Следы в сердце и в памяти

- Тогда я сам их осмотрю, - отрубил полковник и двинулся по коридору.

Бедная фрау Эльза, как могла, попыталась его опередить и, открывая двери, стала показывать свою комнату, комнату Ренаты, кухню, ванную.

- Больше тут никто не живет? - последовал ещё один вопрос.

- Нет, только мы вдвоем, - ответила немка.

- Та первая комната самая большая. Мы будем жить там, - сообщил полковник свое окончательное решение и, даже не попрощавшись, ушёл, с силой хлопнув дверью.

Когда мы немного пришли в себя, я передал фрау Эльзе и Ренате суть моего с ним разговора, и мы вместе стали обсуждать сложившуюся ситуацию. Обе они страшно боялись возможных осложнений, не одобрили мою вспышку и считали, что я должен извиниться перед полковником. Они считали, что и я, и они виноваты в том, что я у них живу без регистрации в комендатуре, что и послужило причиной появления здесь этого полковника. С этим доводом нельзя было не согласиться, но от извинения я категорически отказался.

- Герр, Ри'фат, - говорила фрау Эльза, - будьте благоразумны, ведь он вам может испортить всю карьеру. Не упрямьтесь, извинитесь перед ним.

- Фрау Эльза, разве я совершил какое-то преступление, за которое мог бы нести ответственность? Живя у вас - пусть без регистрации - я ни от кого не скрывался, все знают, где я живу. А то, что я с ним разговаривал в резких тонах, не моя вина - он сам спровоцировал всё это. Я ни в чём не вижу своей вины, кроме той, может быть, не совсем уместной шутки, когда я притворился немцем.

- Вы же видели, герр Ри'фат, - продолжала настаивать фрау Эльза, - какой он свирепый человек, он со злости может сделать что угодно! Лучше вам помириться с ним.

- Нет, фрау Эльза, я ни за что не стану унижаться перед ним, - отвечал я, - у него нет никаких фактов для того, чтобы в чём-нибудь меня обвинить. В конце концов, мы принадлежим разным ведомствам: я цивильный инженер, а он работает в военном ведомстве.

Рената до сих пор не вмешивалась в наш разговор, но тут тоже включилась:

- Ну, хорошо, Ри'фат, я тоже не вижу причин, по которым вы должны перед ним извиниться. Но что-то надо делать с этой вашей комнатой. Я бы очень не хотела, чтобы вы отсюда уезжали, но другого выхода, по-моему, нет, - резюмировала она свое мнение.

Тут Рената была права - другого выхода у меня, действительно, не было. Я посмотрел на фрау Эльзу, будто она могла предложить что-то иное, но она только утвердительно кивнула головой.

- Да, - подтвердил я, - надо найти себе другое жилище, и как можно скорее, чтобы мне не встретиться завтра здесь с этим гнусным типом.

- Вам придется пойти в комендатуру? - спросила фрау Эльза и сама же ответила: - Сегодня воскресенье, вы ничего не сделаете.

- Я отправлюсь сейчас к своему приятелю, к тому высокому капитану, которого вы знаете, он мне поможет. А вы не расстраивайтесь, все будет хорошо, - то ли их, то ли себя решил успокоить я.

Я, в самом деле, верил, что нет такого бытового вопроса, который бы не смог решить, причем оптимально, Николай Герасюта. Ему каким-то удивительным образом удавалось всё, и я немного завидовал этой его способности. Причем почти все задачи он решал весьма оригинальным, нетрадиционным способом. Единственно, чего я опасался, как бы он не отправился куда-нибудь по случаю выходного дня, но это было маловероятно - мы всегда свои действия согласовывали друг с другом.

И вот не прошло и часа, как мы, обсудив у него дома мою проблему, уже шагали по городу. Николай весьма логично предположил, что лучше всего искать жильё на какой-либо из окраин города, а наиболее привлекательной окраиной была та сторона города, к которой близко прилегала лесная полоса на небольшой возвышенности. Наши переводчицы Оля и Нелли как раз снимали комнату на двоих у самого леса. Мы прошли вверх примерно до того места, откуда сворачивала налево улица к дому старого фашиста, от которого я ушел, затем свернули направо и попали на улицу под названием Обергебрауэрштрассе, то есть Верхнелесная улица. Николай предложил пройти до конца этой неширокой улицы и выбрать самый симпатичный дом. Дома здесь все были одно- или двухэтажные, как правило, с садами, живописными входами на зеленые садовые участки. В Бляйхероде, этом очень спокойном городке, эта улица, пожалуй, выглядела самой спокойной. По ходу мы отметили два-три домика, которые нам понравились больше других. Дойдя до конца улицы, повернули обратно и дошли до одного из них и, чуть постояв у калитки, нажали на кнопку звонка. Вдруг в калитке сработала защёлка и, пока мы решались открыть её и войти, увидели, что со ступенек дома к нам навстречу уже спускалась средних лет женщина, очень опрятно одетая, держа в руках какой-то маленький веничек.

- Пожалуйста, войдите, добрый день, - приветствовала она нас, - что вас интересует?

Мы поздоровались, и Николай объяснил цель нашего посещения. Женщина его хорошо поняла, но отрицательно покачала головой и сказала, что у них нет ни одной свободной комнаты. На вопрос, не знает ли она, к кому можно было бы обратиться, указала на домик, расположенный чуть пониже, и сказала, что там живет очень хорошая семья. Мы поблагодарили её и отправились по указанному адресу. На наш звонок также щёлкнул замочек, и из дома выбежала девочка лет 11-12. Увидев незнакомых людей, она остановилась и стала звать мать: "Мути, мути!" Из-за угла дома появилась мама, которая нас сначала не заметила, а когда девочка ей стала что-то рассказывать, указывая на нас, не спеша к нам подошла и поздоровалась:

- Добрый день, молодые люди, входите, пожалуйста.

Мы сделали несколько шагов навстречу, поздоровались с нею, и в это время девочка тоже сказала: "Добрый день" и чуть присела в позе "книксен". Мать погладила ей головку и обратилась к нам:

- Я слушаю вас, господа.

Когда немцы говорят "господа", это в дословном переводе часто звучит, как "мои господа". К таким обращениям никто из нас не привык, и каждый раз такие слова невольно смущают. В начале разговора главную роль на себя опять взял Николай, так как он значительно лучше меня говорил на немецком, однако с произношением у него обстояло хуже. Он говорил, примерно так, как мы читали в школе немецкий текст, то есть нисколько не воспринимая настоящую немецкую речь, однако это не очень мешало общению. Выслушав его, женщина спросила, ищем ли мы жилье для двоих или для одного, на что Николай, указав на меня, ответил, что ищем только для одного. Я тоже двумя-тремя словами подтвердил, что жильё нужно только мне.

- Гут, - сказала женщина и пригласила нас войти в дом.

Пока мы шли, она объяснила, что может предложить жильё из двух комнат, которые нельзя разделить - войти в спальню можно только через кабинет. Мы поднялись на второй этаж, прошли мимо ванной, дверь в которую была открыта, повернули влево и вошли в комнату, очень уютно обставленную тяжелой дубовой мебелью, с несколькими картинами на стенах, множеством книг в книжном шкафу. В общем, это было что-то вроде кабинета-библиотеки, но вместе с тем большой овальный стол посередине комнаты делал её похожей и на столовую. Через эту комнату мы вошли в очень светлую спальню, без всяких излишеств, чистую, пахнущую то ли цветущим садом, то ли срезанными цветами. Ощущение было такое, будто я попал в райский домик. Окно в спальне было распахнуто, и хозяйка показала, что оно выходит в их небольшой сад. Отсюда можно было разглядеть несколько фруктовых деревьев, красивую серебристую ёлку, детскую площадку с качелями, тележками и игрушками, аккуратно подстриженный газончик и несколько грядок. Мне просто не верилось такому счастью, такому везению и, не задумываясь ни на одну секунду, я тут же выпалил, что мне всё очень нравится и, если можно, я сегодня же здесь поселюсь.

- Пожалуйста, - ответила хозяйка, - я надеюсь, что дети вам не будут мешать, их у меня трое, но они послушные, - и тут же спросила: - Вы будете работать дома или по месту службы? Не понадобятся ли вам какие-либо письменные принадлежности?