Случай Эренбурга
Случай Эренбурга читать книгу онлайн
Илья Эренбург, одна из самых противоречивых фигур в советской литературе и общественной жизни, предстает в этой книге не только прекрасным прозаиком, тонким поэтом и блистательным публицистом, но прежде всего человеком, переживающим драму, поставившим свой талант на службу сталинскому режиму и делающим многое этому режиму вопреки. Размышления автора о жизни и творчестве Эренбурга перемежаются воспоминаниями о встречах и доверительных беседах с ним.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
С Александром Трифоновичем Твардовским.
С Ильей Ильфом и Евгением Петровым.
С Виктором Борисовичем Шкловским.
Эренбург допрашивает пленного немецкого летчика.
На фронте. Слева — Константин Симонов. В центре — генерал П.И.Батов. Эренбург знал его еще по Испании, там его звали «Фриц». (Знали бы они тогда, как годы спустя, подхваченная из статей Эренбурга, станет звучать у нас эта кличка.)
Тоже на фронте — с Василием Семеновичем Гроссманом.
Еще одна фронтовая фотография.
«В 1948 году, после Вроцлавского конгресса, мы были в Варшаве. Пикассо сделал мой портрет карандашом; я ему позировал в номере старой гостиницы „Бристоль“. Когда Пабло кончил рисовать, я спросил: „Уже?..“ Сеанс показался мне очень коротким. Пабло рассмеялся: „Но ведь я тебя знаю сорок лет…“»
Своего друга Пабло Эренбург смолоду называл чертом. Поэтому, представляя в этом шуточном рисунке их встречу, себя Пикассо изобразил в виде черта.
«Я позировал Матиссу три раза…
За три сеанса он сделал, если память мне не изменяет, около пятнадцати рисунков, два подарил мне и под лицом красивого юноши, чуть улыбаясь, подписал: „По Эренбургу“.»
Эренбург позирует Мартиросу Сарьяну.
Эренбург и Пикассо. Эти снимки сделаны в тот самый день, когда Илья Григорьевич всучил-таки своему другу Пабло медаль с изображением Ленина.
Щекотливое поручение, которое не смог бы выполнить никто, кроме него, выполнено.
Эренбург, Пикассо и Шагал. Старики озорничают.
Пабло Пикассо и Марк Шагал.
С Луи Арагоном.
С Полем Элюаром — на вечере памяти Виктора Гюго.
1937 год. Эренбург и Хемингуэй в осажденном Мадриде.
Он искренне гордился тем, что «лучшие люди планеты», цвет «интеллектуальной элиты всего человечества» — «с нами», в нашем «лагере мира и демократии».
На этой фотографии он с Председателем Всемирного Совета Мира Фредериком Жолио-Кюри.
Эренбург и Пабло Неруда.
Эренбург и Юлиан Тувим.
Эренбург и Жан Ришар Блок.
С Альбертом Эйнштейном. Принстон. Май 1946 г.
Одна из тех карикатур, которые заполнили страницы советских газет после сообщения ТАСС о раскрытии заговора «убийц в белых халатах».
Чем более честными и правдивыми выглядели его «идейные задумчивые глаза», тем лучше исполнял он роль, назначенную ему гениальным сценаристом.
Картина Маревны (М. Воробьевой-Стебельской): «Друзьям с Монпарнаса посвящается».
Горький в круг ее «друзей с Монпарнаса» не входил. Тем не менее, она поместила его в центре своей картины.
Вот как она это объясняла:
«Именно Горький посоветовал мне подписывать картины „Маревна“ — именем морской царевны из русской сказки. „Ни у кого никогда не будет такого имени, — говорил он, — гордись и оправдай его“.»
27 января 1953 года.
Речь на вручении ему Сталинской премии «За укрепление мира между народами».
Слева — академик Скобельцын. Справа — Анна Зегерс.
«Они думают, что я с Хрущевым каждый день чай пью», — ворчливо говорил он о некоторых своих наивных читателях. Чай с Хрущевым он, может, и не пил. Но какие-то встречи у них все-таки были. Вроде, например, вот этой, когда Никита Сергеевич тоже получил (уже не Сталинскую, а Ленинскую) премию Мира.
Эренбург однажды сказал:
— Людям, страдающим морской болезнью, советуют глядеть на берег. Меня не укачивало в море, но не раз меня укачивало на земле. Тогда я старался хотя бы издали взглянуть на Константина Георгиевича Паустовского.
С Лизлотой Мэр.
Это была самая долгая и глубокая, последняя его любовная привязанность. Когда они познакомились (в 1950 году), ему было шестьдесят, а ей — меньше тридцати. И он был счастлив, когда у него в жизни случилось то, о чем мечтал Пушкин: «И может быть, на мой закат печальный блеснет любовь улыбкою прощальной».
Его называли «Ильей-пророком». Но сам он в своих мемуарах то и дело грустно констатирует: «Пророком я не был…»
«Толпы пришли на его похороны, и я обратила внимание, что в толпе — хорошие человеческие лица… Это была антифашистская толпа… Значит, Эренбург сделал свое дело, а дело это трудное и неблагодарное».
