...Имя сей звезде Чернобыль

… Некоторые говорят: Горбачев ли, другой ли, поворот был неизбежен! И заслуга в этом именно угрожающей твердости американцев. Что неизбежен — да, к этому подводил экономический/ провал системы. (Тоже: не было счастья, да несчастье подсобило!). Да, поворот когда-нибудь и без личности Г/орбаче/ва совершился бы неизбежно. Но сколько история оставила человечеству для этого времени? Кто-нибудь может это точно определить? А если не оставляла больше, чем эти 5 лет? Ведь вон как стремительно катилось всё в ядерную пропасть.

Сегодня ситуация совершенно иная. В мире во всем. Да, и сегодня кто-то на кого-то может сбросить бомбу ядерную. Это еще возможно. Но это, при всей провокационной опасности такой акции, не равноценно залпу одной и второй половины человечества друг против друга, т. е. немедленной гибели всего живого на Земле.

И — повесть о несост/оявшейся/ катастрофе. Един/ственная/ женщина и два мужчины. Ядер/ная/ война — ужас. Но быть единств/енной/ на земле женщиной — каждая красивая женщина в глубине души не против пережить это ощущение. А вдруг захоч/ет/ сыграть — един/ственную/ жен/щину/.

«Элементар/ная/ частица» — человек, homo sapiens и второй полюс — человечество. А между — народы, нации, классы… Самая большая ценность эти, «элементы», их сохранение — главное. И если распадаются страны, нации, системы, империи, и тем спасается homo sapiens — ну, и ладно, благо! То, что я 10 лет занят был (внутренне) Бомбой и Концом, оно-то и определяет мое сегодняшнее отношение к трагедии страны. Да, распад, да, трагедия, но для выживания homo sapiens — великая удача, спасительный поворот! А без этой внутренней ориентации, точки отсчета от самого-самого действительно примириться с распадом страны своей — как примириться? Тут возненавидишь виновника главного — и ненавидят Горбачева. А я действительно тот последний, кто бросил бы в него камень. Нет, не брошу. Разве что потеряет себя и начнет лить кровь. Пусть уж лучше сам уйдет — Господи, хоть одного иметь в истории не кровавого.

20.11.90 г. Токио.

1991

Еще 5 лет назад — вопрос о Бомбе — главный, экологическая/ катастрофа — в тени. Потом сравнялись, понимание, что щогибнем, м.б., не от Бомбы, а от удушья. Конец холод/ной/ цойны — и Бомба отступила почти совсем.

И вот ее зловещий серп снова из-за затмившей экологии выдвигается снова.

…Реакторы — ядерная угроза. И сами Бомбы.

…Но, Бог с ней с политикой: и Бомба, и Экология сильнейшие испытания нравств/енные/. Новое мышление может быть вещью страшной. Я это испытал.

Что сделало вопрос об экологич/еском/ выживании в нашем сознании первостепенным? Ведь еще 5–6 лет назад лишь единицы об эдолЬгии беспокоились.

1. Отступила угроза ядер/ной/ войны, которая заслоняла всё.

2. Случился Чернобыль.

Сегодня снова в сознание наше возвращается мысль о ядер/ной/ угрозе — в связи с развалом Союза и возможностью краха перестройки. Но, конечно, же не отступает и не отступит мысль, что и без Бомбы можем оказаться за чертой, если с той же безоглядностью будем эксплуатир/овать/ природ/ную/ среду.

До перестройки и гласн/ости/ для нас это был вопрос чисто политический/. У нас слово пацифист было ругательное. Потом пришло время, когда зазвучало: «Не пацифистом может быть только идиот». Т. е., встал этот вопрос как нравственный. Более того, бомба подвергла огром/ным/ испытаниям и массу нравств/енную/, категорию патриотизма и т. д.

Меня лично это мучило очень. Я всё время стремился обсуждать его с теми, кто у «кнопок», с капит/анами/ атомных подлодок.

СС-20 было поставлено в 12 раз больше, чем имелось для них целей в Европе.

Поздравил жучков-червяч/ков/ в том парке.

6 мая 91 г. Англия.

А/дамович/ — из Белоруссии. Занимался лит/ературой/: писал о ней и делал ее (в осн/овном/ докум/ентальную/). Отчасти — кино.

Началась П/ерестройка/ и все мы начали делать демократию, перестали хлеб растить, сталь варить, лит/ературу/ делать — только политику.

Стал депут/атом/ СССР, а после меня [американец-юрист] Крейг Барнс вовлек в орган/изацию/ «Beyond war»/«Без войн» и я теперь главный ее популяризатор не только в СССР, но и США.

Сопредседатель Мемориала и разных Черн/обыльских/ фондов.

Не поддава/аться/ на насилие, отвечать по-демократически/, не уступать тем, кто хотел бы столкнуть к террору.

25.5.91 г.

Чел/овек/ себя не знает… (Дост/оевский/). И народ себя не знает, нация.

В этом убеждались ленинградцы во время мас/сового/ голода. (Не знает в сторону плохого. Но и хорошего).

В этом убеждалась нем/ецкая/ нация в 1933-45 гг.

… Ну, а человечество в целом? Оно себя знает? Еще менее. А у него: бомбы, всё еще возможн/ость/ появл/ения/ тоталит/арных/ систем, Садамизация распадающейся империи или ее национальных/ осколков. Вон ведь проблема в Бел/оруссии/ — ракет больше, чем на террит/ории/ США («Независимая газета», май, 91 г.)

Статья Челидзе в «Комсомолке» от 24 мая 91 г. — проявление/ нац/изма/ в республиках. Грузия — для грузин, Латвия — для латышей. Если бы лишь самозащита, но и чувство то самое абсолют/ной/ правоты перед всеми и навсегда. Мы всегда были страдающие и никогда палачами…

А ведь есть соседи. Они о тебе знают, чего сам ты не знаешь или знать не хочешь.

Какая же система нужна. Которая не зажимает… но и не провоцирующая. Демократия? Остановилась история на ней? Нет, но она доказала, что именно она, а все другие пути себя обнаружили — как провоцирующие запрятанное в людях, в народах наихудшее.

Рафлезия — цветы-паразиты (о. Борнео), да это же цветы-грибы, мне причудившиеся в «Посл/едней/ пасторали». И даже пахнут гнилым мясом!

30.6.91 г.

Буш и Горб/ачев/ встретятся: убрать ракеты. Знаем себя — лучше так.

Если бомба заставила нас понять: все люди братья! То самая большая Бомба и заставит больше испытывать братские чувства?

Но вот поделим их — в нашей стране. И вот эта же бомба вдруг пробуждает инстинкт бытового фашизма.

Она начнет восприниматься не в масштабах всеобщ/ей/ погибели, а как орудие полит/ическое/.

Пока была в руках двух систем и угрожала жизни на земле — пробуждала чувства рода. Но вот это уходит, и она дробится и становится орудием политики в руках малых госуд/арств/ — они не ощущ/ают/, что удар будет по всей планете.

Смещение сознания, примиряющее с Бомбой как орудием политики. Новая опасность сохранит Бомбу.

Вот отчего нужна единая Европа, интег/рация/ с Америкой и т. д.

Когда была конфр/онтация/ систем, а/томная/ б/омба/ восприним/алась/, как глобальное оружие, объект его — человечество/, род человека.

Ослабла она, конфр/онтация/ в масш/табе/ планеты, распалась на возмож/ные/ региональные конфликты и сознание человека быстренько сдвинулось в др. сторону: это уже возможное орудие политики. Против потенц/иальных/ Хусейнов (на Западе) и для утвержд/ения/ своих буд/ущих/ границ (у нас в республиках).

Укр/аина/ и Бел/оруссия/ (фронты) заявл/яют/ о демилитаризации буд/ущих/ госуд/арств/. Но не все включ/ают/ я атом/ное/ оружие. Чаще — о сокращении общесоюзных воин/ских/ формирований.

Зато приходилось слышать уже импер/ские/ (в моем республ/иканском/ госуд/арстве/) высказывания о «своем» атом/ном/ оружии.

— А соседи же не отдадут!

Неужто в чел/овеке/ нет прочного иммунитета — у человечества? Возвращ/ается/ болезнь бьп/ового/ фашизма по мере того, как будет уменьшаться колич/ество/ атом/нога/ оружия. Такая «закономерность»: бомб меньше, агрессоров больше, возможность/ войны (а след/овательно/ и прим/енение/ атом/ного/ оружия — «в огранич/енных/ целях») — больше.