Элизабет Тейлор

«Там в фильме есть одна реплика, которая звучит как вопль моей собственной души, — призналась она. — Дезире разговаривает с дочерью и замечает: «Как бы ты отнеслась к тому, если бы у нас наконец появился наш собственный дом, а я стала бы играть лишь тогда, когда мне этого захочется». Именно этого мне хотелось все эти годы. Я всегда мечтала о собственном доме, о том, чтобы мне играть лишь тогда, когда для этого появится настроение».

Как и следовало ожидать, известие об очередной помолвке Элизабет Тейлор Хилтон Уайлдинг Тодд Фишер Бертон Бертон произвело фурор. Один из газетных заголовков в частности гласил: «А вот и снова она Семерка для Лиз!» В Вашингтоне Джон Уорнер удостоился нескольких удивленных взглядов, пытаясь благочестиво объяснить, что женился на Элизабет, поскольку-де «его детям нужна мать». Соседи поспешили напомнить ему, что у троих его подростков-детей уже имеется мать. Более того, она приобрела в Джорджтауне дом по соседству с Уорнером, чтобы дети могли свободно общаться с обоими родителями и не чувствовали себя обделенными.

За редким исключением, большинство знакомых желали новобрачным счастья. «Лиз из тех женщин, что не могут жить без любви, потому что она — чувствительная, любящая натура, — заметил дипломат Аршедир Захеди, — для Джона она настоящая находка... Я искренне рад за них обоих, ведь они оба мои друзья».

«Как мне кажется, этот брак будет прочным, — сказала Барбара Уолтерс. — Джон — очень милый человек, преданный своим детям. У них обоих есть что дать друг другу. Он именно тот, кто ей нужен, ведь он не из тех мужчин, кто привык заглядываться на других женщин. Кроме того, он еще и трезвенник».

Реакция широкой публики на объявленную помолвку свелась к мнению, что Джон Уорнер ловко устроился — нашел себе в спутницы жизни очередную красавицу. «В некотором смысле он ужасно напоминает Джеки Онассис, — заметила одна дама, — он умеет найти выгодную партию».

Однокашники Джона Уорнера вспоминают, как он, сидя за партой, изучал списки вновь поступивших, отмечая девушек, пришедших из таких близлежащих школ, как Суитбрайер, Холлина, Мэри-Болдуин и Рэндольф-Мейкон. «В этом не было ничего особенного, — рассказывал один из его приятелей, — мы все обычно изучали списки вновь поступивших девчонок. Но Джон добавил к этому нечто свое — держа под рукой «Книгу благородных семейств», он еще и проверял происхождение каждой из девушек».

Близкие друзья Элизабет, узнав о помолвке, испытали глубокое облегчение — наконец-то ей встретился человек, способный помочь ей залечить нанесенные Бертоном душевные раны. «С этим парнем Уорнером от скуки помереть можно, зато по сравнению с Ричардом он неплохо смотрится на снимках в газетах», — прокомментировал кто-то из их знакомых.

«Ей больше ничего не оставалось, как связать свою жизнь с этим человеком», — заметил другой.

«Женщине нельзя без семейного гнездышка», — отозвалась секретарь Элизабет Чен Сэм.

После того, как съемки в Австрии завершились, Элизабет вылетела в Вирджинию. Там она сопровождала своего жениха во время кампании в поддержку выборов президента Форда на второй срок, правда, при этом продолжала потихоньку поддерживать Джимми Картера. Политический дебют жениха и невесты состоялся в Лексингтоне, в вирджинском Военном институте, где Джон прочитал речь в честь Дня Основателей. Уорнер старался подчеркнуть, что их приезд сюда не имеет никакой политической окраски. «По-моему, было бы просто некрасиво принять приглашение приехать сюда, а затем использовать свое пребывание на этой священной земле ради того, чтобы преследовать какие-то политические цели». В середине своей речи Уорнер представил присутствующим Элизабет: «Моя невеста прибыла сюда, чтобы поприветствовать курсантов школы». Без каких-либо колебаний Элизабет поднялась и отсалютовала рядам молодых людей, вынудив их тем самым расслабиться и забыть о строгой военной выправке, в воздух дружно полетели фуражки. В этот момент Джону Уорнеру стало ясно, что он выбрал себе в политические союзницы самую удачную кандидатуру.

Бракосочетание было намечено на День Благодарения, но Элизабет накануне упала с лошади и была вынуждена провести праздники в больнице. К тому времени, как она встала на ноги, ее мать Сара и все ее дети успели разъехаться. Элизабет заранее оповестила их, что желает сочетаться браком на закате, на вершине холма, где Джон Уорнер сделал ей предложение. «Таково желание Элизабет», — пояснил ее будущий муж. На следующий день им предстояло отправиться в епископальную церковь в Миддлберге, чтобы вместе принять причастие, затем вылететь в Израиль, на церемонию освящения Леса Двухсотлетия, после чего отправиться в Англию, где, по признанию Элизабет, ей хотелось похвастаться Джоном перед всем и каждым, и, наконец, на Рождество они планировали вылететь вместе с детьми в ее шале в Швейцарию.

Брачная церемония состоялась в субботу 4 декабря 1976 года, около пяти часов пополудни. На протяжении целых суток до этого момента Элизабет и Джон, хотя и жили под одной крышей, нарочно избегали друг друга. «Я искренний приверженец старых добрых традиций, — заявит он. — Возможно, это звучит несколько старомодно, но это именно то, чего нам обоим хотелось». Проведя весь день охотясь на лис, Уорнер вместе с сыном взошел на Холм Обручения, как окрестила его Элизабет, и вместе с небольшой группой родственников, друзей и работников фермы стал дожидаться прибытия невесты. Достопочтенный Нил Морган из миддлбергской епископальной церкви в своих белых кружевных одеяниях смотрелся посреди этой буколической картины несколько не к месту. Ранее другой священник отказался свершить таинство брака, однако мистера Моргана все предыдущие разводы Элизабет ничуть не смутили, и он дал согласие. По просьбе Джона Морган должен был прочесть двадцать третий псалом, а для Элизабет — отрывок из книги Руфи.

«Все было весьма просто, — рассказывал он позднее, — никакой музыки, ничего особенного, все очень, очень просто».

Незадолго до заката появилась невеста — в серых замшевых сапогах, лилово-сером кашемировом платье и пальто, отделанном серебристым песцом. Голову Элизабет венчал причудливо закрученный лиловый тюрбан, а в руках она держала веточку вереска. Внутри ее серой лайковой перчатки находилось золотое обручальное кольцо, приготовленное для мужа — его изготовили для нее из золотой безделушки, подаренной ею отцу незадолго до его смерти. Джон шагнул к ней, а затем заставил всех вздрогнуть, громкими криками подозвав к себе свои стада. Любопытные коровы побрели в сторону холма, и в этот момент Элизабет крепко схватила его за руку и, сжав изо всех сил, пообещала любить, уважать и слушаться его, пока их не разведет смерть, после чего Джон надел ей на палец скромное золотое колечко, которое за пятьдесят лет до этого его отец подарил его матери.

Джон запечатлел на губах жены нежный поцелуй, а затем разразился торжествующими возгласами: «Мы поженились! Мы все-таки поженились!»

«Я еще никогда не была так счастлива, — заявила Элизабет, со слезами на глазах. — Я всей душой люблю Джона. Как мне кажется, мне еще ни разу не было так хорошо, прежде я никогда так не радовалась тому, что я влюблена. Джон замечательный человек!»

В качестве свадебного подарка фермер преподнес супруге голубую силосную башню, на которой он нарисовал сердце со словами: «Джон любит Элизабет». Жена фермера подарила мужу двух коров и бычка.

ГЛАВА 25

На а протяжении многих лет Элизабет лично высказывала одобрение на каждое своефото, за исключением снимков, сделанных папарацци. Безжалостно работая ножницами, она кромсала не понравившиеся ей снимки и возвращала клочки фотографам. Она никогда не подписывала автографы.

«Большинство актрис не любят своих фотографий, сделанных во время съемок, потому что именно на этих снимках, как на ладони, видны все их недостатки. У Лиз был двойной подбородок, у Мэрилин Монро - тройной. Бетт Дэвис - одна из тех немногих, кто спокойно воспринимал собственное лицо. Она ничего не боится», — рассказывал фотограф Ларри Шиллер.