Элизабет Тейлор

«Что ж, должен признаться, что я сам об этом не раз задумывался. Но мне кажется, что мое собственное общение с Элизабет — а она, надо сказать, была предельно откровенна со мной, что касается всей ее жизни, и особенно самых ранних лет, которые постоянно подвергаются критике, — все это дает мне основания полагать, что на протяжении более шестнадцати лет она приложила немало усилий, чтобы уберечь свой брак с Ричардом от развала.

По всей видимости, Джон Уорнер имел весьма туманное представление об истории браков Элизабет. Она вышла замуж за Ричарда Бертона в 1964 году и развелась с ним в июне 1974 года. Затем вторично вышла за него в октябре 1975 года и развелась в июне 1976, то есть в целом пробыла замужем за ним десять лет и девять месяцев.

Как мне кажется, они оба чувствовали, что это просто не может дальше продолжаться, и все развалилось само собой, это тот период, о котором я веду речь. Если бы она, скажем, успела шесть или семь раз побывать замужем, причем каждый раз не более двух-трех лет — вплоть до настоящего времени, — что ж, признаюсь, это наверняка испугало бы меня».

Уорнер заявил другим репортерам, что, кроме предыдущих браков и разводов Элизабет, ее политические взгляды также играли важную роль.

«Черт возьми, — сказал он. — Будь у нее такие идеи, как у Джейн Фонды, я бы не стал тратить на нее ни секунды моего времени».

Судя по всему, Уорнер не знал, что Элизабет искренне восхищалась мисс Фондой и даже передала ей три тысячи долларов в поддержку членов организации «Черные пантеры», угодивших за решетку без суда и следствия.

Будучи крайне консервативным республиканцем, Джон Уорнер начал работать на Ричарда Никсона еще во время кампании 1960 года. Элизабет Тейлор сказала, что в тот год она проголосовала за Джона Кеннеди. В 1968 году Уорнер возглавлял движение в поддержку Никсона и Агню, дело, на которое он пожертвовал 100 тысяч долларов. Он также являлся сторонником войны во Вьетнаме.

Элизабет в свое время поддерживала антивоенную кампанию сенатора Роберта Кеннеди. В 1972 году Уорнер, как секретарь по делам Флота, прилагал немалые усилия в поддержку перевыборов президента Никсона на второй срок. Элизабет, как подданная Великобритании, не имела права больше голосовать в Соединенных Штатах. Однако когда Сэмми Дэвис-младший, которого она называла «моим лучшим еврейским другом», выдвинул кандидатуру Никсона, вызывавшего у нее стойкое отвращение, возмущению ее не было предела. В 1976 году, надеясь получить сенаторское кресло от Вирджинии, Уорнер развернул по всему штату кампанию в поддержку кандидата в президенты Джеральда Форда. Элизабет же была сторонницей Джимми Картера.

Очевидно, в том, что касается политических взглядов, между ней и Уорнером было больше различий, нежели сходства, в том числе, что касается поддерживаемых ими партий.

«Я не сторонница республиканцев», — как-то заявила Элизабет.

«О, господи, разумеется, ты тоже республиканка», — возражал Уорнер.

«Я стану республиканкой только в том случае, если вы поддержите «Поправку о равных правах», — настаивала Элизабет. В этот момент Уорнер выбежал из комнаты, словно ему стало плохо. Элизабет, до которой дошло, что же такое она сказала, попыталась сгладить ситуацию.

«Разумеется, я считаю себя республиканкой, — поправилась она. — Мне всего лишь хотелось его поддразнить. Если вы напечатаете то, что я сказала, я вляпаюсь в хорошенькое дерьмо».

Джон Уорнер утверждал, что политические лидеры предостерегали его от женитьбы на Элизабет. «Известное число так называемых политиков пытались поговорить со мной, когда узнали, что у меня роман с Элизабет. «Можешь позабыть о политической карьере», — предупреждали они. И поскольку меня пытались поставить перед выбором, я предпочел все-таки Элизабет. Я был готов забыть о политической карьере».

Уорнер уверяет, что эти «так называемые политики» убеждали его, что Элизабет уничтожила его как политического деятеля «главным образом, из-за своих многочисленных браков». А еще потому, что в Вирджинии религиозные традиции почитаются слишком строго. Это штат южных баптистов и прихожан епископальной церкви.

Некоторые люди не согласны с Джоном Уорнером, добавляя, что этим своим якобы благородным заявлением он лишь пытался набрать себе дополнительные очки. Они утверждают, что Уорнеру было отлично известно, что женитьба на Элизабет мгновенно даст ему основополагающее преимущество в политике — имя.

«Мало кому известно, кто он такой. Ну разве что кое-кто знает, что это бывший зять Поля Мелона, — заметил один политический деятель из Вирджинии. — Имея же рядом с собой Элизабет Тейлор, он уже мог не волноваться, что люди его не узнают или забудут. Он знал, что они будут валить толпами и терпеливо выслушивать все, что он им скажет, лишь бы только хоть краешком глаза взглянуть на нее».

Бывший губернатор Вирджинии Линвуд Холтон разделял это мнение.

«Прошлое Элизабет Тейлор вряд ли существенно скажется на политических планах Джона, — заметил он. — Она поможет ему привлечь к себе внимание и ничуть не повредит его кампании. Единственное, что от него требуется — это преодолеть вероятно создавшееся и, разумеется, неверное мнение о нем как о плейбое. А еще ему придется расстаться с легкомысленной прической».

Уорнер поделился с Элизабет своими честолюбивыми планами, объяснив, какая жизнь ожидает ее в качестве супруги политического деятеля — беспрестанные политические кампании, обмен рукопожатиями, улыбки, поцелуи — и все ради того, чтобы в июле 1978 года получить на съезде республиканской партии кандидатский мандат, ради этого Уорнер был готов выставлять себя как простого сельского фермера. Элизабет же придется стать фермерской женушкой.

«Уверяю вас, я старомоден, я приверженец старых традиций и именно такую жизнь намерен вести и далее, — заявил он репортерам. — Элизабет понимает это, причем отлично понимает, я несколько раз брал ее с собой на ферму, неизменно подчеркивая, что именно так оно и будет».

Поскольку Элизабет отчаянно стремилась к браку и стабильности, она пообещала Уорнеру приспособиться к его образу жизни.

«Если Джону необходимо участвовать в избирательной кампании, я всегда буду рядом с ним и не отойду от него ни на шаг, — сказала она. — Я влюблена в Вашингтон и Вирджинию. И меня не пугает политика. По-моему, в этом есть нечто увлекательное».

«Время дорогих драгоценностей и всевозможных побрякушек закончено, — предостерег ее Уорнер. — Это не по моей части».

Элизабет поспешила заверить его, что ее исполинские бриллианты для нее ровным счетом ничего не значат, по сравнению с тем спокойствием и умиротворенностью, которые она ощущает, находясь вместе с ним на ферме.

«Это чем-то напоминает мне мои детские годы в Англии, — заявила она и принялась мечтательно рассказывать «о коровах на фоне луны». — Я чувствую здесь себя как дома. Я уже давно не испытывала ничего подобного. Как мне кажется, я, наконец, обрела покой».

Влюбленные решили, что следующие шесть месяцев после свадьбы, по образному выражению Уорнера, станут для них проверкой на прочность, необходимой для того, чтобы убедиться, как жители Вирджинии реагируют на их политический союз. Если все пойдет гладко, Уорнер объявит о своем намерении баллотироваться в Сенат. Если же нет, то все равно объявит. Уорнер и Элизабет согласились подписать особые добрачные контракты, с тем, чтобы гарантировать — каждый своим детям — их личные капиталы и не допустить смешения собственности.

«У меня нет никаких видов на ее наследство, а у нее — на мое», — заявил Уорнер. Тем не менее, Элизабет, с ее романтической склонностью к теме смерти, настояла на том, чтобы в их завещаниях было записано, что они будут похоронены рядом. Не способная жить без мужа, Элизабет не могла обойтись без него и на том свете.

«Наконец я обрела корни, и они крепко сидят в почве, — заявила она. — Мы выбрали себе место для погребения. По-моему, это просто очаровательно. Нас похоронят рядом друг с другом».