Собрание сочинений в 8 томах. Том 2. Воспоминания о деле Веры Засулич

Кроме Лопатина, одним из деятельных организаторов демонстрации у Владимирской церкви, как видно из агентурных сведений, был дворянин Сергей Голоушев, только что освобожденный от суда по общему делу о пропаганде. Ввиду крайней политической неблагонадежности Лопатина и Голоушева и прежних сведений о постоянном участии их в революционных происках, они были высланы административным порядком в Архангельскую губернию под надзор полиции.

Мнение прокурора

Из всего вышеизложенного прокурор выводит заключение, что 31 марта 1878 г. на углу Фурштадтской и Воскресенского проспекта произведены были дворянином Сидорацким, находившимся в толпе, два выстрела из револьвера, направленные один в жандарма Микулина, а другой в то же лицо или в кого-нибудь из полицейских, стоявших около кареты Веры Засулич. Деяние это подлежало бы преследованию в общем уголовном порядке, если бы Сидорацкий в то же время не лишил себя жизни, почему на точном основании закона возбужденное по этому делу следствие подлежит прекращению в установленном порядке.

Обращаясь за сим к рассмотрению произведенного по тому же делу дознания, нельзя не признать, что, несмотря на все принятые меры, не только не подтверждается предположение о том, что выстрелы были произведены сообща с Сидорацким и другими лицами, но, напротив того, доказано несомненными данными, что Сидорацкий стрелял один, по собственному и, вероятно, внезапному побуждению, что выстрелов всего было три и что все они последовали из одного и того же револьвера, принадлежащего покойному Сидорацкому. Посему и признано было справедливым немедленно освободить из-под стражи и от привлечения к дознанию купеческого сына Иннокентия Пьянкова, арестование которого было только плодом ошибки, которую легко объяснить обстановкою, при которой происходило все дело. Свидетель Беликов, задержавший Пьянкова, выяснил, что заподозрил Пьянкова в стрелянии только потому, что последний после одновременных двух выстрелов бросился бежать. Но впоследствии выяснилось, что выстрелы вызвали бегство всей толпы, спуганной подобною неожиданностью. Показание это, сопоставленное с непреложными данными экспертиз врачей и оружейников, не дают никакого права не только обвинять, но даже заподозривать Пьянкова в соучастии в преступлении, совершенном Сидорацким.

Что касается характера всего происшествия 31 марта, то нет также никаких данных утверждать, чтобы овации, сделанные Засулич, носили на себе признаки какого-либо государственного преступления. Нельзя не принять при этом во внимание той обстановки на суде, которая дана была делу о покушении на жизнь генерал-адъютанта Трепова, и того мотива, которым руководствовалась Засулич во время совершения преступления. Сочувствие к Засулич, выраженное молодежью, в числе которой находилось много свидетелей происшествия в доме предварительного заключения 13 июля 1877 г., объясняется совершенно естественно и по характеру своему ничем не отличается от встречи, сделанной присяжному поверенному Александрову, защитнику подсудимой. Кроме того, логическая последовательность фактов не дает права предполагать в происшествии 31 марта какого-либо политического характера, так как процесс Засулич был веден общим порядком судопроизводства, как простое убийство, и, следовательно, не существовало даже мотива для собравшейся толпы совершать по этому поводу демонстрацию политического характера. Наглядным подтверждением только что сказанного может послужить поведение избранной публики (допущенной по билетам) в зале заседания: она не только рукоплескала приговору присяжных, но даже два раза встречала тем же речь защитника. Не признавая никакого политического характера в беспорядках, произведенных в зале суда, нельзя отнестись иначе и к уличному беспорядку, произведенному молодежью, не попавшею в заседание. Разница между тем и другим беспорядками заключается только в том, что один был произведен в зале суда, во время самого хода процесса и был прерван распоряжением председателя, а другой — на улице и прекращен вмешательством полиции. Что касается выстрелов, то достаточно выяснено по делу, что они являются в беспорядке 31 марта эпизодом случайным, проявлением воли одного лица, которое, по всем вероятиям, действовало даже не вполне нормально, и, следовательно, вся эта часть происшествия не может быть отнесена на счет всей толпы молодежи, не позволявшей себе, по удостоверению чинов полиции, никаких поступков, которые нарушали бы благочиние, уважение к властям и порядок. Если бы не последовало выстрелов, то несомненно, что толпа разошлась бы так же спокойно, как разошлась из церкви Владимирской Божией матери, где молодежь 5 апреля служила панихиду по Григории Сидорацком. Фактическим подтверждением высказанному положению служит то, что полковник Дворжицкий один руководил процессиею со Шпалерной до Фурштадтской улицы, что 20 жандармов при офицере отправлялись в стороне от толпы в казармы и что только после произведенных выстрелов потребованы были конные жандармы, содействие которых оказалось излишним, так как толпа разошлась сама.

Наконец, последний вопрос, подлежащий рассмотрению, заключается в том, составляет ли вообще шествие 31 марта, руководимое полициею, проступок против тишины и порядка, предусмотренный Уставом о наказаниях, налагаемых мировыми судьями.

Для правильного разрешения этого вопроса необходимо было обратиться к постановлениям XV тома Свода законов, изд. 1876 года. В Уставе о пресечении и предупреждении преступлений существует целый ряд статей, определяющих деятельность полиции, ее права и обязанности по охранению общественного порядка. По самому названию своему Устав этот указывает на необходимость предупреждать всякого рода сходбища, собрания, общей тишине и спокойствию противные. Полиция пресекает в самом начале всякую новизну, законам противную, и наблюдает, чтобы благочиние, добронравие, порядок и все предписанное законом для общей и частной пользы было исполняемо и сохраняемо, а в случае нарушения приводит всякого, несмотря на лицо, к исполнению предписанного законом.

Таким образом, нет сомнения, что всякое сходбище, противное общественному порядку, должно быть полициею в самом начале рассеяно, в крайности даже военною силою (ст.ст. 123 и 134), в противном случае нужно признать, что собрание не незаконно и разрешено полициею.

Применяя эти соображения к данному случаю, нужно признать, что исправляющий должность градоначальника, к которому полицеймейстер посылал два раза за приказаниями по поводу собиравшейся толпы и давший ответ: «Если стоят смирно, то оставить в покое», так сказать, разрешил ей оставаться на месте. Очевидно, что исправляющий должность градоначальника не мог ввиду два раза повторенных представлений местной полиции не сознавать важности дела, цели сборища и возможных его последствий. Аналогичным с этим разрешением является позволение, данное молодежи, отслужить панихиду по Сидорацкому 5 апреля. Таким образом, допустив сборище около суда, сопровождая процессию и руководя ею, полиция, так сказать, узаконила все происшедшее и нет оснований даже предполагать, что если бы не последовало выстрелов, то полиция сочла бы себя вправе возбудить против собиравшихся с ее ведома лиц преследование у мирового судьи. Фактическими примерами для подобного вывода служат похороны в 1876 году, в марте, студента Чернышева, умершего во время содержания под стражею, и панихида по Григории Сидорацком 5 апреля 1878 г.

По всем этим основаниям прокурор полагает настоящее дело во всех его частях прекратить.

Заключение

Мнение прокурора о прекращении настоящего дела за смертию Сидорацкого — единственного лица, которое могло бы подлежать уголовному преследованию, нельзя не признать правильным. Но затем предположение прокурора, будто бы овация, устроенная молодежью Засулич, и беспорядочные проводы ее по улице не имели ни малейшего оттенка политической демонстрации, нельзя признать вполне основательной. Напротив, состав толпы, собравшейся 31 марта у здания окружного суда и состоявшей преимущественно из студентов и студенток, то есть такой среды, в которой антиправительственная агитация находит наибольшее сочувствие, ясно указывал, что молодежь ожидала вердикта присяжных о Засулич не из простого любопытства только, но руководствовалась при этом желанием шумною демонстрациею доказать, что поступок обвинявшейся девушки одобряется ее единомышленниками. Кроме того, поведение столпившейся у дверей суда молодежи обратило на себя внимание местной полиции настолько, что она сочла нужным донести об этом исправляющему должность градоначальника. Далее, провожавшие карету Засулич молодые люди нисколько не желали ограничиться простым сопутствием ей до ее квартиры, так как первоначально толпа, окружавшая карету Засулич, намеревалась направиться по Невскому проспекту к Адмиралтейству, и только общими усилиями полиции и жандармов удалось отклонить шествие от этого направления. Наконец, нельзя не заметить, что заключение прокурора о том, что толпа разошлась бы мирно по домам, если бы Сидорацкий не произвел выстрелов, является проблемою, на которую отвечать в том или другом смысле весьма затруднительно.