Гомер

о магической силе слова и имени, отзвук, едва ли понятный даже самому Гомеру. Точно

так же Гомер едва ли понимает, что такое подражательная магия, когда (Ил., III, 300 сл.) о

возможных нарушителях клятвы говорится, чтобы их мозг так же разлился по земле, как

сейчас вино-во время возлияния.

б) Молитвы и жертвы. Гомеровские поэмы наполнены разного рода молитвами,

жертвами и возлияниями в честь богов; и с первого взгляда это производит впечатление

полной наивности, искренности и отсутствия всякого критицизма в отношении религии.

Тем не менее было бы весьма легкомысленно принимать у Гомера все эти обряды

первобытной религии за чистую монету. Цивилизованный поэт чувствуется на каждом

шагу. Конечно, тут нет никакого атеизма. В «Илиаде» (IX, 497 сл.) выставляется тезис, что

боги всегда умолимы, хотя они и выше нас добродетелью, а в «Одиссее» (III, 47), что все

смертные люди нуждаются в богах. Антилох (Ил. XXIII, 547 сл.) уверен, что если бы

Евмел молился богам, то он не был бы последним в состязании. Тевкр (XXIII, 862)

уступает в стрельбе из лука Мермону только потому, что этот последний пообещал жертву

Аполлону, а Тевкр не пообещал. По мнению Приама (XXIV, 425-428), мертвый Гектор

потому не поддается тлению, что он всегда приносил жертвы богам.

Молитвы смертных иной раз даже меняют планы бессмертных богов. В «Илиаде»

(XV, 870-378) Нестор горячо молится Зевсу о победе ахейцев, и Зевс вопреки

собственному же плану исполняет просьбу Нестора и в знак этого даже гремит громом. В

XVII песни (645-650) Аякс умоляет Зевса не губить ахейцев, а если губить, то при свете

солнца; и Зевс исполняет его просьбу, хотя во всей этой песни Зевс помогает именно

троянцам, а не ахейцам. В XXIV песни (287-321) Гекуба просит Приама помолиться Зевсу

о благополучной поездке к Ахиллу и о послании птицы в знак исполнения просьбы. И это

все приводится в исполнение.

Тем не менее мольбы смертных у Гомера далеко не всегда исполняются богами, так

что Гомер ко всем этим мольбам относится достаточно трезво. В «Илиаде» (III, 297-302)

ахейцы и троянцы просят Зевса об исполнении приносимых ими клятв перед поединком

Менелая и Париса, но тут же говорится, что Зевс не исполнил этой мольбы. В VI песни

(301-311) троянки умоляют Афину даровать победу троянцам и приносят ей в дар [272]

роскошный пеплос; но тут же Гомер весьма выразительно замечает, что богиня отвергла

молитву этих троянок. В XVI песни (233-252) Ахилл просит Зевса отогнать троянцев от

кораблей и остаться невредимым Патроклу, но Зевс первую просьбу выполнил, а вторую

не выполнил. В «Одиссее» (III, 141-147) Агамемнон хочет принести Афине гекатомбы для

ее умилостивления, но он не знал, что ее нельзя будет склонить, и опять характерное

замечание Гомера – «вечные боги не так-то легко изменяют решенья». В XIX песни (363-

369) Евриклея выражает свое недоумение по поводу того, как много жертв Одиссей

приносил Зевсу и насколько жестоко тот отнимает у него день возвращения домой.

Правда, все эти тексты о неисполнении молитв можно понимать и более сложно в

том смысле, что боги-де сами знают, что делают, и не людского ума дело распоряжаться

волей богов. Так, например, хотя Зевс в течение долгого времени и не исполнял мольбы

Одиссея о возвращении, тем не менее в конце концов мольбу эту он услышал. Или в

«Илиаде» (XX, 104-109) Аполлон натравливает Энея на Ахилла, но Гера, например,

против этого, а Посейдон считает нужным придерживаться в этом деле нейтралитета, хотя

(290-300) сам Посейдон во внимание к жертвам Энея предлагает богам спасти его. Таким

образом, здесь еще можно не видеть скептицизма Гомера и приписывать неисполнение

человеческих просьб богами усложненному религиозному чувству Гомера.

в) Знаменья и оракулы.

Скептицизм и критицизм Гомера в религиозной области заметно проявляется и в

отношении знамений и оракулов. В поэмах Гомера отражается иной раз еще и та ранняя

ступень религиозного развития, когда вера в разные знамения еще ничем не поколеблена.

В «Илиаде» (IV, 379-381), когда эпигоны просили помощи у микенцев во время своей

войны с фиванцами, Зевс грозным знаменьем воздержал микенцев от этого. В «Одиссее»

(XVI, 400-405) ставится вопрос об убийстве Телемаха в зависимость от ответа Зевса; а в

XX песни (241-246) пролетевший слева орел с голубкой в когтях свидетельствует женихам

о невозможности этого убийства.

Имеются указания также и на словесные прорицания, т. е. на т. н. мантику или

оракулы. В «Илиаде» (VI, 438 сл.) Андромаха предполагает в разговоре с Гектором, что

ахейцы наступают по чьему-то предсказанию. В «Одиссее» (III, 214 сл.) Нестор тоже

предполагает о прорицании богов для преследования Телемаха женихами; то же самое

Одиссей говорит Телемаху в XVI песни (95 сл.); Евмей говорит Одиссею (XIV, 89 сл.), что

какой-то божественный голос сообщил женихам о гибели Одиссея. Преследователям

Телемаха (XVI, 356 сл.), возможно, боги внушили вернуться обратно. [273]

Однако уже и в некоторых из приведенных текстов мысль поэта двоится: Андромаха

считает не только возможным божественное внушение в наступлении ахейцев, но и их

собственный почин в этом. Нестор, кроме веления богов, предполагает также возможность

добровольной уступки Телемаха женихам; преследователи Телемаха тоже, возможно, сами

добровольно прекратили преследование.

Но у Гомера нас удивляет и прямое непонимание божественных знамений и их

противоречие с самой божественной волей. В «Илиаде» (XII, 200-229) Зевс посылает

страшное знаменье, препятствующее троянцам переходить через ров (орел выпускает из

своих когтей в лагерь троянцев огромную окровавленную змею); но, как видно из 252-255

стихов, Зевс этим знаменьем хотел только поддержать дух троянцев. Наоборот, в XIII

песни (821-823) Зевс посылает ахейцам благоприятное знамение (орел, парящий справа), а

Гектор понимает его (828 сл.) как знаменье для ахейцев неблагоприятное. Известное

знаменье в Авлиде (поглощение драконом девяти воробьев и последующее превращение

его Зевсом в камень), истолкованное Калхасом как свидетельство будущей победы ахейцев

над троянами, вызывает (Ил., 299 сл.) большое сомнение у Одиссея, который предлагает

еще некоторое время проверять это предсказание, хотя оно было сделано уже девять лет

назад.

Наконец, у Гомера имеются прямые скептические выпады против знамений и

оракулов. В «Илиаде» (II, 858-861) мы находим ехидное замечание о том, что троянский

птицегадатель Энном погиб в бою, несмотря на все свое птицегадание. Толкователь снов

Евридамант (II, 148-151) не сумел разгадать вещих снов двух своих собственных сыновей

перед их гибелью. В «Одиссее» (I, 414-417) Телемах не желает внимать прорицаниям

гадателей, созываемым его матерью Пенелопой. Во II песни (177-186) один из женихов

Евримах рекомендует гадателю, предвещающему возвращение Одиссея, погадать лучше

дома своим детям, потому что мало ли разных птиц летает под солнцем и нужно ли всем

им верить; кроме того, гадателя упрекает он в подкупе и желает его гибели. Предсказателю

Феоклимену, несмотря на его страшное и притом правдивое видение (XX, 350-370),

женихи отвечают наглым хохотом и собираются выгнать его ночью на улицу. Приам (Ил.,

XXII, 220-225) считает, что он отправился бы к Ахиллу даже в том случае, если бы сделать

это ему запретил какой-нибудь птицегадатель. Наконец, нужно привести то знаменитое

место из XII песни (235-243), где Гектор, несмотря ни на какие указания птиц,

высказывает общее и совершенно независимое суждение: «Знаменье лучшее всех – лишь