Предубеждение, или Не место красит человека, человек – место

Извинившись перед генералом, что выслушал его брань, Фролов начинает жаловаться на тягость своей должности. «Со мной, говорит, нагло обращаются». По нашему мнению, эта сцена великолепно может быть разыграна на сцене; она, может статься, затмит собою рассказ Расплюева о том, как его отделали до бесчувствия… [7] С одной стороны, конечно, и жалко его: все-таки же ведь ему больно, бедняку… Но личность его так пошла, положение его так глупо, что нельзя над ним не смеяться. Так и Фролов. У него нет даже настолько такту, чтобы понять всю пошлость, даже гадость жалоб на то положение, которое он сам выбрал, и выбрал, как говорит, для общей пользы. Вообразите, что человек приходит на пожар с тем, чтобы спасти кого-нибудь из пламени, и, в ожидании случая выказать на деле свое геройство, прославляет перед всеми свою решимость, горько жалуясь в то же время на все неудобства, которые его ожидают. «Близ огня очень жарко, – умиленно говорит он, – можно опалить лицо, платье испортить, обломиться на обгорелом бревне… можно совсем сгореть самому… Ужасное положение! Но что делать? Я решаюсь все это вытерпеть для пользы человечества». Совершенно в этом смысле говорит Фролов о своих расплюевских огорчениях. «Мы, говорит, должны выносить глубокое оскорбление, тяжкую печаль, а может быть, и более едкое чувство, выходя из общества людей, с которыми нам так часто приходится иметь дело и которые привыкли обращаться с нами так нагло». В ответ на эти забавные жалобы зрители, разумеется, хохочут, вспоминая первую сцену, которая так ясно показывает, чем вызывает г. Фролов наглости, которые ему делают. Но генерал, выдерживая свой характер, замечает Фролову, что он занесся. Чтобы оправдать свои слова пред генералом, так любезно его встретившим, г. Фролов рассказывает случай, бывший с ним и состоявший в следующем:

Выслушавши эту историю, Славомирский, тот самый Славомирский, который так хорошо зарекомендовал себя перед зрителями относительно своей вежливости, отвечает: «Ну, это невежа! Это – что говорить – есть и из нас всякие. Нет, у меня, братец, ешь сколько хочешь, милости просим, а дисциплину люблю – не погневайся». Фролов оставляет без внимания это милое замечание; но на вопрос Наденьки: «Что же вы, Андрей Николаич?» – отвечает с гордым сознанием собственного достоинства: «Натурально, уехал. Не идти же мне было, в самом деле, в контору».

Вся эта сцена отлично обрисовывает гаденькую, мелочную, пошло-самолюбивую натуришку Фролова, равно как и ничтожность Славомирского, которому одному только (с подобными ему, разумеется) Фролов и может казаться человеком порядочным. Рассказ Фролова ставит его в нравственном отношении неизмеримо ниже Расплюева. Тот по крайней мере имел основание жаловаться на свое положение, потому что действительно был разобижен. Но разберите, чем обижается Фролов. Он приезжает к знатному барину – представиться. Тот его принимает, разговаривает с ним, вообще оказывается очень любезен. Чего же больше? Человек, мало-мальски знающий приличия, поспешил бы откланяться через десять минут, потому что он приехал просто для почетного визита. Но г. Фролов не так низко о себе думает. Он, вероятно, подошел к барину с ловкостью почти военного человека, говорил ему при каждом слове: «генерал!», толковал о том, что служит для общей пользы и что это очень тяжело и горько. После этого он уже считает несомненным, что хозяин должен пасть пред ним на колени, ввести его в свой избранный круг и слушать, как оракула. Вследствие таких мечтаний г. Фролов старается продлить свое посещение. Хозяину докладывают, что гости приехали; Фролов все не догадывается убраться. Хозяин, разумеется, в очень затруднительном положении: там у него, может быть, его интимные друзья, люди, с которыми он хотел бы быть запросто, по-семейному, и которые, может быть, не захотели бы видеть в своем дружеском кругу никого из посторонних, хотя бы то был и не становой, а губернаторский чиновник или даже сам губернатор. А между тем Фролов все не уходит. Пригласить его к обеду нет никакой возможности: во-первых, он ни с кем не знаком и к хозяину дома является только в первый раз, во-вторых, – и это главное, – хозяин (не походивший, как видно, на Славомирского) не мог не заметить, что Фролов пошл и глуп неимоверно. Всякий порядочный человек постарался бы отделаться от такого гостя. Сошлемся на вас, читатели: приятно ли вам было бы иметь у себя за столом такого господина, как Фролов?.. Хозяин полагал, конечно, что Фролов догадается уйти хоть в то время, когда он пойдет встречать своих гостей. Ничего не бывало: хозяин пошел к гостям, г. Фролов остался в саду. Что тут прикажете делать? Какое понятие дает о себе г. Фролов знатному барину, к которому приехал представиться! Очевидно, тот подумал наконец, что Фролов непременно хочет утолить свой голод в его владениях. Видя, что с этим господином никакая деликатность не помогает, хозяин велел своему приказчику пригласить нахального гостя в контору, объяснивши ему, что у барина обедать нельзя, потому что у него гости. Заметьте: приглашают его в контору именно потому, что у барина гости; сам Фролов говорит это. Значит, если б гостей не было, барин, пожалуй, и пригласил бы его к своему столу, несмотря на всю его пошлость. А Фролов этим обижается и приводит этот случай в доказательство наглого обращения с ним! Славомирский поступает еще лучше: он восклицает, что этот барин невежа (Славомирский говорит о вежливости!), и торжественно объявляет: «Нет, у меня, братец, ешь сколько хочешь»… Он смотрит на все дело с точки зрения еды, и Фролов не замечает в словах Славомирского нового оскорбления для себя. Можно подумать, что он в самом деле обижен именно тем, что не удалось ему пообедать за столом знатного барина; иных оскорблений – вроде тех, какие ему делает на каждом шагу Славомирский, – он, кажется, не может понимать.

Вслед за этой эпизодической сценой начинается пародия Корнеля. Генерал просит Фролова, нельзя ли как-нибудь пособить Душкиной? Фролов говорит: «Мне и самому ее жаль, генерал; старуха простая, но добрая (!?), и потом – дети могут остаться без куска хлеба… Но ведь я ничего не могу сделать: я исполнитель только того, что предписано». Слова эти очень любопытны в устах Фролова; мы их припомним в своем месте. Славомирский просит затянуть дело, обещаясь через несколько времени отдать деньги за старуху и притом уговорить ростовщика Чеснокова помириться на половине суммы. Фролов затвердил одно: «Не смею нарушить, долг службы!» Напрасно Славомирский толкует ему, напрасно Наденька упрашивает, – Фролов непоколебим. «Я, говорит, дал себе слово ни для чего в мире не отступать ни на шаг». И затем Фролов, при сей верной оказии, пародирует те знаменитые фразы, которые Гораций говорит своей жене и сестре, собираясь на битву с Куриацием. В этой пародии Фролов выходит, впрочем, не столько смешон, сколько гнусен. Во всяком порядочном человеке кипит негодование против этого дрянного, гнилого человека, строго и твердо говорящего о вещах, которые должны быть священны для благородных людей. Он говорит о каком-то долге, присяге, клятве; но все это у него затверженные стереотипные фразы, как мы уже отчасти видели и как сейчас увидим еще яснее.