Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев

- Ну, а что из того, что вы берете взятки борзыми щенками? - разозлился городничий. - Зато вы в Бога не веруете, вы в церковь никогда не ходите. А я, по крайней мере, в вере тверд и каждое воскресенье бываю в церкви. А вы...

- Шуба пятьсот рублей, - не унимался Ляпкин-Тяпкин. - Да супруге шаль...

- Что ж, по-вашему, Антоша не может мне шаль купить? - обиделась Анна Андреевна.

- Ежели бы на свои, кровные, - пояснил судья. - А то на казенные.

- А вы, Аммос Федорович, вольнодумец! - поддел судью городничий. Да-с! Как начнете говорить о сотворении мира, так волосы дыбом встают.

- Вот уж верно! - подтвердила Анна Андреевна. - А мы с Антошей никогда! А вы, Аммос Федорович...

- А ты, матушка, молчи! - оборвал ее супруг. - Нам сейчас грехами считаться не с руки. Нам сейчас надобно вместе... Плечом к плечу... Каков бы ни был гусь Аммос Федорович, а мы его в обиду не дадим. Какой-никакой, а он - судья. Лицо почтенное. И срамить его почем зря мы тоже не позволим!

- Так вы, стало быть, считаете, Антон Антоныч, - вмешался я, - что автор комедии напраслину на вас взвел?

- Добро бы только на меня, - вздохнул городничий. - Я, слава тебе, Господи, стреляный воробей. Я и не такое еще терпел. Огонь прошел, и воду, и медные трубы... Трех губернаторов обманул... Не за себя, сударь! Ей-Богу, не за себя душой болею. Мне за весь городишко наш... Да что городишко... За всю державу обидно!

- А при чем тут вся держава? - спросил Тугодум.

- То есть как это - при чем? - возмутился городничий. - Да вы читали эту комедию? Видали ее? Сочинитель этот выдумал какую-то Россию, вывел городок, каких и на свете-то не бывает. В один уезд свалил кучей все мерзости, какие только есть на свете...

- Вы, стало быть, считаете, что картина, которую нарисовал господин Гоголь, не типична? - уточнил я.

- Да просто неприлична! - взорвался городничий.

- Вас послушать, - сказал я, - так и чиновников таких на свете не бывает, и городовых вроде вашего Держиморды днем с огнем по всей России не сыщешь.

- Про городовых не скажу, - признал городничий. Городовые и впрямь еще попадаются. За всем ведь не уследишь... Держиморда - это верно подмечено. А вот где он такого городничего увидал, ей-Богу, не знаю. Да хоть бы да же и увидал. Нешто это можно - все, что ни попадя, на сцену тащить? Ежели бы у этого сочинителя хоть какое-никакое понятие было, он бы допрежь того, что меня в комедию вставлять, семь бы раз отмерил. Ведь не городовой, не купец какой простого звания, а - го-род-ни-чий!

- А судью? - поддержал его Ляпкин-Тяпкин. - Судью разве можно в этаком неприглядном виде изображать?

- А попечителя богоугодных заведений плутом вывести? Это как по-вашему? - вставил незаметно подошедший Земляника.

- А смотрителя училищ дураком выставить? Это какой урок детям нашим? негодовал вдруг оказавшийся тут же Хлопов.

- Ах, господа! - прервала их Анна Андреевна. - Это все пустяки, право... А вот то, что этот сочинитель на меня пашквиль написал, это уж, пардон, совсем ни в какие ворота... Чтобы почтенная дама, супруга городничего, кокетничала с заезжим молокососом... Да где он такое мог видеть? Ну, я понимаю, молодая девица... Вот хоть дочь моя... В ней и впрямь вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в голове... Но чтобы я... Помилуйте!..

- Как, сударыня? - напомнил ей я. - Разве вы не выслушивали благосклонно комплименты из уст господина Хлестакова?

- Комплименты? - лучезарно улыбаясь, живо обернулась ко мне Анна Андреевна. - Да... Это было... Что греха таить... Столько комплиментов! Столько комплиментов!.. "Я, - говорит, - Анна Андреевна, из одного только уважения к вашим достоинствам!"

- Вот видите, - сказал я.

- "Мне, - говорит, - верите ли, Анна Андреевна, все больше и больше увлекаясь, вспоминала супруга городничего, - мне жизнь копейка! Я, говорит, - только потому, что уважаю ваши редкие качества".

- Ах, маминька! - не удержалась оказавшаяся тут же Марья Антоновна. Ведь это он мне говорил.

- Перестань! - одернула ее мать. - Ты ничего не знаешь. И не мешайся, пожалуйста, не в свое дело... В таких лестных рассыпался словах... "Я, говорит, - Анна Андреевна, изумляюсь..." И вдруг - бац! На колени! Самым благороднейшим образом. "Анна Андреевна! Не сделайте, - говорит, - меня несчастнейшим! Согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертию окончу жизнь свою".

- Право, маминька, он обо мне это говорил, - не смогла смолчать Марья Антоновна.

Тут Анна Андреевна наконец сообразила, что воспоминания эти рисуют ее не самым лучшим образом.

- Ну да, - неохотно признала она. - Конечно, об тебе... А ты и уши развесила! Как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже, чтобы тебе было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице. Когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках...

- Да вы же сами, маминька, - попыталась вставить свое слово в этот монолог Марья Антоновна.

- Что - я? Что значит, я сама? - вскинулась Анна Андреевна. - Сколько раз я тебе говорила: не смей! Не смей брать пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина! Что тебе глядеть на них? Не нужно тебе глядеть на них! Тебе другие примеры есть: перед тобою мать твоя. Вот каким примерам ты должна следовать!.. Впрочем, это антр ну... Не для публики... Справедливости ради, сударь, - обернулась она ко мне, - должна заметить, что, хотя дочь моя и легкомысленна, но сочинитель комедии и об ней тоже составил самое превратное суждение... Самое превратное...

- Иными словами, сударыня, - уточнил я, - вы хотите сказать, что не только вас, но и дочь вашу автор пьесы представил в искаженном виде?

- Именно так, сударь, - подтвердила Анна Андреевна. - Я бы даже сказала, в карикатурном виде. Он нас просто оклеветал!

- Вот верное слово! - обрадовался городничий. - Оклеветал. Вернее не скажешь.

- Очернил! - добавил Ляпкин-Тяпкин.

- Исказил, - подтвердил Хлопов.

- С грязью смешал! - негодовал Земляника.

- Дураками выставил, - вставил Хлопов.

- Что дураками! - обернулся к нему Земляника - Это бы еще полбеды, ежели бы только дураками. А то - плутами, мошенниками!

И тут все загалдели в один голос:

- Очернил!.. Надругался!.. Оклеветал!..

- Судите сами, сударь, - перекрывая своим зычным голосом этот галдеж, заговорил городничий. - Где же это видано, чтобы в целом городе не нашлось ни одного честного человека! Ни одного благородного лица! Да нешто такое бывает?

- Вы правы, - вынужден был согласиться я. - Такого быть не может.

- Вот видите? - обрадовался городничий. - А в пьесе, сочиненной господином Гоголем, действуют одни уроды. Одни только монстры.

- Монстры!

- Чудовища!

- Плуты!

- Дураки!

- Ни одного честного человека! - возмущенно загалдели все его спутники.

- Ошибаетесь, господа! - раздался тут вдруг новый голос.

Это вышел из своего укрытия Гоголь.

- А это еще кто такой? - воззрился на него городничий. - Откуда он тут взялся?

- Честь имею представить вам, господа, - сказал я, - автора комедии, героями которой вы все являетесь. Если желаете, можете высказать свои претензии ему прямо в глаза.

- А-а, так это он самый есть? - сказал Хлопов.

- Хорош! - в сердцах воскликнула Анна Андреевна.

- Подслушивал! - возмутился Земляника.

- Шпионил! - вторил ему Ляпкин-Тяпкин.

- Теперь небось в новую комедию вставит, - испуганно предположила Анна Андреевна.

- У-у, щелкоперы, либералы, бумагомараки! Чертово семя! - скрипел зубами городничий.

- Я принимаю все ваши претензии, господа, - сказал Гоголь.

Услышав это неожиданное заявление, все смолкли.

- Все, кроме одной, - поправился он. - Вы изволили бросить мне упрек, что в моей комедии якобы нет ни одного честного лица...