Цицерон

Внезапно он услыхал голос, назвавший его по имени. Открыв глаза, он увидел, что перед ним стоит тот, о ком рассказывал Масинисса — сам Великий Сципион — именно такой, каким он всегда представлял его себе. Эмилиан содрогнулся, но дух полководца ободрил его и поднял на воздух. Они поднимались все выше и очутились наконец среди звезд в круге, полном ослепительного света. То был Млечный Путь. Отсюда им видна была как на ладони вся Вселенная. Она представляла собой величественный храм, посреди которого висел земной шар. «Все казалось мне прекрасным и изумительным. Звезды были такими, какими мы их отсюда никогда не видим, и такой величины, какой мы не могли и подозревать. Звездные шары намного превосходили величиной Землю. Сама же Земля показалась мне такой крошечной, что мне стало обидно за нашу державу, которая занимает на ней, как бы точку». Звезды окружали их отовсюду. Это были живые, прекрасные и разумные существа. Кругом гремели аккорды какой-то божественной музыки.

— Что это за звуки, такие дивные и такие сладостные? — спросил Эмилиан.

— Музыка сфер, — услышал он в ответ.

Это гармония, образовывающаяся от вращения всего мира. И нет звуков прекраснее. Слышать ее грубым земным ухом нельзя. Но «ученые люди, подражая ей в мелодиях струн и пении, открыли себе путь вернуться сюда, как и те, кто наделен был талантом и в земной жизни занимался науками, внушенными богами». Растерянный и оглушенный всем увиденным и услышанным, Эмилиан нашел наконец силы спросить у своего таинственного вожатого, живы ли все те, кого называют умершими, и жив ли сам Сципион.

— Конечно, — отвечал он. — Те, кто вылетел из оков своего тела, словно из темницы, живы. А то, что вы называете жизнь, — это смерть. Но почему ты не глядишь на отца своего Павла, вот он подходит к тебе?

И тут Эмилиан увидел своего горячо любимого отца, который скончался 11 лет тому назад. Он залился слезами, но в следующую минуту был уже в объятиях отца. Несколько времени Эмилиан не мог побороть своего волнения и сдержать льющиеся слезы. Овладев собой, он спросил:

— Отец, если это и есть жизнь, как я услыхал от Публия Африканского, зачем же я медлю на Земле? Почему не спешу прийти сюда, к вам?

— Нет, — отвечал он, — только когда тот бог, которому принадлежит этот храм, что ты видишь, освободит тебя от оков тела, тебе откроется путь сюда. Ведь люди рождены, чтобы оберегать тот шар, который ты видишь в центре этого храма и который называется Землей. А душа дана им из тех светил и огней, которые вы зовете звездами. Поэтому, Публий, тебе и всем благочестивым людям подобает удерживать душу в оковах тела. Без дозволения того, кто эту душу дал, уйти из человеческой жизни нельзя — таков долг, возложенный на вас богом».

И главный наш долг — это долг перед родиной. «Всем, кто спас отечество, помог ему, укрепил, предназначена на небе обитель, чтобы они вечно пребывали там в блаженстве. Ибо ничто не угодно так верховному богу, который правит миром — во всяком случае из того, что происходит на Земле, — как собрание и общества людей, связанных правом; эти сообщества называются государствами. Те, кто сохраняют и направляют эти общины, спускаются на землю отсюда и сюда же возвращаются… Если ты захочешь… лицезреть это место и этот вечный дом,, не думай о человеческих наградах за свои поступки — пусть сама доблесть будет тебе наградой и влечет к истинному достоинству».

В заключение Сципион говорит:

«— Запомни: смертен не ты, а твое тело. Ведь ты не эта оболочка. Человек — это его разум, а не та форма, на которую можно показать пальцем. Поэтому знай: ты — бог, если бог тот, кто живет, кто чувствует, кто помнит, кто предвидит, кто управляет, кто повелевает и движет телом, которое ему дано, так же, как нашим миром управляет верховный бог. И подобно тому, как миром, который отчасти смертен, движет вечный бог, так и бренным телом движет вечная душа… Упражняй себя в добрых делах. Самые благородные мысли — это заботы о благе родины. Тот, чей дух к этому стремится, кто потружен в эти заботы, взлетит легко в небесную обитель и этот чертог…

Он удалился и я проснулся» (De re publ., VI, 9—29).

Таков знаменитый «Сон Сципиона». Он оказал огромное влияние на европейское человечество. Его комментировали и языческие ученые, и христианские Отцы Церкви. Данте подражал ему, Петрарка перелагал в своей «Африке». Буркхардт рассказывает, какое удивительное впечатление производил «Сон Сципиона» на людей Возрождения. «Эти языческие небеса… — говорит он, — вытесняли христианские небеса». И свои надежды на бессмертие они основывали уже не на Священном Писании, а на «Сне Сципиона» ^{55}. Нет никакого сомнения, что Шекспир думал об этом же видении, когда писал:

Гофман рассказывает, что прочел «Сон Сципиона» еще ребенком. Он произвел на него неизгладимое впечатление. «Я, помню, убегал иной раз в светлые лунные ночи из дому и прислушивался, не донесет ли ветер до меня отголоски тех чудных звуков» ^{56}.

И подобное восхищение понятно. Я не знаю другого произведения, которое столь решительно отрясает от себя прах земной. Ни одна чувственная, эгоистическая мысль не примешивается к блаженству праведных. «Сон Сципиона», словно стрела, устремленная в небо к звездам. А прозрачный, торжественный язык создает полную иллюзию того, что мы сами побывали на Млечном Пути, осыпаны звездным светом и приобщились к блаженству праведных.

Тут встает один очень интересный вопрос. В чем заключаются муки грешников, для человечества не составляет загадки. Мы прекрасно представляем их себе по аналогии с нашими лагерями и застенками. Но, по выражению Лермонтова, «нам небесное счастье темно». Каково будет то блаженство, которое вознаградит праведника за все страдания земной юдоли? Это каждый представляет в соответствии со своими вкусами и фантазией. У мусульман, например, праведные попадают в роскошные сады с пальмами и гранатами, где нет ни палящего солнца, ни мороза и царит густая тень. Там текут реки из вина, меда и молока, которое никогда не скисает. Избранники Аллаха лежат на ложах с парчовыми подкладками и зелеными подушками; на них зеленые одеяния из сундуса и парчи и ожерелья из серебра. Им прислуживают вечно юные отроки, «подобные рассыпанному жемчугу». Они обходят пирующих с чашами и кубками из хрусталя. Вино имеет вкус имбиря, и от него никогда не болит голова. Обитатели райского сада едят плоды и птичье мясо. А вокруг них гурии, «черноокие, большеглазые, подобные жемчугу», «которых не коснулся еще ни человек, ни джинн». Они вечно остаются девственницами, хотя ежедневно услаждают праведников. «Поистине, — восклицает пророк, обращаясь к мусульманам, — это для вас награда, и усердие ваше отблагодарено!» (Коран, 56: 11–37(38); 47: 15(16)-17; 76: 11–22; 55: 46–78; пер. И. Ю. Крачковского) ^{57}.

А у скандинавов павшие на поле боя герои попадали в Вальгаллу, чертоги Одина. Жизнь их совсем не похожа на жизнь мусульманских святых. «Всякий день, лишь встанут, облекаются они в доспех и, выйдя из палат, бьются и сражаются друг с другом насмерть. В том их забава. А как подходит время к завтраку, они идут обратно в Вальгаллу и садятся пировать» вместе с самим Одином. Едят они всегда одно и то же — мясо вепря по имени Сэхримнир. Каждый день его варят, а к вечеру он снова воскресает. Мясо они запивают пивом ^{58}. И эти боевые утехи для них — самое сладостное наслаждение.