Литература мятежного века
Литература мятежного века читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Развалины погибшей цивилизации в ее старой столице Нью-Йорке... хранилище старых московских документов в Пекине... погибшая могущественная империя Михея-Михаила Меченого... Как много этим сказано, если вдуматься.
Несомненно, повесть "Тройка, семерка, туз" принадлежит к высоким образцам политической сатиры. Редкая по силе сатирического воодушевления и мощи творческого воображения, она в с е ц е л о ф о р м а и с о д е р ж а н и е, реальное и фантастическое.
Такие произведения редкость, да и рождаются они во времена исторических катаклизмов, в моменты перехода от мрака к свету, от зла к добру и милосердию, наконец от затухания к ликующему торжеству жизни. Они как бы в сгущенном виде отражают трагизм социального и индивидуального бытия. В их ряду - такие шедевры малого жанра, как "Судьба человека" М.А. Шолохова, "Сорок первый" Б.А. Лавренева, "Враги сожгли родную хату" М.И. Исаковского, "Без покаяния" А.Д. Знаменского, "Тройка, семерка, туз" П.Л. Проскурина.
...В знаменитой речи о Пушкине Достоевский ставил ему в особую заслугу то, что, оставаясь русским писателем, он вместе с тем проявил редкостную отзывчивость к культурам многих и многих эпох и народов. Это утверждение, будучи глубоко справедливым, выходит далеко за пределы оценки творчества конкретной личности. Отечественная словесность сочетает в себе национальное своеобразие с общечеловеческим началом. Россия имеет свое предназначение и, естественно, ее культура занимает особое, только ей принадлежащее место. Разумеется, ее исторический путь во многом пересекался с искусством стран Европы: от эпоса к роману, от умозрения к эмпиризму, от мифа к научному миросозерцанию.
Но по сравнению с другими в русской культуре и литературе более устойчивы этические и гуманистические тенденции, ибо на каждой ступени развития они отличаются присущей ей любовью к человеку, что выражается в сострадательной интонации и утонченности духа.
Русская литература была верна этой высокой традиции, особенно ярко проявившейся в творчестве Петра Проскурина. В его сочинениях тесно переплетались реалистическое и фантастическое, порою как бы меняясь местами под напором задыхающейся от безмыслия и абсурда действительности. Своеобразие его художественной палитры состоит в единении личного, насыщенного острым чувством восприятия мира, и спокойной, сосредоточенной манеры, мажорный тон коей в последнее двадцатилетие то и дело заглушается минорными интонациями.
Дело тут не только в правдивом воспроизведении зыбкости сущего, но и в форме выражении, в умении схватывать и отражать характерное. Погружаясь в народную стихию, которая несет в себе драматизм бытия, равно как и творчество созидательных начал, он не изолирует литературу от политики, не отделяет жизнь и судьбу русского народа от истории и государства, ставя интересы России превыше всего.
Сочинения этого художника обладают неоспоримыми достоинствами и не сводятся лишь к новизне изобразительных средств и приемов. Их достоинство заключается прежде всего в истинной народности, в речевом богатстве, в освоении тех областей жизни, которые недоступны традиционному реализму. Для проскуринского письма характерно слияние видимого, ощущаемого, узнаваемого с идеальным, мистическим, порою ирреальным. Там (в мире фантазии) - все изящно, спокойно и стройно; здесь (в реальном мире) в движении, - все изменчиво, беспокойно; там - царит фантазия и блистает мир, сотканный из воображения и мечты; здесь же, в жизни - все зримо, грубо, опредмечено.
Но мир фантазии и мир реальности, как единство противоположностей, воплощает в себе народ. Посему у Проскурина трагическое и комическое, высокое и низкое, правда и ложь, жизнь и смерть пребывают в причудливом сплетении и взаимосвязи.
Но вот что следует особо подчеркнуть: в художественном своеобразии палитры художника - как ни у кого из советских писателей - герои живут по нравственным законам, по совести, а не по официальным предписаниям по существу далеким, отторгнутым от глубинных корней природы человека.
Чувство тревоги, надежды и горечи источают последние произведения художника. Между тем они, по сути, являются продолжением написанных ранее вещей, пронизанных острым ощущением надвигающихся трагических потрясений. Недаром здесь корректируются, переосмысливаются многие явления и события недавнего прошлого, делается попытка по-новому взглянуть на многие современные (да и не только современные) проблемы. При этом он стремится не только разглядеть истоки происходящих событий в России в конце ХХ столетия, но и найти ответы на такие, всю жизнь мучившие его вопросы, как: в чем же в конце концов суть жизни и зачем приходит человек в этот мир? Что, далее, есть истина, добро и зло, надежда и вера? И вообще - зачем Бог затевал всю эту канитель с человеком, мятущимся, непостоянным, сомневающимся - и несчастным? Или, напротив, неукротимым и великим в своих помыслах и деяниях?
Мятежная, ищущая мысль Петра Проскурина подвергает бесстрашному анализу состояние современного мира, не останавливаясь перед самыми суровыми выводами. Поэтому необходимо проникнуться пафосом его творчества и почувствовать то, на что он лишь намекает, в некотором роде утаивает.
"- Я не пессимист. Предостережение о возможной трагедии необходимо, но я верю в творческие силы русского народа и в его бессмертие... Мир будет развиваться, следуя своим изначальным законам. И писатель будет исследовать эти законы, чтобы понять огромный мир", - скажет он. Петру Лукичу Проскурину, пожалуй, с полным правом можно переадресовать слова Тургенева о Гоголе: "Трагическая судьба России отражается на тех из русских, кои ближе других стоят к ее недрам - ни одному человеку, самому сильному духу, не выдержать в себе борьбу целого народа - и Гоголь погиб!"
...Тяга к познанию, к показу глубинных истоков жизни народа и тайн бытия - вот источник его вдохновения и сложных переживаний, связывающих в единый узел духовное и социальное, равно как и выражающих истинную содержательность мироощущения художника. Именно таким образом он приобщается к лучшему, что создано гением национального духа, и стремится постичь состояние мятежного столетия...
"- Самый раз оглянуться и хотя бы ненадолго задуматься, что оставлено нами в минувшей эпохе и что перекочевало с нами в новое столетие, - говорил он в августе 2001 года. - Приходится констатировать горький факт, что пока в борьбе за природу человека торжествуют силы нагативные, темные, что неопровержимо доказали коммунисты, принявшиеся было за дело переустройства мира и человека с самыми гуманными и, несомненно, прогрессивными побуждениями и намерениями, - они не учли опыта Христа, потерпевшего сокрушительное поражение прежде всего в борьбе не светхозаветной иудейской тьмой и не с властью Рима, а с темной, звериной строной природы самого человека, и закончили тем же. Оказались оплеванными и распятыми... Несомненно, двадцатый век был не только мученическим, трагическим, но и звездным веком России, трудом, потом и кровью нарабатывавший принципы и законы нового социалистического общжития для всего человечества, и весь мир начинал меняться именно под воздействием советского строительства в национальных и социальных сферах. Но кто же теперь открыто признает подобные азбучные истины, когда движение России в поиске социального идеала было насильственно и подло оборвано... Но синдром душевного оцепенения и опустошения у народа начинает ослабевать. Уже и в новых, идущих на штурм очередного столетия российских поколениях, все ощутимее начинает пробуждаться и звучать ген социальной справедливости, издревле присущий русскому народу и неизмеримо окрепший в советский период... Да, Россия, народ уходит в новое тысячеление, в неизвестность, осиянные вновь взметнувшимися в небо в самом сердце Москвы куполами Христа Спасителя, унося в душе живительное зерно неуспокоенности в поисках истины, в жажде нового созидания, - может быть, как никогда мучимые властным зовом еще неведомых вершин. А это и есть сакральный русский путь от самой ее космической природы и предназначения - этого никуда не денешь..."