Николай Гумилев

Он никогда не лазил в... примечания. "Для того чтобы поэт понимал поэта, никаких комментариев не нужно".

В 1912 г. н а п и с а н о:

Зимой 1911/12 - стихотворения: "Оборванец", "Маргарита", "Современность" (в Ц. С.), "Родос", "Укротитель зверей", "Она".

В конце мая, после возвращения из Италии, - стихотворения: "Птица", "Рим", "Пиза", "Фра Беато Анджелико".

Осенью - стихотворение "Памяти И. Ф. Анненского".

Н а п е ч а т а н о:

Стихотворения: "Камень", "Капитаны", "Орел", "Приближается к Каиру судно...", "Товарищ "Юный маг" (Антология современной поэзии. 2-е изд., Киев); "Закат" ("Как змеи волны гнутся...")- (Новое слово, СПБ., No 2); "Я не скорблю, так было надо..." (Аполлон, No 3); "Итальянские стихи" (?), "Рим", "Пиза" и "Генуя" (Русская мысль, No 7); "Памяти И. Ф. Анненского" (Аполлон, No 9); "Лежал истомленный на ложе болезни..." (Ежемесячное приложение к жур. "Нива", No 9); "Мне не нравится томность...", "Сон", "Вечерний медленный паук...", "Я в коридоре дней сомкнутых...", "Я жду, исполненный укоров...", "Какою музыкой мой слух взволнован...", "Вот я один в вечерний тихий час..." (Литературный альманах к-ва "Аполлон". СПБ.); "Сонет" из сб. "Чужое небо" (Новое слово, No 1); "Ты совсем, ты совсем снеговая..." (Новая жизнь, No 1); "Туркестанские генералы" , "Я верил, я думал..." (Русская мысль, No 1).

Переводы из О. Уайльда: "Могила Шелли", "Мильтону", "Федра", поэма "Сфинкс" (Уайльд О. Полн. собр. соч. Под ред. К. И. Чуковского. т. 4., изд-во т-ва А. Ф. Маркс, СПБ., 1912).

Сборник стихов "Чужое небо" (изд-во "Аполлон", СПб.).

Рецензии: на "Осенние озера" М. Кузмина (часть рецензии - Аполлон, No 8; Бюллетени литературы и жизни, No 7); на "Скифские черепки" Е. Кузьминой-Караваевой (часть рецензии - Аполлон, No 6; Бюллетени литературы и жизни, No 3); на "Cor Ardens", ч. 2, В. Иванова (часть рецензии - Аполлон No 6; Бюллетени литературы и жизни, No 2).

"Письма о русской поэзии":

"А. Блок. Ночные часы. К-во "Мусагет"; "Н. Клюев. Сосен перезвон. К-во "Знаменский и К°, М."; "К. Бальмонт. Полное собрание стихотворений. т. 8. К-во "Скорпион"; "Поль Верлен. Собрание стихотворений. Перевод В. Брюсова. К-во "Скорпион"; "Поль Верлен. Записки вдовца. К-во "Альциона"; "М. Веселкова-Кильштедт. Песни забытой усадьбы"; "В. Шершеневич. Весенние проталинки"; "Ив. Генигин. Стихотворения" (Аполлон, No 1);

"В. Брюсов. Зеркало теней. К-во "Скорпион"; "М. Зенкевич. Дикая порфира. К-во "Цех Поэтов"; "Е. Кузьмина-Караваева. Скифские черепки. К-во "Цех Поэтов""; "Г. Иванов. Отплытие на о. Цитеру (?)" (Аполлон, No 3 - 4);

"М. Цветаева. Волшебный фонарь. К-во "Оле Лукойе". М."; "П. Радимов. Полевые псалмы. Казань, 1912"; "В. Курдюмов. Азра"; "А. Бурнакин. Разлука. Изд. 2-е, М., 1912"; "Саша Черный. Сатиры и лирика. Кн. 2-я. Изд-во "Шиповник""; "П. Потемкин. Герань. Изд-во Корнфельда. СПб." (Аполлон, No 5);

"В. Иванов. Cor Ardens. Ч. 2. Изд-во "Скорпион"; "Н. Клюев. Братские песни. Кн. 2. Изд-во "Новая Земля""; "В. Нарбут. Аллилуйя. Изд-во "Цех Поэтов""; "Гр. П. Бобринский. Стихи. СПб."О. Уайльд. Сфинкс. Пер. Л. Дейча. Изд-во "Маски"" (Аполлон, No 6);

"А. Блок. Собрание стихотворений в 3-х книгах. Изд-во "Мусагет", М."; "М. Кузмин. Осенние озера. Изд-во "Скорпион"" (Аполлон, No 8);

"С. Городецкий. Ива. Изд-во "Шиповник", СПб., 1913"; "Вл. Бестужев. Возвращенье. Изд-во "Цех Поэтов", 1913" (Аполлон, No 9). "Б. Гуревич. Вечно человеческое"; "Н. Животов. Южные цветы"; "Бронислав Кудиш. Лунные напевы"; "Мих. Левин. Juvenilia" (Аполлон, No 10).

В ж/н "Аполлон" No 9 напечатана рецензия за подписью " Н. Г." "Драматические произведения бар. М. Ливен. Цезарь Борджиа. СПБ.", написанная, по-видимому, Н. Гумилевым.

В течение года н а п е ч а т а н ы следующие отзывы о Н. Гумилеве:

в рецензиях на сб. "Чужое небо" - М. Чуносова (Новое слово, No 7); Вл. Нарбута (Новая жизнь, No 9); М. Кузмина (Аполлон, No 2); Бор. Садовского (Современник, No 4); С. Городецкого (Речь, No 283, от 15 октября); В. Брюсова (Русская мысль. В обзоре "Сегодняшний день русской поэзии"); без подписи (Гиперборей, No 1).

Оценка сб. "Жемчуга" в статье К. Чуковского "Русская литература за 1911 год" (ежегодник газ. "Речь" за 1912 г.).

1913

И Апокалипсис здесь был написан...

По дневнику Лукницкого можно судить о спорах той зимы. В коротких, сухих, хронологически точных записях ощущается нервный, сильный, наполненный пульс дней. Листаешь записи - кажется, нет событий, вернее, нет сюжетов событий. Только одно наполняет зимние месяцы - разговоры: собрались, обсуждали, собрались... Но именно в них, в этих разговорах, - главный нерв, главное событие.

Поэты обсуждают пути развития поэзии - они думают о своей судьбе. Что же такое жизнь поэта, как не его стихи? Все то, что происходит вне стихов и вопреки стихам, - лишь жестоко потерянное время. Жизнь тогда полна и ярка, когда каждая секунда рождает желание стихов. Стихи для Гумилева - суть и смысл жизни. Сейчас пишется тяжело, мучительно, слова кажутся невыразительными, но есть надежда - придут новые слова, нужно искать и работать. Сколько уже было таких мучительно-безысходных, тоскливых тупиков, и каждая безнадежность была лишь началом нового пути. Надо двигаться дальше - но как? Он считает: нужен совершенно новый подход к стихам, к искусству, к жизни. Главная его мысль - высочайшая духовность человеческой жизни и поэзии. Он пишет: "Поэзия и религия - две стороны одной и той же монеты. И та и другая требуют от человека духовной работы. Но не во имя практической цели, как этика и эстетика, а во имя высшей, неизвестной им самим. Этика приспособляет человека к жизни в обществе, эстетика стремится увеличить его способность наслаждаться. Руководство же в перерождении человека в высший тип принадлежит религии и поэзии. Религия обращается к коллективу. Для ее целей, будь то построение небесного Иерусалима, повсеместное прославление Аллаха, очищение материи в Нирване, необходимы совместные усилия, своего рода работа полипов, образующая коралловый риф. Поэзия всегда обращается к личности. Даже там, где поэт говорит с толпой, - он говорит отдельно с каждым из толпы. От личности поэзия требует того же, чего религия от коллектива. Во-первых, признания своей единственности и всемогущества, во-вторых, усовершенствования своей природы. Поэт, понявший "трав неясный запах", хочет, чтобы то же стал чувствовать и читатель. Ему надо, чтобы всем была "звездная книга ясна" и "с ним говорила морская волна". Поэтому поэт в минуты творчества должен быть обладателем какого-нибудь ощущения, до него не осознанного и ценного. Это рождает в нем чувство катастрофичности, ему кажется, что он говорит свое последнее и самое главное, без познания чего не стоило земле и рождаться. Это совсем особенное чувство, иногда наполняющее таким трепетом, что оно мешало бы говорить, если бы не сопутствующее ему чувство победности, сознание того, что творить совершенные сочетания слов, подобные тем, которые некогда воскрешали мертвых, разрушали стены".

Духовность делает человека Человеком, Сверхчеловеком, то есть существом, полным творческих сил, желаний, чистых помыслов, благородных поступков, - эта идея всегда была близка и дорога Гумилеву. Но в ранних стихах сила и благородство проверялись сопротивлением жизни, бесстрашием перед случайностями и горестями, сейчас же для него смысл - в духовной значительности, в духовной высоте и душевной щедрости человека, в его нравственной чистоте.

"...От всякого отношения к чему-либо, к людям ли, к вещам ли или мыслям, мы требуем прежде всего, чтобы оно было целомудренным. Под этим я подразумеваю право каждого явления быть самоценным, не нуждаться в оправдании своего бытия, и другое право - более высокое - служить другим.

Гомер оттачивал свои гекзаметры, не заботясь ни о чем, кроме гласных звуков и согласных, цезур и спондеев, и к ним приноравливал содержание. Однако он счел бы себя плохим работником, если бы затуманенные взоры девушек не увеличивали красоту мира".