Ельцин

Проект конституции, состоявшей из 137 статей, был опубликован в центральных и местных газетах и размещен в общественных местах. Ельцин предложил народу выбрать одно из двух: либо поддержать его и его конституцию, либо погибнуть. Он обещал россиянам одновременно и демократию, и персонифицированную власть, учитывающую потребности реформ, российские традиции и, как он самоуверенно провозгласил в «Известиях», свойственные российскому обществу ограничения:

12 декабря проект конституции был одобрен 58 % избирателей. В октябре один делегат Конституционного совещания предсказывал, что граждане «будут голосовать за Президента или против, вот и все» [1028]. И действительно, так и произошло. Текст конституции прочли меньше половины проголосовавших за. Граждане голосовали не столько за положения конституции в узком смысле, сколько за Ельцина, его рыночную экономику, ориентируясь на свое приятие или неприятие советского режима [1029]. Конституция вступила в силу 25 декабря, ровно через два года после крушения Советского Союза.

Таким образом, Ельцин заложил юридический краеугольный камень, а государственный кризис в своей чрезвычайной форме пусть несовершенно и неэлегантно, но был разрешен [1030]. Западные специалисты, сравнивая Россию с другими посткоммунистическими странами, сходятся в том, что конституция 1993 года была «суперпрезидентской». Геннадий Зюганов, руководитель возродившейся коммунистической партии, любил говорить, что она наделила президента властью большей, чем у русских царей, египетских фараонов и арабских шейхов вместе взятых. Корреспондент пропрезидентской газеты «Известия» в ноябре 1993 года спросил Ельцина о том, не требует ли он «почти императорской» власти. Императору, ответил Ельцин, не было бы нужды в конституции, а тирану вроде Сталина вполне хватило бы чисто декоративной. Он же, Ельцин, может действовать только в рамках закона, его пребывание у власти ограничено двумя сроками (второй срок должен был длиться четыре года, на год меньше первого), а парламент сохранил право отменять президентское вето и выносить президенту импичмент [1031].

Однако в то же время нельзя было не признать, что Ельцин в основном получил то, на что рассчитывал. Из министров правительства Госдума должна была утверждать только премьера. Как глава государства, президент становился гарантом конституционного порядка, задавал «основные направления» внутренней и внешней политики и получал право при определенных условиях распускать Думу [1032]. Преодолеть президентское вето можно было только двумя третями голосов в обеих палатах парламента, а президент имел право накладывать вето, не объясняя причин [1033]. Ключевой для Ельцина была статья 90 об обязательности исполнения указов и распоряжений президента. Из окончательного варианта он вычеркнул слова о том, что указы и распоряжения президента могут быть только «во исполнение полномочий, возложенных на него Конституцией Российской Федерации и федеральными законами» [1034]. Принятие конституции эхом отразилось в государственных символах и регалиях: Кремлевский полк и Кремлевский оркестр, существовавшие с 1930-х годов и организованные по распоряжению Сталина, были переименованы в Президентские; были созданы президентские знак и штандарт; Ельцин получил две президентские яхты; для Кремля был заказан новый фарфор (советский герб на нем был заменен изображением двуглавого орла), а Владимир Шевченко, руководитель службы протокола и один из немногих сотрудников, кто сохранил свои должности еще со времен Горбачева, разработал высокопарный государственный протокол [1035].

Парламентские выборы 1993 года не соответствовали надеждам президента, если бы даже не отклонили его с взятого им курса. 18 октября военное положение в столице и большинство ограничений на политическую деятельность были отменены. Хотя для трех экстремистских партий и 21 человека запрет сохранялся, зюгановская КПРФ была восстановлена и зарегистрирована. Половина мест в Госдуме распределялась по национальным спискам, а половина — по территориальным округам. Ельцин с уверенностью заявил, что возможность выбора избирателям представляется беспрецедентная, и у него были на то основания. «Спектр политических позиций участников [избирательной кампании] необычайно широк, — сказал он Совету министров 2 ноября. — Такого не было, пожалуй, со времен выборов в Учредительное собрание в 1917 году», пока этот демократический институт не был разогнан Лениным и большевиками [1036]. Все предсказывали победу движения «Выбор России», проельцинской организации, возглавляемой Егором Гайдаром; в нее входили также Анатолий Чубайс и Сергей Филатов, сменивший Юрия Петрова на посту руководителя Администрации Президента. По прогнозам, эта партия должна была набрать 50 % или даже 65 % голосов избирателей. Однако «партия власти», как ее называли, никогда не получала четких подтверждений поддержки Ельцина и не препятствовала другим политикам-реформаторам, в том числе и членам кабинета министров, включиться в борьбу под другими знаменами. Премьер-министр Черномырдин предупредил своих министров, что избирательную кампанию можно вести только «вне рабочих часов» [1037]. 12 декабря «Выбор России» неожиданно занял второе место, получив всего 16 % голосов по партийным спискам и 65 мест в Думе из 450. Многие из тех, кто положительно относился к реформам, проголосовали за более мелкие партии, возглавляемые Григорием Явлинским, Сергеем Шахраем и Анатолием Собчаком. Голосование по спискам выиграла партия, обманчиво названная либерально-демократической; возглавлял ее феерический Владимир Жириновский, проповедовавший шовинизм и протест. ЛДПР получила 23 % голосов и 64 депутатских места. Третье место заняла неокоммунистическая КПРФ — 12 % голосов и 41 место в парламенте. В Думу вошли и пять малых партий. Спикером Госдумы первого созыва в январе был избран Иван Рыбкин, представитель Аграрной партии — умеренно левого ответвления КПРФ.

Конституция не создала для Ельцина диктаторского «трона из штыков», который, как он сказал в 1991 году, замышляли построить участники ГКЧП. 3 октября 1993 года Генеральным прокурором России был назначен Алексей Казанник, юрист из Сибири, который в 1989 году уступил Ельцину свое место в Верховном Совете СССР; президент обещал ему возможность вести расследования с «максимумом законности» и «максимумом гуманизма» [1038]. Затем Ельцин потребовал от нового прокурора обвинить часть арестованных в убийствах и сопричастности к другим преступлениям, но Казанник отказался, поскольку доказательств умысла на убийство не было и действия обвиняемых можно было квалифицировать только как «организацию массовых беспорядков». Казанник также передал Ельцину, что рассматривает возможность привлечь к уголовной ответственности представителей исполнительной власти за то, что они не проявили добросовестности в попытках провести переговоры с оппозицией. Впоследствии он говорил, что мог предъявить обвинения министру обороны Грачеву и министру внутренних дел Виктору Ерину [1039]. Одним из первых постановлений, принятых в Думе 23 февраля 1994 года подавляющим большинством голосов (252 голоса против 67), стал акт об амнистии для Руцкого, Хасбулатова и руководителей Верховного Совета, а также их сторонников, общим числом 16 человек. Ельцин, который был категорически не согласен с решением, приказал Казаннику не подчиняться парламентариям. Казанник, сочтя решение Госдумы неверным, но конституционным (в соответствии со статьей 103), сообщил Ельцину, что исполнит это решение и подаст в отставку. «Этого вы не посмеете сделать!» — рявкнул Ельцин [1040]. Но Казанник посмел. 26 февраля арестованные были освобождены, а Генеральный прокурор ушел в отставку. Ельцин, стиснув зубы, решил не давать этому делу ход.