Мастера и шедевры. Том 2

Как понять сегодня жителю каменных громад городов Запада, застывших в неподвижном вихревом движении машин, усыпленных зловещим смогом, расслабившихся от пассивного участия в беге моторов, ошалевших от грохота жизни, как понять, как ощутить эту великую тишину степей, как почувствовать тугой воздух, плотно окутывающий скачущего всадника, всем существом, каждым мускулом тела участвующего в этом поистине магическом беспощадном движении-полете, начинающемся у него чуть ли не с первых детских лет и составляющем саму его, кочевника, жизнь!

Вслушайтесь в ритмы «Богатырской симфонии» Бородина, и вы почувствуете всем нутром этот неумолкающий, непрестанный бег тысяч коней, это завораживающее своей непреклонностью движение человека в степи.

Юные зори нашей Отчизны.

Они взошли над равнинами Великих степей, опоясавших на юге чуть ли не пол-Европы и Азии…

Недели надо было скакать, чтобы, начав свой путь от предгорий Алтая, достичь берегов древнего Борисфена — Днепра, а ведь это были только южные пределы Родины.

На севере — леса, леса. Озера, полноводные реки.

Древние города и села.

Но вернемся к скифам.

Скифы… Неведомо, откуда пришли они, но вскоре отдаленный гул и трепет земной тверди напомнили, что скифы не сон, а суровая явь.

Они сразу заставили уважать себя окрестные народы. Глухой топот их многотысячных полчищ долетал до Афин…

Скифские стрелы с тяжелыми бронзовыми наконечниками били в цель, их короткие мечи сокрушали врагов.

Казалось, нет силы, которая была бы способна укротить их буйную изначальную мощь.

Подобно весеннему разливу, они затопили бескрайние равнины юга нашей земли и докатились до владений греков.

Дикое изумрудное раздолье, и над ним, как призраки, неслись темно-багровые, в сполохах пожарищ всадники.

Розовые от вечерних зорь кони бесшумно скользили в сизой мгле…

Казалось, что этот колдовской полет нельзя было остановить, так неудержим и неумолим был этот бег…

И когда над степью вставал бесстрашный бледный месяц, он видел внизу, в степи тысячи алых звезд…

Едкая гарь от костров и медоносный аромат полевых трав и цветов сливались с терпким запахом конского и людского пота, кобыльего молока.

Гребень из кургана Солоха.

Скифы…

Геродот пишет:

«По рассказам скифов, народ их моложе всех. Они, скифы, говорят, что их отец Зевс, а мать — дочь реки Борисфена, Днепра, земли их необъятны и богаты.

В области, лежащей еще дальше к северу, — говорит Геродот, — от земли скифов, как передают, нельзя ничего видеть, и туда невозможно проникнуть из-за летающих перьев. И действительно, земля и воздух там полны перьев, а это-то и мешает зрению».

Вот как в легендах описан снег.

Еще один миф, изложенный Геродотом.

Однажды Геракл, гоня быков Гериона, прибыл в неведомую страну скифов. Там его застали непогода и холод. Закутавшись в львиную шкуру, он заснул, а в это время его упряжные кони (он пустил их пастись) чудесным образом исчезли…

Геракл, проснувшись, стал искать коней и, проблуждав долго, прибрел к пещере, в которой он нашел дивное существо смешанной породы — полудеву-полузмею.

Он спросил у нее о своих конях.

Та засмеялась и сказала, что кони у нее. Но она не отдаст их, если Геракл не станет ее мужем.

Так и было.

Но Геракл томился и скучал. Тогда женщина отдала коней и сказала:

«Вот у меня три твоих сына, что мне с ними делать?»

«Когда увидишь, — отвечал Геракл, — что сыновья мои возмужали, то лучше всего поступи так: посмотри, кто из них сможет вот так натянуть мой лук и опоясаться моим поясом.

Забегая вперед, скажем, что это смог сделать младший сын, по имени Скиф. Он носил на поясе золотую чашу.

Изображение его матери вы могли увидеть на выставке.

«Праматерь скифов»…

Спокойно, улыбчиво лицо богини.

Она знает силу своих чар. Полногубая, с открытым лицом, обрамленным прядями длинных волнистых волос.

Змееногая.

Одетая в свободные, с просторными складками одежды. Змеи венчают ее убор и как бы заканчивают композицию налобника.

Да и налобника вихрастого скифского коня с распущенной гривой, мчащегося по степям Придонья.

Пектораль из Царского кургана. Фрагмент.

Каждый скиф знал, что он сын этой непобедимой и мудрой богини.

Знал и верил.

Пустынный центральный белый зал музея. Экспозиция «Скифского золота»…

Раскрывается тяжелая стальная дверь сейфа…

И вот у меня в руках «находка века» — знаменитая, прославленная пектораль из Царского кургана, похожая на сдвинутый золотой серп луны, редчайшая по ювелирной точности реалистического изображения людей, цветов, зверей, чудовищ.

Я вглядываюсь в три ряда изображений: быт племени, степь и битва зверей и чудовищ…

Вьются, вьются полевые цветы, стрекочут в степи кузнечики, лают собаки, блеют овцы, звенит, звенит струя молока, крякает утка — звуки мирной жизни…

И опять взгляд скользит вдоль по трем золотым рядам — жеребенок сосет матку, теленок пьет молоко, шьют рубаху скифы, в правой руке бородатого дяди иголка с ниткой, рядом колчан — драгоценный горит.

Его можно разглядеть подробней на одной из витрин…

Как современны эти бородатые длинноволосые мужчины!

Мы их встречаем на улицах Европы и Америки, а порою у нас.

Мода движется по спирали.

Время, часы истории идут вперед…

На небольшом пространстве пекторали — цепь трагедий: лев убивает оленя, грифоны терзают лошадей, пантера нападает на кабана, собака гонит зайца.

Таков внешний круг пекторали рядом с кругом мира — цветами и юными соколами.

И еще круг — летит утка, чешется телок, блеет козел, упрямится овца перед дойкой. Сидит, задумавшись, перед кувшином скиф…

Во всем скрыто движение — наблюденная жизнь, — выполненное с редким изяществом и соблюдением внутреннего какого-то бесхитростного благородства.

Безусловно, пектораль — шедевр мирового класса.

Это потрясающей силы документ времени, в котором будто слышен то прерывистый, то мерный пульс бытия…

Как-то Гоголь писал, что в малой вещи может быть заключено большое историческое содержание.

Эти слова как нельзя более подходят к этой редкостной находке археологов.

Пектораль энциклопедична по глубине и правдивости информационного материала, отражающего, как в зеркале, жизнь и легенды целого народа.

Собака, заяц «кузнечики… И мне вдруг приходит на память запись Геродота о походе царя Дария на скифов.

Вот вкратце этот рассказ.

В истории мира многое связано с образами женщин… Так, однажды великий царь Дарий беседовал со своей супругой Атоссой, которая с присущей слабому полу прямотой высказала молодому повелителю, что ему пора прославить себя великими подвигами.

— Жена! — ответил Дарий. — Все, о чем ты говоришь, я и сам думаю совершить. Я ведь собираюсь перекинуть мост с нашего материка на другой и идти на скифов.

Не будем описывать дальнейшие перипетии разговора с лукавой Атоссой. Суть дела в том, что через некоторое отмеренное судьбой время Дарий начал свой поход на скифов. Он привел после многих событий свои войска к берегам реки Теар.

Расположившись станом у бегущих вод, царь велел воздвигнуть столб с надписью:

«Источники Теара дают наилучшую и прекраснейшую воду из всех рек. К ним прибыл походом на скифов наилучший и самый доблестный из всех людей Дарий, сын Гистаспа».

Поставив себе этот скромный монумент, Дарий повел своих воинов к Истру — Дунаю. Перейдя широкую реку, воины хотели сломать мост, но советники отговорили царя.

Мост оставили.

Аргумент был прост: скифов трудно найти и настичь, можно заблудиться и погибнуть без переправы.