Статьи, эссе

— Сомневаюсь, что она согласится, — сказал я.

— А ты позвони.

Я набрал номер.

— Слушай, тут такое дело… — я в нескольких словах обрисовал обстановку.

— Ты что, шутишь? Зачем нам это надо? — сказала моя умная жена.

— Вот и я о том же. — Я пытаюсь ей объяснить, но она, похоже, не понимает, как это возможно: они повышают нас в должности, можно сказать, осчастливливают, карьеру предлагают, а мы отказываемся…

Понятно, что разговаривали мы на русском языке, но Лесли, видать, уловила, о чем идет речь.

— Может, вы не поняли? Объясни ей, что мы назначаем вас супервайзерами. — В ее голосе звучало искреннее непонимание, чего эти русские выпендриваются.

— Почему же не поняли? — сказал я. — Поняли. Вы назначаете нас супервайзерами… Ну и что?

— …и повышаем вам зарплату! — со значением сказала Лесли, решив, видимо, что не сказала самого главного, что все дело именно в этом. — Ты будешь получать на двести долларов в неделю больше, а она на сто.

Я пожал плечами. Денег много никогда не бывает, но надо же реально оценивать соотношение между деньгами и усилиями, которые придется приложить, чтобы их заработать. И возможными последствиями.

— Ты ей, ей скажи, — уже слегка раздраженно сказала, указывая на телефон, начальница, решив, что когда речь заходит о деньгах, то такие вопросы лучше обсуждать с женщинами. Конечно, она была права. Но не в этом случае.

— Она говорит, что они зарплату нам увеличивают, — сказал я в трубку.

— Да ну их на фиг с их зарплатой, — сказала жена. — Там больше головной боли будет, чем денег. Ты же видел, что там творится.

— Ты понимаешь, — сказал я, взглянув на Лесли, — тут уже, похоже, говно начинает копиться. Они действительно не понимают, почему мы не хотим.

Людмила помолчала.

— Да, попали… Доумничался, — упрекнула она меня. — Ты вот что… Раз уж нельзя отвертеться, скажи, если это нужно ей, мы возьмемся. Лично ей. Она все-таки тетка неплохая. А если это нужно театру, пусть идут подальше, обойдутся без нас.

Я положил трубку и передал Лесли слова моей мудрой жены.

— Это нужно мне, — твердо сказала начальница.

— Тогда у меня два условия. Ты даешь мне право самому нанимать и увольнять людей и берешь на себя все разборки с профсоюзами в случае их увольнения. O’key?

Разборки с профсоюзами в Америке — это серьезно. Без согласования с ними ни взять человека на работу, ни уволить его нельзя. Во всяком случае, в Метрополитен это так. Оговаривая это условие, я оставлял себе пространство для маневра, ибо знал о внезапно возникшей у моих соотечественников в Америке тяге к решению спорных вопросов посредством суда. А нанимать я собирался именно русскоязычных портных. Не отдавать же рабочие места в чужие руки. Да и работать сподручнее.

— O’key, — подумав, сказала Лесли. — А второе?

— А второе, когда все это закончится, ты вернешь нас на наши места и больше не будешь пытаться осчастливливать.

— Как хотите, — недоуменно пожала плечами Лесли.

На том и порешили. Мне было сказано, чтобы я искал людей, составил список необходимого оборудования и был готов с восьмого октября начинать работу. С тем мы и отправились в отпуск.

Все лето я занимался тем, что подыскивал нужных людей. В результате по рекомендации своих друзей, то есть, попросту говоря, по блату, я набрал двенадцать человек русских, среди которых профессиональным портным была одна Шурочка Артемчук. Причем именно за этого единственного настоящего портного ее муж, одесский еврей Гриша, попытался всучить мне взятку:

— Я тебя отблагодарю, — со значением сказал он.

Ну как было не взять? Не взятку, конечно, а Шурочку.

В моей будущей команде были художники, экономисты, программисты, музыканты и даже один мастер по холодильным установкам.

Может возникнуть вопрос, чем я руководствовался, набирая столь странный контингент. Поскольку я и сам нисколько не портной и всю эту шитейную премудрость осваивал самостоятельно, то считаю, что в шитье важно не столько знание, сколько мозги с нормальными причинно-следственными связями и руки, растущие из правильного места. Если это есть, человек справится с любой работой. Не боги горшки обжигают — не мной сказано. В совдепии большую часть своей печальной истории, прожившей в условиях жесточайшего дефицита всего на свете, все, как известно, немножечко портные. В портновском деле есть только один предмет, который требует скрупулезного знания и соблюдения технологии — это фрак. Имеется в виду пиджак, смокинг, сюртук, кардиган, вицмундир и т. п. Для того чтобы его сшить, нужна школа. Необходимо знать, как прокладываются и простегиваются борта, чтобы они красиво округло лежали, как заделываются лацканы, как крепится воротник, какая сторона у него проклеивается и тому подобные хитрости. Но в предстоящей работе шитья фраков не предполагалось, это были переделки и подгонка уже готовых костюмов, а ежели, паче чаяния, такая необходимость вдруг возникла бы, у меня была Шурочка. Да я и сам к тому времени уже имел некоторый опыт в изготовлении этого мудреного предмета.

В первый понедельник августа мы возвращаемся из отпуска. Все обнимаются, целуются, никто еще не успел надоесть друг другу, все хорошо и прекрасно, горизонт окрашен в радужные тона. Но… Как верно заметил мудрый Игорь Губерман:

Не успел я расконсервировать свою машинку, как меня вызвали к начальнице.

— Ну, приступай, — сказала Лесли.

— Как приступай? — удивился я. — Ты же говорила, что начинать надо с восьмого октября…

— Ты понимаешь, — глаза начальницы подозрительно забегали, — тут такое дело…

А произошло вот что: разобранные, скомплектованные, развешанные по темам, по актам, по размерам костюмы во время нашего отпуска какая-то мудрая голова распорядилась отдать в химчистку. В принципе ничего экстраординарного тут нет, это рутинная процедура — костюмы в МЕТ чистятся чуть ли не после каждого спектакля. Но в данном случае опять никто не взял в голову, что костюмы шились в России и что на них нет ни единого лейбла. И вместо двух тысяч скомплектованных, пронумерованных костюмов я получил почти десять тысяч разрозненных наименований, поскольку, как всем понятно, костюм состоит из нескольких предметов, и кремовые чикчиры с красным гренадерским мундиром и белоснежной батистовой сорочкой в один барабан в химчистке не засунешь.

Что теперь со все этим добром делать было непонятно ни мне, ни начальству, глаза которого слегка голубели при встречах со мной. В верхах, наверное, что-то решалось, но до моего сведения пока ничего не доводилось, и я сидел один в огромном репетиционном зале, смотрел на развешанные в беспорядке по ракам костюмы и думал о неистребимой российской привычке вляпываться в одно и то же дерьмо по многу раз. Ведь давал же себе зарок держаться от руководящих мест подальше.

По идее всю работу следовало делать заново. То есть опять обмеривать, комплектовать, развешивать по номерам. Но тогда этим занималось восемь человек, а у обладателя персонального кресла 101 господина Вилара дела к этому времени пошли хуже некуда. За 2000 год он потерял 65 % стоимости своих активов, в 2001-м — еще 50 %. За два с половиной года его состояние уменьшилось в 12 раз. Так, во всяком случае, утверждал журнал «Форбс». (A propos: к моменту выпуска спектакля злосчастный любитель оперы в результате какого-то мошенничества уже имел персональное место в другом Метрополитен — Метрополитен коррекшн центр — тюрьме, что неподалеку от его предыдущего места работы на Уолл-стрит. Видимо, у этого достойного человека было пристрастие к организациям имеющим в названии слово «Метрополитен»).

От бурь на Олимпе больше всех страдают не боги, а простые смертные. Финансирование спектакля существенно сократилось, и вместо восьми или хотя бы шести человек, да пусть даже и четырех-пяти, мне для разбора этих завалов выдали двух не отличавшихся особой сообразительностью американцев, один из которых был грек, а другая блондинка. Эта разноязыкая команда сидела напротив и смотрела на меня оловянными глазами: мол, ты начальник — говори что делать… Сказать мне было нечего.