От солдата до генерала. Воспоминания о войне

Командир эскадрильи, его заместители и другие летчики, для которых война была не первой, охотно делились с нами секретами летного мастерства на конкретных примерах. Когда требовалось вылетать на реально опасные задания, наш уважаемый комэск (командир эскадрильи) Сергей Васильевич Прохоров и замполит Василий Карташов любили, шутя, говорить — в бой идут одни старики. Они лично выполняли такие полеты.

30 июля, в районе населённого пункта Асадабад, нашему звену предстояло осуществлять авиационную поддержку мотострелкового батальона, который вёл тяжелые бои с несколькими бандами общей численностью до 420 душманов. Позывной авианаводчика — «Кобра». Одновременно с нами действовали и штурмовики Су-25.

В тот день пришлось сделать три вылета общей продолжительностью четыре часа. Каждый экипаж в вылете расходовал до 40 неуправляемых ракет и 50 снарядов к пушке. Работали по отдельным целям в районе высоты 1515. На цели нас наводили авианаводчики. Но, видимо, взаимодействие было недостаточно отработано, да и опыта, чтобы поразить все требуемые объекты, у нас пока не хватало. Мотострелки были недовольны результатами, да и мы, впрочем, тоже. Однако в последующие дни, совместными усилиями экипажей и пехоты, бандиты были уничтожены и частично рассеяны. Батальон вернулся на базу, как нам сообщили, без потерь.

Распорядок дня вертолётного полка был размерен и довольно суров. Экипажи должны были быть готовыми к выполнению любых задач с рассветом. В связи с этим, за полчаса до начала светлого времени, а это в зависимости от времени года 4.30–5.30, одним из заместителей командира полка проводились предполётные указания.

Постановка задач на следующий день производилась командиром полка в 18.00, в присутствии всего лётного состава. Здесь же проходил разбор выполненных к этому времени полётов за день, доводились разведывательные данные и различные указания. Особое внимание уделялось анализу действий экипажей: при высадке десантов в горах; нанесении ударов по наземным целям и действий при боевых повреждениях. Эти навыки я старался довести у лётчиков своего звена до автоматизма. Каждый случай боевого повреждения вертолёта, которые подробно доводились нам на занятиях, старался примерить к себе и оценить, как бы наш экипаж сработал в подобной ситуации. Мой штурман Валера, хотя и не сильно любил всякие теоретические изыскания, вопросам отработки действий в особых случаях и тренажам отдавался с серьёзной настойчивостью.

К выполнению боевых задач ночью экипажи нашего звена приступили в августе. Основной целью таких полётов являлось патрулирование района аэродрома в радиусе до 50 километров на высотах 1500–4000 метров.

Звено вылетало ночью отдельными парами. Первая пара взлетала с заходом солнца и сменялась другой по мере выработки топлива, и так до рассвета. Полёты ночью вносили свои коррективы в подготовку лётчиков. Особое внимание уделялось технике пилотирования, контролю за своим положением с помощью радиотехнических средств и световых ориентиров, которых, учитывая положение в Афганистане, было совсем немного. Нами активно отрабатывалась посадка на аэродром по посадочным огням без использования наземного прожектора и фар вертолётов. Впоследствии опыт экипажей так возрос, что в лунную ночь нам удавалось производить заход и посадку по приборам, вообще без включения руководителем полётов огней полосы. Без использования лётчиком инфракрасного оборудования и бортовых фар, это было довольно рискованно и являлось нарушением инструкции.

В одно из наших обычных ночных дежурств мы находились у себя в «модуле». Команды на взлёт не поступало. Через некоторое время после захода солнца раздался рёв и страшные взрывы. Вообще к взрывам и стрельбе за это время мы привыкли, но тут снаряды, казалось, рвались прямо под окнами. Не дожидаясь сигнала с командного пункта, я дал команду экипажам: «По вертолётам!». Быстро похватав автоматы и ЗШ, мы выскочили из «модуля» и действительно услышали и увидели разрывы душманских реактивных снарядов. Они рвались прямо на взлётной полосе и между стоянками вертолётов, которые находилась в 50–100 метрах от нашего жилья. Пригибаясь, мы побежали к своим Ми-24. В это время я с удивлением думал: «Точно сыпят, гады!». Заняв своё место в спасительной бронированной кабине, сразу приступил к запуску. Сложнее было бортовому технику, который был обязан контролировать процесс запуска двигателей снаружи. Почти лёжа на земле, он жестами подавал нам установленные в таких случаях сигналы.

Обстрел аэродрома продолжался, но несмотря на это наша пара быстро вырулила на полосу и произвела взлёт. Набрав безопасную высоту и получив доклад от ведомого, Андрея Грязнова, «349-й справа на месте», я осмотрелся. Внизу черно, только видны отдельные огоньки да пожар на стоянке от разрывов реактивных снарядов. Душманы, услышав рокот вертолетов, прекратили обстрел, но оперативный дежурный КП по радио дал нам приказ на уничтожение бандитов.

Мы приступили к выполнению задачи. Связались с одной из 15 застав, обеспечивающих безопасность аэродрома, и запросили у них информацию. Застава подтвердила, что видели точку, откуда производился пуск ракет, но достать душманов своим огнём они не смогли. Показав трассирующей очередью из крупнокалиберного пулемета направление и сообщив дальность до цели, командир заставы достаточно точно нас сориентировал. Находясь на связи с ним, наша пара произвела сброс двух осветительных бомб САБ-250 с таким расчётом, чтобы осветители загорелись на земле, обозначив цель. Командир охранения ещё раз ориентировал нас о положении цели относительно горящих на земле факелов бомб. Теперь мы смело могли приступать к поражению душманов. Выполнив 3 боевых захода в этом полёте и 5 заходов в следующем, сменив вертолёты на другие, наша пара израсходовала 6 бомб, 160 неуправляемых ракет и два боекомплекта пушек. Банда была уничтожена. Это был один из наших первых эффективных боевых вылетов.

9 сентября нам поставили очередную задачу: обеспечить эвакуацию десятерых спецназовцев из района их действий. Первыми взлетели два Ми-8, следом мы с ведомым на наших Ми-24. Группа пришла в заданный район, транспортные вертолёты успешно забрали 10 разведчиков и произвели взлёт. Мы уже собиралась ложиться на обратный курс. Пересекая неглубокое ущелье, тянувшееся вдоль русла реки на плоскогорье, один из экипажей восьмерок сообщил в эфир: «Обнаружили караван, захожу на посадку, будем высылать досмотровую группу». Тут и я увидел этот караван, идущий, скорее всего, из Пакистана в сторону Чёрной горы. Я понял следующее. Или действительно наши спецназовцы отчаянные ребята, или ведущий восьмерок не совсем понимает, что делает. Караван состоял приблизительно из 300 гружёных верблюдов и лошадей, которые растянулись в ущелье на расстоянии почти два километра. Сопровождали это стадо почти столько же людей.

Оперативный дежурный КП поздно сориентировался и команду на запрет посадки выдал, когда досмотровая группа уже пыталась осуществить проверку всех этих людей и груза на наличие оружия. Однако, гордые пуштуны не противодействовали отчаянной попытке спецназа досмотреть караван. Проверка была только обозначена и мы, похоже, расстались с ними довольные друг другом.

Одной из задач, которые часто приходилось выполнять армейской авиации в Афганистане, были вылеты на обеспечение постов. Цель полёта заключалась в сопровождении и прикрытии транспортных вертолётов доставлявших людей, продукты, почту и боеприпасы на заставы. Они находились, как правило, на высотах 800–1200 метров, окружавших наш аэродром.

Выполняя полет, транспортный вертолёт заходил на такую небольшую по размерам площадку, что на ней иногда даже нельзя было поставить все три колеса. В таком полувисячем положении, когда вертолет опирался на одно колесо, выгружался весь груз, и мы уходили на следующий пост. Вертолёты прикрытия в это время барражировали на уровне высоты площадки, осматривая окрестности на предмет отсутствия душманов и находясь в готовности немедленно нанести ответновстречный удар. 24 сентября мы выполнили четыре таких полёта общей продолжительностью около трёх часов.