль – спектакль очищения. Мы имеем право сделать такой спектакль, потому что живем в государстве, где существует высокий эталон искренности и правды. Его дал нам Владимир Ильич Ленин и продолжает утверждать Леонид Ильич Брежнев.

«Главное управление культуры Мосгорисполкома № 326-а 2.XI.81 г.

Несмотря на предупреждение Главка о персональной ответственности руководителей театра, 30 октября в Театре драмы и комедии вновь состоялись теле– и киносъемки репетиции, а 31 октября – публичный показ спектакля, посвященного памяти В.Высоцкого, не принятого и не разрешенного к исполнению.

За грубое нарушение установленного порядка приема и показа новых постановок ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Директору театра и главному режиссеру объявить строгий выговор.

2. Предупредить руководство театра, что в случае неподчинения приказу ГУК будет решен вопрос об их дальнейшей работе в театре».

– Стоило возвращаться?

– Хорошо бы Феликса убрать* – ведь раньше на площади фонтан был. Говорят, что фонтан цел, хранится где-то. Гораздо же лучше, если не будут пугать.